Святой иларион троицкий цитаты

Обновлено: 06.11.2024

Священномученик Иларион (Троицкий) о своем заключении на Соловках

Иеродиакон Серапион (Залесный)

Имя священномученика Илариона (Троицкого), архиепископа Верейского, золотыми буквами вписано в историю Русской Церкви XX столетия. Память его празднуется 28 декабря. Духовный писатель, талантливый проповедник, выдающийся богослов, один из поборников возрождения патриаршества в Русской Церкви на Поместном Соборе 1917-1918 годов, один из ближайших помощников Святейшего Патриарха Тихона в последние годы его жизни — он был сослан на Соловки в ноябре 1923 года за контрреволюционную деятельность, которая заключалась в активном противодействии обновленческому расколу. В данной статье мы постараемся на основании писем священномученика с Соловков и воспоминаний о нем тех, кто отбывал вместе с ним срок, понять, как воспринимал Владыка Иларион свое заключение и в чем черпал силы, чтобы вынести это тяжелейшее испытание своей веры, попущенное ему Богом.

К своей «соловецкой Голгофе» Владыка оказался вполне приготовлен. То, что для другого могло явиться камнем преткновения и тяжелым переживанием, для него стало украшением души.

В годы своего пребывания на Соловках архиепископ Иларион поддерживал переписку с верующими женщинами, помогавшими ему во время его предыдущей ссылки в Архангельске. Эти письма раскрывают перед нами ту удивительную силу духа, которой обладал Владыка Иларион, и его умение видеть лучшее во всем, что посылается ему Помыслом Божиим на жизненном пути.

30 октября 1924 года Владыка писал о себе: «Я теперь давно уже не у дел; отдыхаю и живу мирно на Соловках. Жизнь моя здесь совершенно благополучная. Никакого горя, нужды или утеснения я не испытываю. <. > Сердечно благодарю всех и за гостинцы. Все я получил, и все так мне напоминает любезный Архангельск. Обо мне знайте только то, что я живу очень хорошо, крепок здоровьем, бодр духом. ».

12 ноября: «Я доселе живу совершенно благополучно, гораздо лучше, нежели живут многие и многие на так называемой “свободе”. Мне здесь очень нравится, и я не чувствую почти никакой тяготы. Мне живется легко физически и нравственно. ».

9 декабря: «Достоуважаемая Екатерина Ивановна! Извещаю Вас, что все ваши посылочки я получил. Что предназначалось другим — отдал им. За все приношу благодарность Вам и всем, кто помнит меня и кто желает прийти на помощь мне. Живу я доселе в полном благополучии и благодушии. Соловки мне очень понравились, и я не вижу особой тяготы здесь жить. Никак я не думал, что так хорошо буду себя чувствовать в соловецкой ссылке. Моя московская жизнь была несравненно тяжелее, там я был занят все время и страшно трепал свое здоровье и свои нервы. Здесь я на покое. Такова, видно, Божья воля, чтобы мне работать пока здесь, а не служить святой Церкви. ».

Когда читаешь эти строки, возникает ощущение, что их автор находится не в Соловецком лагере особого назначения, а на курорте. Как разительно отличается это отношение Владыки Илариона к гонению на него со стороны безбожных властей со словами многих современных ему церковных деятелей (как уехавших за границу, так и оставшихся в СССР, но занявших враждебную позицию по отношению к власти), называвших Советский Союз «царством антихриста» и считавших своим долгом бороться с этим царством!

Соловецкий лагерь особого назначения

Но ведь не мог же архиепископ Иларион на самом деле жить на Соловках, как «на покое»! Как он — православный богослов, епископ, один из ближайших к Патриарху Тихону людей — мог не страдать от того, что его лишили свободы, возможности служить и проповедовать и заточили в лагерь вместе с уголовниками?

По воспоминаниям знавших его людей, в лагере Владыка Иларион сохранил монашескую нестяжательность, детскую незлобивость и простоту. Он просто отдавал всем все, что у него просили. Ни на какие оскорбления окружающих никогда не отвечал, казалось, не замечая их. Он всегда был мирен и весел, и, если даже что и тяготило его, он не показывал этого. Из всего происходящего с ним он всегда стремился извлечь духовную пользу, и, таким образом, ему все служило ко благу.

На Филимоновой рыболовной тоне, в десяти километрах от главного Соловецкого лагеря, он находился вместе с двумя епископами и несколькими священниками. Об этой своей работе он говорил добродушно: «Все подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот — богословцы рыбари показа».

Советская власть в это время всем давала равные сроки: и выдающемуся архиерею, славно потрудившемуся рядом с Патриархом Тихоном в борьбе с врагами Церкви — обновленцами, и молодому иеромонаху из Казани, чье «преступление» состояло в том, что он снял орарь с дьякона-обновленца и не позволил ему вместе с собою служить. «Любочестив бо сый Владыка,— говорил по этому поводу Владыка Иларион,— приемлет последнего, якоже и первого; упокоевает в единонадесятый час пришедшего, якоже делавшего от первого часа. И дела приемлет, и намерения целует, и деяния почитает, и предложения хвалит».

Архиепископ Иларион, будучи подлинным христианским богословом, старавшимся видеть Бога везде, на всяком месте, во всякое время, и самый Соловецкий лагерь воспринимал как суровую школу добродетелей — нестяжания, кротости, смирения, воздержания, терпения и трудолюбия. Его было нельзя опечалить ничем, и это его настроение поднимало дух окружающих.

Ко всем он относился с подлинной любовью и пониманием. В каждом человеке он ощущал образ и подобие Божие, жизнью каждого человека интересовался искренне. Он часами мог говорить и с офицером, и со студентом, и с профессором, и с представителем уголовного мира, каким-нибудь известным вором, которого он с любопытством расспрашивал о его «деле» и жизни. Владыка всем был доступен. Его простота скрашивала и смягчала недостатки его собеседников. Воистину он был кроток и смирен сердцем, находя в этом покой не только для своей души, но вселяя мир и покой в смятенные души окружавших его людей.

Знавшие его в Соловках писали о нем: «Он доступен был всем. с ним легко всем. Самая простая внешность — вот что такое был владыка. Но за этой заурядной формой веселости можно было постепенно усмотреть детскую чистоту, великую духовную опытность, доброту и милосердие, это сладостное безразличие к материальным благам, истинную веру, подлинное благочестие, высокое нравственное совершенство. Его обыкновенный вид скрывал от людей внутреннее делание и спасал его самого от лицемерия и тщеславия. Он был решительным врагом всякого лицемерия и показного благочестия. Каждого прибывавшего в Соловецкий лагерь священника владыка подробно расспрашивал обо всех предшествовавших заключению обстоятельствах.

— За что же Вас арестовали? — спросил владыка прибывшего в лагерь игумена одного из монастырей.

— Да служил молебны у себя на дому, когда монастырь закрыли,— ответил тот,— ну, собирался народ, и даже бывали исцеления.

— Ах вот как, даже исцеления бывали. Сколько же Вам дали Соловков?

— Ну, это мало, за исцеления надо бы дать больше, советская власть недосмотрела. ».

Желая вовлечь архиепископа Илариона в раскол Православной Церкви, Е.А. Тучков распорядился перевести его из Соловков в Ярославское ОГПУ, предоставить ему отдельную камеру, возможность заниматься научной работой, вести деловую переписку и получать любые книги с воли, а тем временем хотел попытаться уговорить его на сотрудничество с ОГПУ.

5 июля 1925 года архиепископ Иларион был перевезен из Соловецкого лагеря в Ярославский политический изолятор. Из тюрьмы он писал своей родственнице:

«Ты спрашиваешь, когда же кончатся мои мучения? Я отвечу так: мучений я не признаю и не мучаюсь. При моем “стаже” меня ведь тюрьмой не удивишь и не испугаешь. Я уже привык не сидеть в тюрьме, а жить в тюрьме, как ты живешь в своей квартире. Конечно, нелепого в моей жизни и было и есть немало, но нелепое для меня более смешно, чем мучительно. Зато есть у меня преимущества в моей жизни, из-за которых я согласен терпеть и разные нелепости. В самом деле. Имею здесь отдельную келию с достаточным освещением, с почти достаточным отоплением — и все это бесплатно. Нужно тратить только несколько рублей в месяц, чтобы пансион был достаточным,— конечно, для такого безразличного к этим делам человека, как я. Но главное. самое милое то, что я могу без помехи отдаться своей первой и постоянной любви — науке, с которой жизнь было меня совсем разлучила. Здесь. меня ничто и никто не отвлекает. Кроме двухчасовых прогулок в день да нескольких минут на обед или чай остальное время я провожу за книгами. Я себе задал громадную тему, которую разве только в десяток лет можно разработать. Самый большой вопрос, конечно, книжный. Но на первое время я использую книги, которые можно достать. Доселе недостатка не имею и в книгах. Почти каждый месяц получаю от друзей из Москвы по ящику книг и каждый месяц их возвращаю, сделав нужные выписки. Это только при моем теперешнем положении можно браться за чтение собраний сочинений в тысячи и даже десятки тысяч страниц. Не один десяток тысяч страниц я уже и проштудировал. Иные книги десяток лет лежали у меня, и все некогда было прочитать. Еще бы, если книга тысяча — тысяча двести страниц немецкого текста! А тут и до этих книг очередь дошла.

Соловецкий лагерь особого назначения

Словом, у меня настроение и духовное содержание жизни такое же, как было пятнадцать лет назад. Не хватает одного — академической библиотеки! Будь академическая библиотека, я бы попросил здесь приюта не до конца этого года, а по крайней мере до конца этого десятилетия. Что же поделаешь, если место для науки, интересной и важной для меня, только в тюрьме? Я тут не виноват ни в чем.

Ведь вот как устраивает Господь (через ОГПУ) жизнь мою: живу без нужды и без забот вот уже четыре года. Только и думаешь, какие и как книги достать. И это по моим указаниям добрые люди успешно исполняют. Вот и сегодня повестку получил: целый пуд книг пришел, а вон у стены стоит ящик с прочитанными, приготовленными к отправке. Вот и все мои заботы! А беззаботность — это для меня самое милое дело!

Всех поцелуй и всем расскажи, как я нашел свою судьбу в тюрьме».

Соловецкий лагерь особого назначения

Переговоры Тучкова с архиепископом Иларионом зашли в тупик: последний наотрез отказался поддерживать советскую власть в ее намерении расколоть Церковь и решительно отверг предложение Тучкова возглавить раскол. За это Владыка получил еще 3 года заключения и снова вернулся на Соловки.

Однако не все шесть лет соловецкой ссылки оптимистическое настроение Владыки Илариона пребывало неизменным. Ближе к концу второго срока он начал жаловаться на то, что время проходит для него без пользы. Неволя делала зыбким и непрочным всякое начинание. Ты начал исследование, употребил немало времени и сил для успешного его продвижения, а завтра тебя переводят в другое место, хотя бы и в пределах того же Соловецкого острова, но надзиратели устраивают обыск, и от трудов твоих не остается следа. Работать и что-либо записывать в таких условиях было почти то же, что стараться написать книгу, находясь на корабле во время неумеряющегося шторма.

В конце лета и осенью 1929 года Владыка писал родственнице: «Живу-то я без нужды, но жизнь невеселая и малосодержательная. Так только время пропадает неважно, и иной раз приходят такие мысли. Вот, например, за шесть лет, с 1906 до 1912 года, прошел курс академический. Сколько наук прошел, сколько сочинений написал! Магистерскую даже защитил. Из мальчика, приехавшего из Тулы, стал совсем человеком. А за последние шесть лет — что? Одно горе, одна грусть! Пропали лучшие годы, а их не так уж много впереди осталось. Больше осталось позади. Вот эта потеря невознаградима. И сколько их пропадет еще!

Вот такие мысли приходят порой, и, понятно, невесело от них становится. Но успокаиваешься на том, что ты сам во всем нисколько не повинен. Видно, в такую полосу историческую попал, что должна жизнь пропадать без дела и без пользы. И еще есть утешение в том, что не один ты в таком положении, а иные и в худшем. Ведь у меня нет еще борьбы за кусок хлеба, а сколько людей в этой борьбе опустошают жизнь свою…».

Но не надо думать, что лагерь все-таки сломил Владыку Илариона, что его упование на неизменно бдящий над ним Промысл Божий стало ослабевать и он подвергся унынию. Нет! Если мы внимательно вчитаемся в вышеприведенные строки, то поймем, что Владыка сожалеет не о том, что его — не виновного перед государством ни в чем, кроме ревностного исполнения своего пастырского долга — заточили в лагерь, и уже 6 лет он не видит своей паствы, а о том, что Соловки оказались не самым подходящим местом для занятия богословской наукой.

Архиепископ Иларион предал свою многострадальную душу в руки Божии 28 декабря 1929 года в ленинградской больнице, в возрасте 43 лет. Благодаря тому, что он умер не в лагере, его похоронили не в общей могиле (как большинство мучеников XX века), а предали подобающему архиерею погребению. Ныне его мощи почивают в Московском Сретенском монастыре, настоятелем которого он являлся в 1920-е годы.

Опыт жизни таких людей, как священномученик Иларион, показывает, как в любых обстоятельствах жизни нужно стараться видеть невидимую руку Божию и воспринимать все, происходящее с нами, как Его волю о нас — не всегда для нас понятную, но всегда благую и совершенную (см.: Рим. 12, 2). Это вселяет в нас мир душевный и упование на Бога, только благодаря которым мы можем переплыть море настоящей жизни и достичь спасительной пристани Царствия Божия.

«Господь всеведущ, а мы близоруки. Помолимся, чтобы Господь устроил все наши дела по Своему Божественному Промыслу, который превыше всех наших дум, гаданий и опрометчивых решений. Положимся во всем на волю Божию, подчиним ей свою волю, но только добровольно, при наличии полного внутреннего и непринужденного расположения духа. Господи! Да будет воля Твоя! <. > Промысл Божий прав всегда. И если Он попускает нам испивать горечь современной жизни, то это при несомненном доверии Богу есть единственно спасительный путь для нас».

Следующая цитата

Священномученик Иларион (Троицкий) , архиепископ Верейский, — яркая личность, талантливый богослов, самый молодой в свое время архимандрит и профессор, имя которого значилось на Поместном Соборе 1917–18 гг. в числе кандидатов на патриаршество, ближайший помощник священноисповедника Тихона, Патриарха Московского, активнейший борец с обновленческим расколом, узник Соловецких лагерей, один из наиболее авторитетных представителей «соловецкого епископата».

Основной характер жизни священномученика Илариона можно определить двумя словами:служение Церкви. Оно было основным мотивом и главным смыслом его жизни. Церкви были посвящены его богословские сочинения, его деятельность в должности инспектора и преподавателя Московской Духовной Академии и в архиерейском сане.

Неоценимую помощь Патриарху Тихону владыка Иларион оказал в разоблачении обновленческого раскола и возвращении отпавших в Церковь. За верность единой, святой, соборной и апостольской Церкви священномученик Иларион готов был претерпеть любые скорби. «Я скорее сгнию в тюрьме, а своему направлению не изменю», — отвечал он на предложения примкнуть к раскольникам.

Выпавшие на долю исповедника Христова испытания не озлобили и не сломили его, но лишь закалили характер и усовершенствовали добрые качества его души. «Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительными, — вспоминал соузник Владыки по лагерю, — Он доступен всем, он такой же, как и все, с ним легко всем быть, встречаться и разговаривать».

Сохранив верность Христу и Его Церкви, претерпев за это от большевистской власти гонения, заключения, ссылку и шесть лет Соловецкого лагеря, новомученик скончался в тюремной больнице. Незадолго до смерти он произнес: «Вот теперь-то я совсем свободен, никто меня не возьмёт. »

Следующая цитата

Священномученик Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский, — яркая личность, талантливый богослов, самый молодой в свое время архимандрит и профессор, имя которого значилось на Поместном Соборе 1917–18 гг. в числе кандидатов на патриаршество, ближайший помощник священноисповедника Тихона, Патриарха Московского, активнейший борец с обновленческим расколом, узник Соловецких лагерей, один из наиболее авторитетных представителей «соловецкого епископата».

Основной характер жизни священномученика Илариона можно определить двумя словами: служение Церкви. Оно было основным мотивом и главным смыслом его жизни. Церкви были посвящены его богословские сочинения, его деятельность в должности инспектора и преподавателя Московской Духовной Академии и в архиерейском сане.

Следующая цитата

Сотериология священномученика Илариона (Троицкого)

Конец XX — начало XXI вв. отмечены повышением интереса не только к жизни и подвигу российских новомучеников, но и к их богословскому наследию. В этом отношении не являются исключением жизнь и богословие священномученика Илариона (Троицкого). Среди богословских взглядов священномученика Илариона чаще всего рассматривается его позиция по вопросу о границах Церкви, но не осталась без внимания и сотериология Владыки. Тем не менее в публикациях на последнюю тему можно отметить серьёзные недочёты.

Учение о спасении архиепископа Илариона (Троицкого) непосредственным образом связано с его экклезиологией, поскольку учение о Церкви являлось основанием и центром всех богословских рассуждений священномученика. Его сотериология направлена в основном на то, чтобы выявить связь спасения, совершённого Христом, со спасением, которое достигается человечеством в Церкви. К сожалению, критики сотериологических воззрений владыки Илариона зачастую не учитывают этого существенного момента его богословия. Так, например, протоиерей Валентин Асмус оценивает богословские взгляды архиепископа Илариона на основании цитат и фраз, которые рассматриваются не только вне связи с общими богословскими идеями владыки Илариона, но иногда даже и вне контекста. Кроме того, характеристика богословия архиепископа Илариона даётся порой на явно недостаточном материале. Протоиерей Пётр Гнедич делает свои выводы на материале трёх статей, а архиепископ Василий (Кривошеин) использует для критики всего одну работу священномученика Илариона. Настоящая статья является попыткой восполнить отмеченные недостатки и дать общий очерк сотериологии архиепископа Илариона с учётом экклезиологической направленности его богословия.

Идею спасения архиепископ Иларион называет “основным нервом церковной жизни” 1 , поскольку душа веры в спасении и душа богословия в учении о спасении (“Богословие и свобода Церкви” 2 ). Не случайно в некоторых рукописях Священного Писания Нового Завета ответ апостола Петра на вопрос Христа: а вы за кого почитаете Меня? — звучит как Ты — Христос, Сын Бога Спасающего 3 (Мф 16:15–16): “Жизнь, о которой идёт речь в Евангелии, можно, следовательно, понимать как спасение” (“Краеугольный камень Церкви” 4 ).

О грехе и спасении священномученик Иларион говорит в природных, а не в правовых терминах: “Грех — не преступление, не оскорбление Бога. Это болезнь и несчастие человека. Созданный в нетление и блаженство, человек мог оставаться таким, лишь осуществляя волю Божию. А нарушение этого основного закона бытия имело непосредственным следствием извращение естества человеческого. Грех был потерей духовного здоровья. Человек подпал тлению, смерти и страданию” (“Вифлеем и Голгофа” 5 ). Предложенный текст не стоит рассматривать как противоречащий учению Священного Писания о том, что грех есть беззаконие (1 Ин 3:4). Ведь здесь же говорится и о нарушении “основного закона бытия”, что по своему ближайшему смыслу является преступлением (беззаконием). Из сказанного видно, что речь идёт о природном понимании нарушения Божьего закона. Вместо юридической цепочки “преступление — оскорбление — осуждение — наказание” здесь предлагается прямая причинно-следственная связь “нарушение — повреждение” или “нарушение — болезнь”, которая свойственна законам живой природы.

Будучи последовательным, архиепископ Иларион говорит о спасении не в юридическом, а в природном смысле: “Спасение есть исцеление. Спасение есть освобождение от тления” 6 . Владыка Иларион редко употребляет термин “искупление”, предпочитая слово “спасение”. Главной причиной такого словоупотребления является всё тот же юридический смысл, которым наполнило академическое богословие понятие “искупление”: «Наша школьная догматика доселе умеет говорить о спасении, не употребляя даже самого слова “спасение”, а заменяя его словом “искупление”, причём и этому слову придаётся юридический смысл, которого оно не имело в литературе древне-церковной” 7 . Сам архиепископ Иларион использовал и термин “искупление”, но понимал он его не в юридическом смысле, а как “искупление от греховного тления” (“Пасха нетления” 8 ), то есть как избавление, освобождение. Понимание это вполне соответствует Священному Писанию, где искупление преподносится не как выкуп, получаемый кем-то, но как избавление человека от преступлений (Евр 9:15), от всякого беззакония (Тит 2:14). “Цель смерти Христовой — избавить нас от вся кого беззакония и очистить Себе народ особенный (Тит 2:14). Интересно, что то слово lutrîsqai , которое в других местах переводилось искупить, переведено здесь избавить, по его действительному смыслу” 9 . Даже “чисто грамматически нельзя получение выкупа относить к Богу или Его правосудию” 10 . Профессор В. Н. Мышцын в своей магистерской диссертации так писал об употреблении термина lutrόw в посланиях апостола Павла: “Так как пленяющим человека является не гнев Божий, а сам грех, то понятно, почему Апостол никогда не употребляет это слово ( lutrόw ) в действительном залоге” 11 .

Владыка Иларион обращал особое внимание на неразрывность связи отрицательного аспекта спасения, “искупления от греховного тления”, с аспектом положительным. Последний заключался в возвращении первозданного нетления человеческой природы, в преображении и обожении человека. “Спасение есть возвращение изначальной доброты нетления, ибо создан был человек в неистление” (“Пасха нетления” 12 ). Спасение как преображение и обожение человека — именно эта тема становится главенствующей в сотериологических размышлениях архиепископа Илариона: «Итак, идеал Православия есть преображение, а не прогресс. Не в материальном, хотя бы и самом блестящем, прогрессе усматривает своё спасение православное сознание, но с Ареопагитом исповедует, что “спасение не иначе может быть совершено, как чрез обожение спасаемых”» (“Прогресс и Преображение” 13 ). Архиепископ Иларион во всех своих работах настоятельно подчёркивал существенное значение идеи обожения в теме нашего спасения: “Сущность религиозного идеала Церкви, сущность нашего идеала жизни — обожение. Сущность нашего религиозного упования в том, что мы имеем повеление и получили возможность уподобляться в духовном совершенстве Самому Богу. Церковь до сих пор не принизила своего религиозного идеала” (“Наука и жизнь” 14 ). Утеря этого идеала губительна для человечества: “Церковь ведёт именно ко спасению, поставляя целью обожение. Отрицание этой цели, тесно связанное с отрицанием воплощения, лишает спасения” (“Воплощение” 15 ).

На фоне столь высокого идеала блекнет юридическое понимание спасения и становится более понятным исключительное значение Церкви в деле нашего спасения.

Впрочем, если бы кто-то сделал из предложенного рассуждения вывод, что священномученик Иларион считал достаточным для нашего спасения сам факт Боговоплощения 23 , то этот вывод следовало бы признать поспешным. Воплощение — начало нашего спасения, совершённого Богочеловеком, которое получает своё завершение в Церкви: “Воплощением полагается начало спасения, и на основе воплощения создаётся Церковь, новое естество, при действии благодати исцеляющееся от греховного тления и достигающее в меру полного возраста Христа” (“Воплощение и Церковь” 24 ). Это не просто историческая и идейная основа спасения, но основа бытийная. В Воплощении уже заложена будущая победа над адом и смертью, которая получает свою реализацию не только во Христе, но и в Церкви: “С воплощения Сына Божия начался процесс обновления естества человеческого. Этот процесс совершается в Церкви, постепенно, но неуклонно” (“Краеугольный камень Церкви” 25 ).

Очищенная от греха и обоженная в Боговоплощении человеческая природа Спасителя стала для человечества “прививкой нетления”, “противоядием болезни тления”, источником бессмертия: «Спасение есть возвращение изначальной доброты нетления, ибо создан был человек в неистление. Нужно было оздоровление человеческого естества. Это оздоровление и дано в воплощении Сына Божия. “Мы не могли бы сделаться нетленными и бессмертными, если бы Нетленный и Бессмертный не сделался прежде тем, что и мы”. Нетленный и Бессмертный в единство Своей личности воспринял “тлением и смертию мое естество ято бывшее”. Естество тленное получило прививку нетления, и начался процесс обновления твари, процесс обожения человека, началось созидание богочеловечества. Жало смерти притуплено. Тление побеждено, ибо дано противоядие болезни тления» (“Пасха нетления” 26 ).

Итак, начало нашего спасения положено в Боговоплощении, но совершено оно согласно вероучению Церкви всем подвигом жизни и смерти Спасителя, а также Его прославлением в Воскресении и Вознесении. Спасение, совершённое Христом, архиепископ Иларион определяет как “начинающееся в Вифлееме и чрез Голгофу приходящее к воскресению и Елеону” (“Вифлеем и Голгофа” 27 ). Он отмечает важность и необходимость всех этапов спасения, совершённого Христом: “Непоколебимая вера в то, что Сын Божий, второе лицо Св. Троицы, сошёл на землю, сделался человеком, открыв людям тайны Царства Божия, основал Свою Церковь на земле, пострадал за грехи рода человеческого и, победив смерть, воскрес из мёртвых, открыв людям путь к богоуподоблению и обожествлению не только по душе, но и по телу, — эта именно вера лежала в качестве внутреннего мотива в основе всех догматических движений IV века” (“Христианство или Церковь?” 28 ). Но при этом священномученик Иларион остаётся верен своим основным идеям и старается показать связь каждого из этих этапов с Боговоплощением и с Церковью.

Чтобы лучше понять воззрения архиепископа Илариона на смысл и значение крестной смерти Спасителя, следует обратиться к творениям преподобного Максима Исповедника, богословие которого Владыка знал и высоко ценил 36 . Вопрос XXI из книги Преподобного “Вопросоответы к Фалассию” звучит следующим образом: “Что значит: Совлек начала и власти (Кол 2:15) и далее? Каким же образом [Господь], рождённый без греха, был целиком облечён ими?” 37 .

Преподобный Максим предлагает такой ответ. Страсти, присущие падшему человеку, делятся на естественные — безгрешные и неестественные — греховные. Последние связаны с первыми, “сокрыты” в них. Господь по Своему бесстрастному рождению был свободен от порочных, неестественных страстей, но “воспринял одну только страстность, без греха” 38 , то есть — страсти естественные. Все роды неестественных страстей Исповедник объединяет в два вида: “страстность в отношении к наслаждению” и “страстность в отношении к боли” 39 .

Похожим образом о крестной смерти Спасителя рассуждает и священномученик Иларион в своей работе “Вифлеем и Голгофа”: “Горохищное овча, естество человеческое, воплотившийся Сын Божий, на рамо восприим, принёс к Отцу. Голгофа и крест — перелом сознания и воли грешного человечества. С болью и страданием совершается всякий нравственный перелом. Так совершился он и на Кресте, где за нас, ради нас, но и вместе с нами,как братьями нас называющий, пострадал Христос. Воистину до крови за нас подвизался Христос на Голгофе. Но почему спасительна для меня эта страшная Голгофа? Не сама по себе, а потому что в Вифлееме Сын Божий моё естество воспринял в единство Своей Ипостаси. Чрез единение естеств во Христе и смогло человечество сломить на Голгофе свою греховную волю” 41 . Безгрешный Христос, добровольно восходя на Крест, возводит на него и всё человечество, тем самым совершая “перелом сознания и воли грешного человечества” и изгоняя “из естества страстность в отношении к боли” и к смерти. Нетлением, неизменностью Своей человеческой воли Он, воспринявший с человеческой природой естественные страсти, исцелил падшую, удобосклонную ко греху волю человечества и тем самым “освободил и всё естество человеческое от примешавшегося к нему по страстности зла”.

Извращённая воля падшего человечества исправляется на Кресте, восстанавливается в первозданном состоянии, в первоначальной своей направленности к Богу: “Голгофа и крест — поворотный пункт истории. Прежде человек шёл от Бога; теперь он обращается к Богу. Не судится Бог с человеком на Голгофе, не самоудовлетворяется казнью Сына, но сретает и радостно лобызает возвращающегося блудного несчастного сына” (“Вифлеем и Голгофа” 42 ).

Святоотеческие воззрения такого рода вполне соответствуют экклезиологической направленности, свойственной всем работам священномученика Илариона. Разбираемый отрывок из статьи “Вифлеем и Голгофа” не является исключением. Он и начинается словами: “На основе воплощения создаётся Церковь, этот общечеловеческий организм любви” 48 . Поэтому священномученик Иларион говорит здесь одновременно и о совершении нашего спасения Христом на Голгофе, и о спасении человечества во Христе, совершаемом в Церкви. Все эти рассуждения имеют своей целью показать связь крестной смерти Спасителя со спасением человека в Церкви. Связь эта в противовес юридической теории спасения понимается как органическая, имеющая непосредственное отношение к телу Христову — Церкви: “Дело Христа многими часто бессознательно представляется в превратном виде. Едва ли многие на вопрос: в чём сущность дела Христова, ответят: в том, что Он создал Церковь, создал в воплощении новое человечество. Такому ответу мало благоприятствует даже наше школьное богословие, которое изучают в семинариях. Там сущность дела Христова указывается в страдании за чужие грехи, за грехи всего человечества. А от страданий Христа перейти к Церкви как Телу Христову — очень трудно. Поневоле наше богословие умаляет значение Церкви, низводит её вслед за католиками до земного учреждения, организации под главенством иерархии” (“О жизни в Церкви и о жизни церковной” 49 ).

Впрочем, такая позиция нисколько не устраняет необходимости креста Господня для нашего спасения. Так, размышляя о религиозных воззрениях Льва Толстого, священномученик Иларион замечает: «“Великий учитель”, оказывается, никого и ничему не научил, и “зелёная палочка” никого не спасла, потому что для спасения не палочка нужна, а крест Христов» (“Христианства нет без Церкви” 50 ). Именно посредством креста Христос восстановил в Своей Церкви утерянное единство земного и небесного миров: “Христос обладает живыми и мёртвыми (см. Рим 14:9) и крестом Своим примирил и земное и небесное (см. Кол 1:20)” 51 . Богословие священномученика Илариона направлено прежде всего на то, чтобы показать связь Боговоплощения, крестной смерти Спасителя и нашего спасения в Церкви Христовой: “Именно для создания Церкви необходимо было сошествие на землю Сына Божия и Его крестная смерть” (“Христианство или Церковь” 52 ). Если же кто-то стал бы толковать “отречение от воли греховной, человеческой” в том смысле, что Христос на Голгофе “преодолевает внутренне присущие Ему по человечеству греховные наклонности” 53 , то этот вывод противоречил бы основным богословским идеям священномученика Илариона, согласно которым очищение от греха, избавление от устремлённости ко греху было дано человечеству уже в воплощении Сына Божия. Обыкновенно архиепископ Иларион говорит о Боговоплощении как о победе над тлением, о возвращении человеческой природе во Христе нетления. При этом делается ссылка на то, что “Церковь грех называет прежде всего тлением, утратой древнего достояния — нетления” (“Пасха нетления” 54 ). Избранная терминология может объясняться попыткой избежать употребления термина “первородный грех”, «поскольку большинство православных богословов отказывается даже употреблять выражение “первородный грех”, традиционное в терминологии латинской» 55 . Впрочем, священномученик Иларион как синоним термина “первородный грех” использует понятие “грех Адамов”: “Реальным единством человечества объясняется переход Адамова греха на ветхозаветного человека” 56 . Воскресение Христово архиепископ Иларион в соответствии с церковной традицией определяет как победу над смертью и тлением: “Страшна была смерть роду человеческому раньше смерти Христовой, но после Христова воскресения человек стал страшен для смерти, ибо один из нас победил смерть, не остался во гробе и не увидел тления” (“Пасха нетления” 57 ). Вместе со Христом воскресение празднует весь человеческий род, поскольку «человеческое естество соединилось с естеством Божественным в лице Христа “неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно”» (“Пасха нетления” 58 ).

Таким образом, основной идеей сотериологических рассуждений священномученика Илариона нужно признать следующую мысль. Воспринятая Сыном Божиим в единство Своей Ипостаси очищенная от греха и обоженная человеческая природа, пройдя во Христе все этапы спасения, полагается в основание Церкви, члены которой делаются соучастниками скорбей и славы своего Божественного Спасителя, обретая утерянные Адамом нетление и единство по человечеству и становясь богами по благодати.

1Священномученик Иларион (Троицкий). Письмо священномученика Илариона (Троицкого) Д. А. Хомякову // Журнал Московской Патриархии. 2004. № 9. С. 75–78.

2Священномученик Иларион, архиепископ Верейский. Без Церкви нет спасения / Вст. ст. монахини Софии: Житиё священномученика Илариона (Троицкого). М.; СПб., 2000. С. 340.

Читайте также: