Из болезни языка философию следует превратить высказывание витгенштейна

Обновлено: 21.11.2024

действительный член (академик), Академия философии хозяйства (Москва), председатель, Южно-Сибирское историко-родословное общество (Абакан), член Совета, Российская генеалогическая федерация, заведующий, лаборатория генеалогических исследований, ГБНИУ РХ "Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории"

655017, Россия, республика Хакасия, г. Абакан, ул. Щетинкина, 23, каб. 23

Nilogov Aleksei Sergeevich

PhD in Philosophy

Current Member (Academician), Moscow Academy of Philosophy of Economy; Chairman of South-Siberian Historical-Genealogical Society (Abakan), Member of Russian Genealogical Federation, Head of Laboratory of Genealogical Research, Khakass Scientific Research Institute of Language, Literature and History

655017, Russia, respublika Khakasiya, g. Abakan, ul. Shchetinkina, 23, kab. 23

Дата направления статьи в редакцию:

Дата публикации:


Ключевые слова: принцип онтологической относительности, индивидуальный язык, молчание, Куайн, философия антиязыка, философия языка, Витгенштейн, индивидуальная объективная реальность, солипсизмологизм, гипотеза Сепира–Уорфа

Abstract: This article examines the philosophy of language of the Austrian logician and philosopher Ludwig Wittgenstein from the perspective of the new interdisciplinary knowledge – the philosophy of anti-language. The subject of the philosophy of anti-language is the examination of foundations and limits of semiotic nomination in human language and dependence of the cognitive process from anti-language. On the example of such Wittgenstein’s notion as the individual language, the author demonstrates that its full conceptualization is possible only in the context of anti-language methodology, while within the framework of linguistic philosophy and philosophy of language of Wittgenstein himself, such notion appears to be stillborn. As an additional argumentation, the principle of ontological relativity, proposed by the American logician, mathematician, and philosopher W. Quine, is being involved. Simultaneously, the author substantiates Sapir–Whorf hypothesis of linguistic relativity, which originates from the thesis that existential/metaphysical/worldview (but usually the ordinary) picture of the human world can also justify the choice of the corresponding language (for nomination and communication). The article is first to introduce into the philosophical discourse such postulates as the postulate of ontological noncompetitiveness (non-transparency, relativity) before the language, as well as the postulate of linguistic noncompetitiveness (non-transparency, relativity) before the being, due to which the questions of narrow-linguistic philosophy can be elevated up to the level of the problems of the philosophy of language and anti-language.

Sapir–Whorf hypothesis, Linguistic relativity, Individual objective reality, Principle of ontological relativity, Individual language, Silence, W. Quine, Philosophy of anti-language, Philosophy of language, L. Wittgenstein

Творчество австрийского логика и философа Людвига Витгенштейна (1889 – 1951) определила тот лингвистический поворот в философии XX века, который продолжает развивать гуманитарное знание и в начале XXI века. Традиционно относимый к направлению логического позитивизма и развившейся на его основе лингвистической философии, Витгенштейн внёс огромный вклад и в философию (обыденного) языка. Однако проблемы, поднятые им и в «Логико-философском трактате», и в «Философских исследованиях», по нашему мнению, вышли за предметную область философии языка, обнажив то непоименованное, что мы пытаемся дисциплинарно обосновать под философией антиязыка. Перспектива методологического обоснования этого нового синергетического знания позволяет нам определить предмет философии антиязыка следующим образом: изучение оснований и пределов семиотической номинации на человеческом языке и зависимости познавательного процесса от антиязыка.

Обозначив предметное поле философии антиязыка, мы пока не берёмся устанавливать её объект, так как считаем, что сначала необходимо закрепить её в качестве нового раздела философии (или – на первом этапе – в качестве подраздела философии языка), в котором будут выявляться собственно и несобственно антиязыковые дискурсивные практики. Под первыми понимается поиск таких классов антислов, которые par excellence невыразимы в естественном человеческом языке, а под вторыми – критика существующих способов коммуникации и сигнификации посредством естественного человеческого языка. Рабочая дефиниция антиязыка такова: система (совокупность) классов антислов, которые представляют соответствующие области частично или полностью не поименованного бытия.

Забегая далеко вперёд, укажем те проблемы, которые мы планируем изучать в философии антиязыка:

1) номинацию (именование) того, что в принципе невыразимо в естественном человеческом языке (для внешних вещей-референтов);

2) номинацию (именование) того, что невыразимо в естественном языке человеческими каналами получения информации (то, что лежит по ту сторону человеческого способа существования);

3) номинацию (именование) того, что в целом пытается вырваться за ограничивающий принцип «изначального опоздания» (действие принципа «изначального опережения»), присущий всем семиотическим (различающим от «différance») системам.

Следовательно, под самим антиязыком будем понимать:

1) естественный человеческий язык в качестве языка как такового;

2) естественный человеческий язык в качестве именно человеческой разновидности языка как такового;

3) естественный человеческий язык, не пригодный для номинации вообще всего того, что подпадает под принцип «изначального опоздания».

Но мы пойдём другим путём, а именно – антиязыковым методом, проблематизирующим сферу невыразимого и непоименованного и, тем самым, расширяющим границы языка философии языка до антиязыка философии антиязыка.

Витгенштейн следующим образом обостряет лингвопсихологический аспект данной проблемы: «Человек может сам себя одобрять, давать себе задания, слушаться, осуждать, наказывать самого себя, задавать себе вопросы и отвечать на них. Значит, можно также представить себе людей лишь с монологической речью. Они сопровождали бы свои действия разговорами с самими собой. – Исследователю, наблюдавшему их и слушавшему их речи, может быть, удалось бы перевести их язык на наш. (Это позволило бы ему правильно предсказывать их поступки, ибо он слышал бы и фразы об их намерениях и решениях.)

Однако как быть со следующими справедливыми вопрошаниями Витгенштейна?

В самом деле, здесь Витгенштейн ставит проблему онтологического статуса индивидуального языка на пределе, давая нам задел для таких рабочих концептов, как «аутентичный (подлинный) индивидуальный язык» и «неаутентичный (неподлинный) индивидуальный язык». Как пробиться сквозь «неаутентичный индивидуальный язык», всё равно навязываемый обществом (собирательным Другим), к экзистенциально-понимаемому (по Хайдеггеру) «аутентичному индивидуальному языку», слова которого, в нашей антиязыковой терминологии, составляют класс солипсизмологизмов, то есть слов подлинного индивидуального языка.

Читайте также: