О высоцком высказывания евтушенко
Обновлено: 25.06.2024
Волков: Самым знаменитым актером Театра на Таганке, конечно, был Владимир Высоцкий. Как вы с ним познакомились?
Евтушенко: Я впервые его увидел в «Десяти днях, которые потрясли мир», потом в замечательном спектакле «Антимиры» по Вознесенскому, очень хорошо сделанном. Ребята показали, что они умеют лихо читать стихи! Но что меня потрясло в Высоцком… Слава богу, кто-то дал ему послушать запись Есенина, единственную сохранившуюся, – монолог Хлопуши из есенинского «Пугачева».
Волков: Это Есенин потрясающе читает!
Евтушенко: «Проведите, проведите меня к нему. / Я хочу видеть этого человека…» А сделал сцену удивительный художник Юра Васильев, большой мой друг. Васильев сделал сцену покатой, в цепях, впивающихся в тело. Володя был гениален просто в этой роли. Он и в Гамлете был хорош, по-своему, но сильнее всего в «Пугачеве», конечно, в роли Хлопуши. Он даже читал, я бы сказал, почти лучше, чем Есенин. Я когда впервые услышал есенинскую запись – я даже не поверил. Мне казалось, Есенин как-то выпевал…
Волков: Как поэт, а не как беглый каторжник…
Евтушенко: Да, а у Высоцкого было совсем другое. Мне казалось, так ранний Маяковский должен был читать.
А знаете, когда я делал передачу для телевидения… У меня же было сто восемь, по-моему, передач «Поэт в России больше, чем поэт». И когда я записывал этот отрывок из «Пугачева», я стоял на краю обрыва, я выбрал обрыв для фона. И вдруг, когда я читал «Проведите, проведите меня к нему. / Я хочу видеть этого человека» – глинистый обрыв пополз вниз… Меня еле успели схватить.
И там же еще одна вещь меня совершенно потрясла. Я написал об этом стихи, соединив впоследствии с тем, что произошло с подлодкой «Курск». Оказывается, по местному обычаю пуповину новорожденного зарывали в подполье. Чтобы она всегда тянула домой. И в подполье под домом Есенина, где он родился, есенинская пуповина зарыта до сих пор.
Но в «Гамлете» у Володи много чего было. «Гул затих. Я вышел на подмостки. / Прислонясь к дверному косяку, / Я ловлю в неясном отголоске…» Потрясающе, как это было найдено, соединено со стихами из «Живаго» и трагедией Шекспира в переводе Пастернака.
Волков: Расскажите про самого Высоцкого.
Евтушенко: Меня некоторые его поклонники не понимали. Я говорил про него и про Шукшина примерно одни и те же вещи. Я не считал и не считаю Высоцкого за такого огромного русского поэта. Я не считаю Высоцкого великим композитором, великим певцом и даже великим актером. Но я считаю его всем вместе – огромным явлением! Русским явлением, советским явлением, между прочим. Такой человек мог родиться только в Советском Союзе. И так же с Шукшиным. Я не думаю, что он великий прозаик, что он великий актер – отдельно. Всё это неразрывно! Образ, личность, понимаете? И это вовсе не в обиду сказано Высоцкому. И Окуджава тоже попадает сюда. У Окуджавы есть одно качество, про которое я не могу вам, как специалисту по Шостаковичу, не сказать: Дмитрий Дмитриевич говорил мне, что Окуджава по-своему гениален музыкально. «Евгений Саныч, я не обладаю этим, – сказал он. – Я не могу предсказать заранее, какая моя песня или какая моя мелодия запомнится, а Окуджава невероятным обладает чутьем. У него всё запоминается. Всё легко запеть, спеть».
Волков: Профессиональная оценка.
Евтушенко: Я Володю всегда любил, и слава богу, что мы сидели и спорили, и он очень хорошо обо мне отзывался. Вот в дневниках Шемякина сказано: «Был у меня Володя вчера, он сказал, что Женя – это наш Пушкин». Я, конечно, не заслуживаю такого, но я был тронут.
Волков: Давайте о Высоцком и Влади… Ведь вы, кажется, их познакомили?
Евтушенко: Я, как и все люди моего поколения, просто обожал фильм «Колдунья».
Волков: Даже прическа называлась «колдунья», и все называлось «колдунья».
Евтушенко: Когда Марина приехала[115], где-то я ее встретил. Она сказала: «Я очень хотела с вами познакомиться. Как можно приехать в Россию и не попытаться увидеть Евтушенко!» И мы с ней провели дня два-три, я бы сказал так.
Волков: Вы за ней ухаживали?
Евтушенко: Ну как вам сказать…
Евтушенко: Ну, у меня не было с ней такого романа. Она нравилась мне как женщина, короче говоря.
Волков: В нее вся страна была влюблена. Девушка в белом платье, бегущая через лес, – это был символ сексуальности.
Евтушенко: Она училась читать по-русски по вывескам, и что очень ее смешило – это слово «КПСС»: «О, это так плохо звучит! Сразу СС вспоминается».
Волков: Ухо актрисы.
Евтушенко: Да. И еще ее насмешил один лозунг: на площади Маяковского такой тоннель был, и, когда в него въезжаешь, рядом лозунг «Коммунизм неизбежен! Ленин». Марина так хохотала! «Это же, – говорит, – просто смешно!»
Волков: Темный тоннель…
Евтушенко: Как-то мы были в Серебряном Бору. Была очень хорошая погода, мы лежали на пляже, и она рассказывала про свою жизнь во Франции и как ей иногда тяжело приходится. «Все-таки женщине, даже такой женщине, как я, нужно мужское плечо. И хочется, чтобы это был русский человек наконец», – она мне сказала. Довольно так тактично сказала. Ну, может быть, со вздохом. И я ей сказал: «А знаешь, Марина, есть один человек – очень талантливый, – мне кажется, он тебе должен понравиться. И, кстати, он никогда не был за границей, его не выпускают. Даже театр его ездил, а его не выпустили. Это Владимир Высоцкий. Театр на Таганке. Ты не слышала о нем?» – «Нет, – говорит, – первый раз слышу. Но я должна пойти на днях туда, в театр, они меня пригласили». Я говорю: «Ты бы очень ему помогла, а он бы тебе помог. Мне кажется, вы бы подошли друг другу: у тебя есть такая авантюрная жилка и у него тоже очень сильная авантюрная жилка. А ты бы ему открыла мир, для поэта это очень важно! У него, правда, сложная жизнь – всяких женщин много, трудно в этом разобраться… Но он очень хороший парень, очень талантливый». И тогда она с ним познакомилась. Они стали сближаться как-то сразу. И я был очень этому рад.
Они еще не поженились, когда Марина вызвала детей своих из Франции в Москву. Она хотела отдать их в пионерский лагерь, что меня очень удивило.
Волков: Она же была членом французской компартии? Человеком левых убеждений?
Евтушенко: Никогда мы о политике с ней не говорили – вот кроме насмешливого ее выражения о КПСС. Но во Франции модно быть левой.
И вдруг ее звонок ночью. А она мне до этого говорила, что детей отправила в пионерлагерь под Красногорск. И тут говорит: «Мне позвонила сейчас директриса лагеря, что-то с детьми случилось». А уже ночь, часов одиннадцать-двенадцать. Я немедленно заехал за ней в гостиницу, и мы поехали в Красногорск. И там директриса устроила нам такой скандал! «Слава богу, что приехали, забирайте ваших детей! Они такие избалованные!» А история произошла такая. Наши пионеры захотели погордиться, показать французам что-нибудь интересное. Нашли лягушку, вставили ей велосипедный насос, начали ее надувать. Ну и неприятная вещь случилась: лягушку разорвало, и ее ошметки прилипли к лицу одного из детей Марины. Другой мальчик ничего, даже смеялся. А вот тот, к которому прилипли ошметки, стал кричать: «Увезите! Маму! Я хочу в Париж!» Эта директриса была в подусниках какая-то такая. Дискутировать с ней нельзя было, потому что она ничего бы не поняла: «У нас передовой пионерлагерь, и таких случаев у нас никогда не было». Так что я забрал Марину и детей и отвез их в гостиницу.
Волков: Помогли французской коммунистке устоять в столкновении с советской системой…
Евтушенко: А мальчик бился просто, плакал все время. Я у них долго сидел, мы его как-то отпаивали, приводили в чувство. Тогда Володю у Марины я не видел еще, потом только услышал об их романе. Володя со мной советовался: «Мы решили с Мариной пожениться. Но понимаешь… Она сказала, что у нее есть деньги на квартиру, и она купит, но это мне как-то неудобно. Жень, может, тебе придет в голову какая-нибудь идея, как подзаработать…» Я тогда вспомнил про Туманова и говорю: «Есть человек, который тебя обожает, – Вадим Туманов, золотоискатель». И позвонил Вадику.
Волков: А, так и с Тумановым тоже вы познакомили Высоцкого? ИТуманов ведь в итоге стал одним из близких друзей Высоцкого?
Евтушенко: Нет, познакомились они раньше, Высоцкий с ним где-то поздоровкался. Поздоровкался, но не запомнил его фамилии. Туманов просто был еще один поклонник. А после моего звонка Вадик пригласил его на Север. Сколько Высоцкий там провел, я не знаю, дней десять, что ли, а то и меньше. Но у Туманова были вертолеты, Высоцкого возили от костра к костру. И золотодобытчики накидали ему на квартиру. Тогда еще не было таких страшных цен. И Марина с Володей купили эту квартирку на Малой Грузинской. Я там был один раз только, когда они пришли ко мне на концерт, а после был небольшой междусобойчик, как-то не хотелось расходиться. Володя сказал: «Ты ж у нас еще не был!» – ну и поехали. Было человек десять, сидели всю ночь, Володя, как всегда, пел песни. И было чудесно. Марина чудесная хозяйка, очень гостеприимная.
Волков: А как вы узнали о смерти Высоцкого?
Евтушенко: Я был тогда в Монголии, у нас не было никакой связи практически. Мы были в пустыне Гоби, потом шли по Селенге и узнали только в Улан-Удэ, уже когда его похоронили. А потом я получил фотографию от человека, которого Володя попросил сфотографировать его с Тумановым на перроне станции Зима. Эта фотография уже пришла, как говорится, из смерти. И этот человек написал мне, что Володя тогда сказал: «Вот Женьке будет приятно». Эта фотография есть на внутренней обложке одной из книг Туманова.
А потом Уоррен Битти[116] в крокодиловом чемоданчике, который у меня сейчас на обложке новой книги «Счастья и расплаты» красуется, перевозил очередную порцию. И палестинский поэт Махмуд Дарвиш…
Волков: Просто братство народов в поддержку Евтушенко какое-то!
Прочтите ваше стихотворение о Высоцком.
Евтушенко: Оно было написано в 1981 году, когда я вернулся из монгольской поездки, где, как говорил, только в Улан-Удэ узнал с опозданием о том, что Володи не стало. Когда я вернулся, то оказался около Сочи. И вдруг увидел то, чего раньше не было. Пластинки Высоцкого всё еще были нелегальными, за редчайшим исключением – «кругозоровская» пластиночка маленькая. Остальные не продавались открыто, но из-под прилавочка их могли вытаскивать. А тут я вижу простое объявление: «В продаже Высоцкий». И почему-то это страшно резануло – как пилой просто по сердцу! И как-то сразу написалось это стихотворение. Его не хотели пропускать, сказали: «Да что вы, Евгений Александрович! Да какой он большой поэт! Да его забудут скоро!» Да… В общем, «Киоск звукозаписи»:
Читайте также: