Фраза не знаю товарищ командир
Обновлено: 22.12.2024
Выйдя на экраны в 1974 году, фильм собрал 44,3 миллиона кинозрителей, став четвёртым в прокате и единственным в десятке самых кассовых фильмов того года, посвящённым тематике Великой Отечественной войны. Фильм, режиссура и актёрская работа были также отмечены наградами республиканских и международных кинофестивалей.
Многочисленные фразы героев картины разошлись на цитаты, став частью советского и пост-советского фольклора. Героям фильма, капитану Титаренко и механику Макарычу были установлены памятники в Киеве и Харькове соответственно
Давайте вспомним несколько цитат из бессмертного фильма
- Вот это драка была… Думал, каюк…
- Как аппарат?
- Мирово. Захожу ему в хвост. А он сзади как… елки-палки, хвостом помахал, только и видел!
- Я сбил! Я сбил, товарищ командир!
- Ай-ай-ай… что ты натворил!
- Придется родителей к директору вызывать…
- Завтра.
- Точно… - Честное слово, сбил!
- С испугу, наверное.
- Поздравляю с первой победой. Но, между прочим, Иван Федорович, сбивать самолеты противника — это не подвиг, это, так сказать, обязанность истребителя, наши будни…
- Как же вы не заметили? Мы же сегодня над моей Украиной дрались…
- А как тут заметишь? Те же поля, дороги, села…
- Э, нет! А воздух? Другой. А небо — голубее. И земля зеленее!
- Командир! Насчет зелени у нас в Сибири…
- Ну зачем, дорогой, в Сибири? Приезжай в Бакуриани! Ты там посмотришь, что такое зелень! Там в горах…
- Ты Енисей видел?
- Не видел! А ты Цкенесхали видел?
- Я «первый», я «первый», «девятый», отзовись! Я «первый», я «первый», «девятый»…
- Станция слабовата… не потянет.
- Слабовата, слабовата! Достань сильную!
- Так это в дивизии…
- Так вырви из дивизии, ты же связь, а не балалайка!
- Есть.
- Маэстро, отзовись! Маэстро! Маэстро, я «первый»! . . .
- Командир. Чудес не бывает. Уже тридцать минут прошло, как у него кончилось горючее… Может, займемся пополнением? Ребят надо распределить по эскадрильям…
- Живых к живым… всегда распределить успеем…
- Ветер завтра будет.
- Наверно.
- Сорок семь минут.
- Мне нужно штуцер поменять в движке. А кладовщик не дает. Пожалуйста, прикажите ему.
- Макарыч! Принимай аппарат! Во! Махнул не глядя! О, можешь за хвост подержаться! Дракон уже не кусается.
- Товарищ командир, при выполнении боевого задания был сбит, через линию фронта не дотянул, плюхнулся. Выручила пехота — как раз атаковали… На аэродроме «подскока» ребята «мессер» подарили. Новенький… Здорово, батя!
- Здорово, черт везучий!
- Ох уж эта мне самодеятельность, личный состав должен отдыхать. - Кто сказал, что надо бросить песни на войне? - После боя сердце просит музыки вдвойне! - От винта!
- А что это вы там напевали? Ти-да-ри-да-рам?
- «Смуглянку», товарищ командир.
- А ну напойте. Слова знаете. Да не робей, «Смуглянка», ты же истребитель.
- Какое училище?
- Оренбургское… Ускоренный выпуск.
- Ясно… Взлет-посадка… На чем играете? . . .
- Арфа. Но музыку не терплю с детства. Тем более — война.
- Война — это все преходяще. А музыка вечна!
- То же самое говорил мой папа. Между прочим, выдающийся профессор-палеоботаник.
- Из вундеркиндов, значит.
- А я, между прочим, не в филармонию пришел наниматься, а драться.
- Завтра, от силы послезавтра, война кончится. Как только узнают о нашем пополнении, разбежится «Люфтваффе» кто куда. Орлы!
- Волки!
- Лейтенант, возле самолета не курите!
- А я не затягиваюсь.
- Нет, ребята, все равно отойдите.
- Что, не нравлюсь? Что вы на меня так смотрите?
- Ты у меня пятый.
- Вылет через 12 минут. Пацанов не брать. В бой идут одни «старики».
- Почему вышел из боя? Опять заклинило?
- Заклинило… Подавай в трибунал, командир.
- Алешка! Пушка-то в порядке. Ты выстрелял все до железки.
- Ну, ладно, ладно, Макарыч.
- Что, пощипали? - Хуже.
- Сведения не проверены. Так что лети, ходи по крышам, заглядывай в стволы зениток, а танки обнаружь.
- А вы знаете, давайте я на трофее слетаю.
- На «мессере»?
- Свои же могут хлопнуть.
- Та-а. Там я зато пройду, как у себя дома.
- Я на задание. Этих под твою ответственность. Гоняй до седьмого пота.
- Я?
- Именно ты… «Не знаю, товарищ командир», «не знаю, товарищ командир».
- Кузнечиков ловит.
- От полетов отстранить. Ста грамм не давать. Назначить дежурным. Вечным дежурным по аэродрому… Куз-не-чик.
- Пардон, извините, это дело мужчин. Иван, работай. Где здесь продеваются нитки?
- Какие нитки?
- Ну, это ведь летающая швейная машинка?
- Толкай. Посмотрел бы ты, как нас сегодня «мессеры» гоняли.
- Ах, вы еще и летаете?
- Здрасьте, мальчики.
- Здрасьте, девочки.
- Так что сказал Шекспир?
- У-у-а-а…
- М-да.
- И не в восемнадцатом, а-а… в девятнадцатом?
- В девятнадцатом.
- В девятнадцатом сонете Шекспир сказал… гуляй, Вася!
- Хм.
- Потопали.
- Э-э, ораторы! Ну и дисциплинка. Куда же вы без разрешения старшего?
- Ну, как хозяева принимали? Сиди, сиди.
- Да нормально. Но наг-ле-цы!
- А все ты мне, милый друг, доложил?
- Все… Табак хороший…
- Хороший… А дальше?
- Хм… Да ты представляешь, как в оперетте: танки, а вот этот, на белом коне, мне вот так ручкой…
- Ну и ты…
- Ну и я разочек махнул! Слушай, ну надо же было наказать! Это же не сорок первый.
- Тебе было приказано не раскрывать себя.
- Да хрен с ним. А чего ж он, гад, на белом коне еще так…
- Я тебе эту белую лошадь еще вспомню.
- Разрешите идти?
- У второй-поющей другой профиль. Мы считаем, что песня, как география… Вот Зоечка из Сибири. Край суровый, могучий, и песни такие же… Ревела буря, гром гре-ме-ел! Вано — Грузия! Горы, и ритм такой — кавказский. А я из Таврии — Юг Украины. Степь, ровная, как стол. Колысь тут чумакы по силь ходылы, на Чумацькый шлях поглядаючы. Млечный путь — по-русски. И песни такие же бесконечные, как степь… «Ой у лузи, лу-узи-и, чэрвон Калына»… Ну, вы понимаете, что это не вокал, это эскиз к вокалу. И вот теперь вы услышите лучшего солиста 1-го Украинского, бывшего Воронежского, будущего солист Большого театра…
- Очень большого.
- Очень большого театра — старшего лейтенанта Скворцова. «Нич яка мисячна».
- Товарищ капитан, пока здесь некоторые старались ля-ля-ля, первая эскадрилья обеспечила ремонт вашего крейсера. Достали все необходимое.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
- Первая — у нас молодцы. Если «фоккер» или «мессер» завалить — это вторая. А если что-то достать — это первая.
- Ромео из Ташкента загрустил. Джульетта в «кукурузнике» умчалась.
- Товарищ лейтенант, перестань пошлить.
- Тебя я понял, умолкаю, не то по шее получу и подвиг свой не совершу.
- Слушай! Я не знаю, какой мы с тобой подвиг совершим, но то, что… эта девочка на войне… это…
- И не холодно.
- Солист идет.
- Товарищ командир! На лобовой атаке условный противник условно сбит. Разрешите получить замечания.
- Молодой да зеленый.
- Ладно, споемся. На виражах слабовато.
- Кузнечик.
- Я.
- Иди к командиру. Настроение — во! Застегнись…
- Звездочка, звездочка, я Маэстро. Утюги на месте. Замаскированы под копны и сараи. Под копны… Квадрат девятнадцать… Как поняли?
- Понял, понял, Маэстро… понял.
- Квадрат девятнадцать, как понял?
- Понял, понял! - Привет соседям.
- Ну как у тебя там? Как у тебя там, Маэстро?
- Нормально… Падаю…
- Попался, гад! Бей его!
- Э-э, ребята! Я же свой, советский.
- Ах, так ты свой, советский! Н-н-на.
- вы хоть форму посмотрите, ребята.
- Он еще и форму нашу надел. Н-на!
- Ах ты в господа бога душу.
- Так он еще и лается по-нашему? Н-на!
- Ах ты… царица полей! Н-на!
- Кажишь, швой…
- Щас мы тебя отремонтируем и будет полный порядок. Это чистый. Специально для гостей держим… Фомин, а ну брось свою фисгармонию, воды гостю. Щас мы с тобой на дорожку и за содружество родов войск.
- Да уж, содружество.
- Да ты не сердись. Тут один «мессер» повадился, целую неделю медсанбат курочит. Представляешь, специально по красному кресту бьет, сволота… Ну, ребята решили, что это был ты, и погорячились малость. Да хорошо, что живой остался… Ну, авиация, за победу!
- Будем жить, пехота.
- Ну могём!
- Не могём, а могем.
- Стой, кто идет?
- Не идет, а едет. Днепр.
- Волга, проходи. Здравия желаю, товарищ командир.
- Здоров…
- А как по-вашему будет небо?
- Осман.
- А земля?
- Йер.
- А вишня?
- Олча. Только это не вишня, а яблоня.
- Да-да. Ну, это все равно…
- Домом пахнет. Тополь — дерево моей родины. Только они у нас высокие, пирамидальные…
- А как по-вашему будет дом?
- Мен сезне субамам.
- Как длинно?
- Это по-узбекски: я люблю вас, Маша
- «День у вас такой, как у нас, за что поцелуйте в…» может, многоточие поставим? Грубо! Дипломатический документ…
- Казацкое послание султану!
- Готово!
- Так. Кузнечик, перевод на немецкий язык…
- Есть!
- Быстро! Но постарайся так, чтобы это был добротный литературный язык…
- Готово.
- Что? Это все?
- Остальное переводу не подлежит.
- Не тяни, а то получишь по шее…
- «Выходи драться один на один. На взлете бить не будем. Маэстро».
- Ну, вот. А целый день писали!
- Стилист! Не смешно, но точно. После войны редактором будешь.
- Товарищ командир, что с вами?
- Краску давай…
- Какую краску?
- Звездочки малевать!
- А-а! Я сейчас, мигом достану!
- «Достану». Вечно у тебя… свою надо иметь!
- Сколько рисовать? Две?
- Две… тут одного пока завалишь — запаришься…
- А что ты скажешь о драке, Ромео?
- Я?
- Да.
- Бой видел… все видел… Кресты… кресты… кресты, кресты!
- Ну а сам-то стрелял?
- А как же? Все, до последнего патрона! Вот только все мимо…
- Голубь ты мой!
- Спокойно. Не надо оваций.
- А сбил, сбил-то как. Ну, чего ржете? Отстань! Чего ржете? Учитесь! Почерк… против всех законов физики… на взлете!
- Да не я, послушай!
- А, помолчи! Начальник штаба, оформляй наградные документы.
- Не на меня. Это на лейтенанта Кузнечика, э-э… как тебя, Александров сбил!
- Кузнечик?
- Вот именно, Кузнечик…
- Разыгрываете, да?
- Нет, точно завалил.
- Ты сбил?
- Так точно. Я мог бы, конечно, и больше, но вы, товарищ командир своим нижним бельем распугали всех немцев.
- Ну, молодежь! Ас! Ну-у…
- Продолжайте, лектор Кузнечик! Давай.
- Я о любви… Да нет, я не шучу! Я серьезно, ребята. Вот ведь люди, человечество, должны же когда-нибудь понять, что ненависть разрушает. Созидает только любовь! Только любовь.
- Любовь. Мы вот с Серегой от Бреста до Сталинграда топали — с любовью… и от Сталинграда сюда, до Днепра — с любовью… Я по этому маршруту смогу через сто лет без карты летать… Потому что по всему маршруту могилы наших ребят из поющей… и там не одна эскадрилья, там дивизия легла. А сколько еще… Вот в Берлине, где-нибудь на самой высокой уцелевшей стене, я с огромной любовью напишу: «Развалинами рейхстага удовлетворен!» И — можно хоть домой, сады опрыскивать…
- Слабак.
- А ты знаешь, что самое тяжелое в нашей работе?
- При минус тридцать копаться в моторе?
- Самое тяжелое в нашей работе — ждать.
- Когда кончится война, вернемся мы сюда. Пройдем по этим местам… кто останется в живых…
- И позовем лучший симфонический оркестр. Выйдет дирижер. Я подойду к нему и скажу…
- Пусть они нам сыграют…
- Нет, ты знаешь… я сам… Скажу: извини, маэстро, дай я… и как врежем «Смуглянку»… от начала и до конца.
Читайте также: