Солженицын о власове и власовцах цитаты

Обновлено: 21.11.2024

Реакционная буржуазная пропаганда пытается представить новое сочинение А. Солженицына как «книжную бомбу», как наиболее «сенсационное произведение о Советском Союзе». Ему сделана небывалая реклама. Тот, кто заказывает музыку, конечно, знает, что делает. Солженицын не зря вновь выпущен на арену. Не зря курят фимиам Солженицыну ярые антикоммунисты, а старые нацисты и эсэсовцы не скрывают своей радости. Неспроста срывает Солженицын благодарные хлопки изменников и предателей Советской Родины, всех антисоветчиков, антикоммунистов. А предатели Родины особенно признательны ему за то, что он и их не забыл и сочинил в одной из глав, по сути дела, оду предательству и измене.

Можно было бы и не обращать особого внимания на солженицынскую антисоветскую фальшивку, за рубежом их немало уже прошло бесследно, ведь у лжи короткая жизнь, если бы не одно обстоятельство: автор, в расчете на доверчивого читателя, обращаясь к истории, вместо достоверных фактов преподносит ему лжеисторию и на сфальсифицированной основе возводит все свое клеветническое сооружение. А у клеветника, как известно, своя логика — он не мучается над вопросами истины, главное для него — получше угодить тем, кому он служит.

Удар направлен в современность. Реабилитируя власовцев, Солженицын утверждает: оправдано любое предательство, какого бы масштаба оно ни было и кем бы ни было совершено. Так Солженицын пытается оправдать и собственное предательство.

Естественно, Солженицыну нужны «аргументы», подкрепляющие его «видение» истории и современности. Эти «аргументы» расходятся с общепринятым мнением, что Власов — клятвопреступник, что его имя, как и имя главаря норвежских фашистов Квислинга, — синоним подлой измены. По Солженицыну, Власов «давно и глубоко болел за Россию», а что он добровольно сдался в плен и стал служить Гитлеру, то это якобы потому, что он сам и 2?я ударная армия оказались в безвыходном положении.

Кто же такой А. А. Власов ? Приведем факты. Сын зажиточного крестьянина из дер. Ломакино Нижегородской губернии, он намеревался стать священником, для чего поступил в духовную семинарию. Революция разрушила эти планы, Власов, призванный в Красную Армию, после гражданской войны решил стать профессиональным военным. Не выделяясь большими способностями, он медленно восходил по ступенькам военной карьеры. В апреле 1942 года Власов, генерал-лейтенант, назначается на Волховский фронт командующим 2-й ударной армией. Окружение 2-й ударной армии и неудачные попытки разорвать вражеское кольцо, как свидетельствуют очевидцы, деморализовали Власова. В этой сложной обстановке в полной мере проявились ранее тщательно скрывавшиеся качества Власова — неустойчивость, трусость, которые и привели его к измене Родине.

Конечная судьба А. А. Власова известна: в 1946 году Власов и его ближайшие приспешники за измену Родине и активную шпионско-диверсионную деятельность в качестве агентов германской разведки против СССР были приговорены к смертной казни.

И в советской, и в иностранной литературе давно и неопровержимо утвердилось мнение о Власове, как приспособленце, шкурнике, карьеристе. Для литературного власовца Солженицына он — «выдающаяся, незаурядная личность».

Солженицын пишет, что ко времени, когда Власов сдался в плен, некоторые другие изменники «уже заявили о своем несогласии с политикой сталинского правительства. Но не хватало настоящей фигуры. Ею стал Власов». Так Солженицын тщится сделать из Власова политического вожака, «идейного» борца с Советской властью. Но такая «политическая оболочка» нужна была гитлеровцам и самому Власову лишь для прикрытия его предательства, какой ни на есть «политической платформой», оправдывающей его прислужничество фашистам. На деле Власов был ординарной марионеткой Гитлера и гитлеровцев, их верноподданным холуем.

Солженицын утверждает, что Власова склонило к переходу на сторону гитлеровцев то, что он со своей армией был брошен советским высшим командованием на произвол судьбы.

Это неправда. Достаточно ознакомиться хотя бы с капитальным трудом «Битва за Ленинград», написанным на основе архивных документов коллективом авторов Военно-исторического отдела Генерального штаба (Воениздат, 1964), или мемуарами Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова, являвшегося тогда командующим войсками Волховского фронта («На службе народу». Политиздат, 1968), чтобы убедиться, насколько лживы и безответственны утверждения А. Солженицына. В этих книгах обстоятельно и объективно изложены обстановка, сложившаяся под Ленинградом весной и летом 1942 г., и причины того тяжелого положения, в котором оказались войска 2-й ударной армии.

Как только выяснилось, что армия не может продолжать дальнейшее наступление на Любань, Власову было приказано выводить войска из окружения через имевшийся проход. Но Власов медлил, бездействовал, не принял меры по обеспечению флангов, не сумел организовать быстрый и скрытный отвод войск. Это позволило немецко-фашистским войскам перерезать коридор и замкнуть кольцо окружения.

Ставка Верховного Командования немедленно направила в район боевых действий маршала К. А. Мерецкова, назначенного командующим войсками Волховского фронта, и представителя Ставки А. М. Василевского, поручив им во что бы то ни стало вызволить 2-ю ударную армию из окружения, хотя бы даже без тяжелого оружия и техники. Были приняты все возможные меры, чтобы спасти попавших в окружение. С 10 по 19 июня 1942 г. непрерывно шли яростные бои, в которых, участвовали крупные силы войск, артиллерия, танки 4-й, 59-й и 52-й армий. Удалось пробить узкую брешь в немецком капкане и спасти значительную часть окруженной 2-й ударной армии. Часть солдат и командиров присоединилась к партизанским отрядам (в том числе начальник связи армии генерал-майор Афанасьев).

И самого Власова не бросали на произвол судьбы . По приказу Ставки его настойчиво искали партизаны. В район, где он мог находиться были сброшены специальные парашютные группы, снабженные радиопередатчиками. Поиски Власова продолжались и после того, как гитлеровцы 16 июля 1942 года сообщили, что они взяли в плен крупного советского командира. 22 июля немцы перехватили радиограмму за подписью А. А. Жданова, направленную командиру партизанского отряда Сазанову: «Отвечайте на вопрос Ставки, что вы знаете о Власове. Жив ли он? Видели ли вы его? Что предприняли вы, чтобы найти его. Самолет немедленно прилетит, как только вы его найдете». О нем беспокоились, его искали. Только он больше ни о ком не беспокоился и искал способ, как спасти себя ценой измены.

Его гитлеровцы не пытали, не били, как это делали с другими. Он сам предложил свои услуги. Он клялся в верности Гитлеру: «Мы считаем своим долгом перед фюрером…», «я им рассказал о своем намерении начать борьбу против большевиков…»

Оказавшись позднее в Гатчине и выступая на банкете перед гитлеровскими офицерами, он заверял их, что надеется вскоре «в качестве хозяина принимать немецких офицеров в осажденном Ленинграде». Советские люди, особенно ленинградцы, отмечающие в эти дни 30-летие со дня прорыва блокады Ленинграда, никогда не забудут черной измены Власова, как не простят они внутреннему эмигранту Солженицыну того, что он распинается перед гитлеровцами , методически обстреливавшими из тяжелых орудий Ленинград.

Почему выбор Солженицына пал именно на Власова, а не на генерала Д. М. Карбышева, например? Ведь он также оказался в немецком плену. Но в отличие от Власова Д. М. Карбышев, профессор Военной академии имени М. В. Фрунзе, с негодованием отверг все предложения гитлеровцев перейти к ним на службу, предпочтя измене мученическую смерть в застенках Маутхаузена. Почему не привлек внимание Солженицына генерал Г. И. Тхор, возглавивший в фашистском плену подпольные патриотические группы и замученный в гестапо? Или генерал М. Ф. Лукин, который с презрением отверг предложения Власова сотрудничать с врагом? Почему не интересуют Солженицына другие советские генералы, погибшие в фашистских, концлагерях, но не ставшие на путь предательства? Почему, скажем, внимание Солженицына не привлек мужественный образ командарма 33-й армии Западного фронта генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова, который почти в то же время, весной 1942 года, с частью войск оказался в окружении под Вязьмой? Будучи тяжело ранен, он до последнего часа руководил боем и, не желая попадать в плен, покончил с собой. Советский народ чтит его как героя и патриота Родины. В Вязьме Михаилу Григорьевичу Ефремову воздвигнут величественный памятник.

Да потому, что именно предатели близки Солженицыну по духу и именно им он выдает индульгенцию: «Но сверх дымящейся каши в призывах вербовщика был призрак свободы и настоящей жизни — куда бы ни звал он! В батальоны Власова. В казачьи полки Краснова. В трудовые батальоны — бетонировать будущий Атлантический вал. В норвежские фиорды. В ливийские пески… Наконец, еще — в деревенских полицаев, гоняться и ловить партизан…»

Солженицын представляет власовцев-предателей героями за то, что «бьются они круче всяких эсэсовцев», и приводит эпизоды, свидетельствующие якобы о стойкости изменников. В действительности гитлеровцы боялись посылать на советско-германский фронт подразделения, созданные из советских военнопленных, не полагаясь на их надежность. История войны знает много фактов, когда такие подразделения целиком переходили к партизанам, на сторону Советской Армии.

Но Солженицын пишет не об этом. Все его симпатии на стороне матерых предателей. Он проливает слезы над обреченностью, безысходностью их судьбы.

Солженицын с видом знатока занимается исследованием того, что привело людей во власовские батальоны, в так называемую «РОА» — «Русскую освободительную армию»! «Только последняя крайность, только запредельное отчаяние, только неутолимая ненависть к советскому режиму». Солженицын и тут темнит, желаемое выдает за действительность.

Конечно, среди власовцев были отпетые мерзавцы, добровольно перешедшие на службу к врагу, были и антисоветски настроенные элементы, очень часто с уголовным прошлым, но было немало и просто обманутых нацистской пропагандой, запуганных людей.

Рассуждения Солженицына об антисоветском «монолите» потребовались ему, чтобы убедить легковерного читателя в существовании некоей «оппозиции» Советской власти. В то же время сам Солженицын сетует: «Гитлер и его окружение, уже отовсюду отступая, уже накануне гибели, все не могли преодолеть своего стойкого недоверия к отдельным русским формированиям, решиться на целостные русские дивизии, на тень независимой, неподчиненной им России». Вот вам и «монолит»!

Какую же нужно питать ненависть к собственному народу, чтобы почти через тридцать лет после окончания жесточайшей из войн, выпавших на его долю, жалеть о том, что против СССР, хотя бы в финале, не были брошены полки предателей!

А какой злобный тон появляется у Солженицына, стоит ему заговорить о Советской Армии, о той армии, что защищала завоевания Октября, Советскую власть, что, жертвуя сотнями тысяч своих сынов, освобождала из фашистской неволи свою землю и страны Восточной и Центральной Европы.

Не оставил в покое Солженицын и наших союзников по антигитлеровской коалиции . Фашистский блок он, разумеется, не трогает. Претензий к нему ни за развязывание преступной войны, ни за огромные жертвы, которые понесло человечество, у Солженицына, конечно, нет. Нет претензий у него и к террористической фашистской диктатуре, устроившей кровавую бойню на временно оккупированных территориях. Тут он полностью согласен с нею. А вот союзников стоит упрекнуть в том, что они не попытались спасти, — кого бы вы думали? Конечно, власовское отребье. «Вся надежда их только и была на союзников, — причитает Солженицын, — что они пригодятся союзникам и тогда осветится смыслом их долгое висение в немецкой петле».

Дальше больше. В «разительно-очевидной систематической близорукости и даже глупости» обвиняет Солженицын Рузвельта и Черчилля: «Как могли они, сползая от 41-го года к 45-му, не обеспечить никаких гарантий независимости Восточной Европы? Как могли они за смехотворную игрушку четырехзонного Берлина (свою же будущую ахиллесову пяту) отдать обширные области Саксонии и Тюрингии?» И продолжает: «Говорят, что тем они платили за непременное участие Сталина в японской войне. Уже имея в руках атомную бомбу, платили Сталину… Разве не убожество политического расчета?»

Да, убожество Солженицына тут проглядывает со всей очевидностью. Зачем гарантии независимости Восточной Европе? Зачем «платить», когда можно ахнуть атомной бомбой или хотя бы потрясти ею перед этим ненавистным Солженицыну Советским Союзом?

Пожалуй, достаточно. Предельно ясно, почему силы, злобствующие против Советского Союза, «славят» Солженицына. В том числе и пресловутая радиостанция «Свобода». Очень показательно, как литературное предательство смыкается с изменой своему народу, своей Отчизне. В числе руководящих сотрудников «Свободы» есть Л. Павловский, пользующийся псевдонимами Пылаев, Шамров. Павловский занимал пост начальника особого отдела в штабе преступника Власова. В одной упряжке нынче Солженицын и Павловский.

Чему служил, то и заслужил: презрение всех честных людей. На этом архипелаге презрения и пребывает ныне А. Солженицын.

П. ЖИЛИН, генерал-лейтенант, член-корреспондент Академии наук СССР.
«Известия», 28 января 1974 г.
***
Друзья мои, этому отщепенцу, «памятник нерукотворный» которого не вызывает эмоции иной, чем плюнуть в его сторону, будут ставить памятник рукотворный в Москве. Растоптавший память о героях Великой Отечественной войне, Солженицын есть предмет гордости нынешнего государства, – тот, под кем они, говоря словами Маяковского, «чистят себя».
Но, выходя 9 мая под огни телекамер на шествие «Бессмертный полк», они должны помнить, что у фронтовиков, у самих членов «Бессмертного полка» – к Солженицыну есть огромный счёт, и счёт непогашеный.
=Arctus=

Следующая цитата

Про главное произведение «пророка» антисоветчиков Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» написано много статей. Ваш покорный слуга решил проанализировать некоторые главы, в которых описываются предатели-власовцы.

В первом томе он говорит о тех из них, кто оказался в ряда коллаборационистов вынужденно: «Поведение этих людей с нашей пропагандной топорностью объяснялось: 1) предательством (биологическим? текущем в крови?) и 2) трусостью. Вот уж только не трусостью! Трус ищет, где есть поблажка, снисхождение. А во «власовские» отряды вермахта их могла привести только последняя крайность, только запредельное отчаяние, только неутолимая ненависть к советскому режиму, только презрение к собственной сохранности» (Том 1, часть 1, глава 6). Правда, несколько раньше, писатель говорит как раз о поблажках, на которые соблазнялись пленные: «Тому, кто не голодал, как наши военнопленные, не обгладывал летучих мышей, залетевших в лагерь, не вываривал старые подметки, тому вряд ли понять, какую необоримую вещественную силу приобретает всякий зов, всякий аргумент, если позади него, за воротами лагеря, дымится походная кухня и каждого согласившегося тут же кормят кашею от пуза. Но сверх дымящейся каши в призывах вербовщика был призрак свободы и настоящей жизни - куда бы ни звал он! В батальоны Власова. В казачьи полки Краснова… С человека, которого мы довели до того, что он грызёт летучих мышей, мы сами сняли всякий его долг не то, что перед родиной, но – перед человечеством» (Том 1, часть 1, глава 6). То есть всё-таки речь шла о трусах. Защитники Брестской крепости, мучаясь от голода и жажды, долг перед Родиной с себя не снимали. Но и «неутолимая ненависть» никак не может оправдать предательство, особенно, когда речь идёт о судьбе страны. Тем более, что сила духа человека как раз и заключается в умении прощать или хотя бы в критический для страны момент презреть личные обиды на неё. А месть и обидчивость – удел слабых и гнусных людей.

Довольно интересны и эти слова: «Гитлеру недоступно было, что единственная историческая возможность свергнуть коммунистический режим - движение самого населения, подъём измученного народа. Такой России и такой победы Гитлер боялся больше всякого поражения» (Том 1, часть 1, глава 6).Но ведь Гитлер вовсе не собирался освобождать Россию от коммунистов, он напал с целью завоевания «жизненного пространства» и получения доступа к ресурсам. И боялся он больше всего именно сталинской России, которая его и разгромила. Ведь как раз Сталин и понял, что единственная возможность разгромить гитлеровские орды – это подъём народа на священную войну.

Под конец главы Солженицын потытоживает: «Я хотел страницами этими напомнить, что для мировой истории это явление довольно небывалое: чтобы несколько сот тысяч молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати подняли оружие на свое Отечество в союзе со злейшим его врагом. Что, может, задуматься надо: кто ж больше виноват - эта молодежь или седое Отечество? Что биологическим предательством этого не объяснить, а должны быть причины общественные» (Том 1, часть 1, глава 6). Но и сама война была гигантских масштабов: вооружённые силы нескольких стран численностью в несколько миллионов обрушились друг на друга. И численность пленных была тоже в несколько миллионов. Соответственно количество предателей и трусов.

А вот в третьем томе есть кое-что поинтересней. В первой главе писатель выражает сочувствие к советским женщинам, «путавшимся» с немецкими оккупантами: «Прежде всего — кто они были по возрасту, когда сходились с противником не в бою, а в постелях. Одним девушкам запало, как мы пятнадцать лет не уставали кричать, что нет никакой родины, что отечество есть реакционная выдумка. Другим прискучила пуританская преснятина наших собраний, митингов, демонстраций, кинематографа без поцелуев, танцев без обнимки. Третьи были покорены любезностью, галантностью, теми мелочами внешнего вида мужчины и внешних признаков ухаживания, которым никто не обучал парней наших пятилеток и комсостав фрунзенской армии. Четвёртые же были просто голодны — да, примитивно голодны, то есть им нечего было жевать. А пятые, может быть, не видели другого способа спасти себя или своих родственников, не расстаться с ними» (Том 3, часть 5, глава 1). С голодными и родственниками всё понятно, но вот слова про «пуританскую преснятину» - это уже выпад против нравственности советского общества. Дескать, не давало вдоволь поблудить. Надеюсь, в 90-е и 2000-е годы душа писателя порадовалась. А про «любезность» и «галантность» – это уже откровенный комплимент оккупантам. Солженицын даже возмущается, что советские женщины называли этих блудниц «подстилками». «Каковы ж были мы, что от нас наши женщины потянулись к оккупантам?» - задаётся вопросом писатель. Да какими бы «мы» ни были, шлюха-подстилка, по природе своей, редко признаёт себя шлюхой. В своих глазах она сама всегда является невинной жертвой, а муж или родители для неё – страшные деспоты. Естественно, оправдывающий шлюху сам опускается до её уровня мышления.

Далее идёт речь об образовании на оккупированных территориях: «А школьные учителя? Те учителя, которых наша армия в паническом откате бросила с их школами и с их учениками — кого на год, кого на два, кого на три. Оттого что глупы были интенданты, плохи генералы, — что делать теперь учителям? — учить своих детей или не учить. Такой вопрос почему-то не возникал ни в Дании, ни в Норвегии, ни в Бельгии, ни во Франции. Там не считалось, что, легко отданный под немецкую власть своими неразумными правителями или силою подавляющих обстоятельств, народ должен теперь вообще перестать жить. Там работали и школы, и железные дороги, и местные самоуправления… Конечно, за это придётся заплатить. Из школы придётся вынести портреты с усами и, может быть, внести портреты с усиками. Ёлка придётся уже не на Новый год, а на Рождество, и директору придётся на ней (и ещё в какую-нибудь имперскую годовщину вместо октябрьской) произнести речь во славу новой замечательной жизни — а она на самом деле дурна. Но ведь и раньше говорились речи во славу замечательной жизни, а она тоже была дурна» (Том 3, часть 5, глава 1). Ну, во-первых, Дания, Норвегия, Бельгия и Франция были сметены гитлеровцами в считанные дни и месяцы. А во-вторых, что до «портретов с усами и усиками», то есть такая восточная пословица: «Хочешь победить врага – воспитай его детей». А потому ни в коем случае нельзя было позволить немцам вливать в неразумные детские головы свою идеологию. Да и разница между Сталиным и Гитлером была не только в «усиках».

Затем после обсуждения причин предательства реально пострадавших о советской власти рассказано о следующей группе: «А ещё не забудем, что среди тех наших соотечественников, кто шёл на нас с мечом и держал против нас речи, были и совершенно бескорыстные и лично не задетые, у которых имущества никакого не отнимали (у них не было ничего) и которые сами в лагерях не сидели, и даже из семьи никто, но которые давно задыхались от всей нашей системы, от презрения к отдельной судьбе; от преследования убеждений; от песенки этой глумливой: «где так вольно дышит человек»; от поклонов этих богомольных Вождю; от дёрганья этого карандаша — дай скорее на заём подписаться! от аплодисментов, переходящих в овацию» (Том 3, часть 5, глава 1). Показаны этакие «свободолюбцы». Но ведь и Гитлер не был демократом, и воспевали его пропагандисты не меньше. Хотя бы поэтому подобные причины оправдывать предательство никак не могут. Ведь они сами не понимали, что хотели.

Ну и наконец, дальше идёт повествование о якобы чуть ли всенародном освободительном порыве после нападения Германии на Советский Союз: «Когда началась советско-германская война — естественным движением народа было — вздохнуть и освободиться, естественным чувством — отвращение к своей власти. И не «застиг врасплох», и не «численное превосходство авиации и танков» так легко замыкало катастрофические котлы — по 300 тысяч (Белосток, Смоленск) и по 650 тысяч вооружённых мужчин (Брянск, Киев), разваливало целые фронты и гнало в такой стремительный и глубокий откат армий, какого не знала Россия за все 1000 лет, да наверно и ни одна страна ни в одной войне, — а мгновенный паралич ничтожной власти, от которой отшатнулись подданные, как от виснущего трупа… Населению СССР до 1941 естественно рисовалось: приход иностранной армии — значит свержение коммунистического режима, никакого другого смысла для нас не могло быть в таком приходе. Ждали политической программы, освобождающей от большевизма» (Том 3, часть 5, глава 1). Вот так, не больше и не меньше: по Солженицыну, население СССР только и ждало «Гитлера-освободителя». Однако оборона Брестской крепости, Москвы, Ленинграда, Сталинграда и прочие героические эпизоды особенно первого периода Великой Отечественной войны опровергают доводы Солженицына о всенародной ненависти к Сталину. Напротив, советский народ сплотился вокруг Вождя, за исключением, конечно, предателей, трусов и шлюх. Да и само повествование от местоимения «мы» довольно странно, учитывая, что сам писатель воевал в то время в советской армии. А какая-такая страна не знала откат армий во Второй Мировой войне? Франция, разгромленная и оккупированная меньше, чем за два месяца, Польша, раздавленная за три недели, наполовину захваченный японцами Китай? Да и при царе-батюшке в Первую Мировую войну германцы больше всего территорий захватили тоже в России, хотя эпоха Николая Второго ни идёт ни в какое сравнение со сталинской.

Но стоит обратить внимание на слова, которые есть перед этим повествованием: «В Первой Части этой книги читатель ещё не был приготовлен принять правду всю. Там, в начале, пока читатель с нами вместе не прошёл всего лагерного пути, ему выставлена была только насторожка, приглашенье подумать. Сейчас, после всех этапов, пересылок, лесоповалов и лагерных помоек, быть может читатель станет посогласнее. В Первой Части я говорил о тех власовцах, какие взяли оружие от отчаяния, от пленного голода, от безвыходности. А теперь, отодвигать дальше некуда, надо ж и о тех сказать, кто ещё до 1941 ни о чём другом не мечтал, как только взять оружие и бить этих красных комиссаров, чекистов и коллективизаторщиков? Помните, у Ленина: «Угнетённый класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, иметь оружие, заслуживал бы лишь того, чтобы с ним обращались, как с рабами». Так вот, на гордость нашу, показала советско-германская война, что не такие-то мы рабы, как нас заплевали во всех либерально-исторических исследованиях: не рабами тянулись к сабле снести голову Сталину-батюшке»(Том 3, часть 5, глава 1). То есть автор открыто говорит, что специально готовит читателя если не к уважению, то хотя бы к пониманию предателей-власовцев через «прохождение лагерного пути». Сначала в первом томе показывает трусов, а в третьем – озлобленных на власть, перед которыми в главе «Обречённые» поставлены шлюхи-подстилки. Любопытно, почему их нет в первом томе? Для рассказа о них тоже нужно было «пройти лагерный путь»? Довольно интересная стратегия. То есть читатель, по задумке писателя, должен сам стать озлобленным на Сталина и быть «посогласнее» с тем, что гордиться надо не победой советского народа над нацизмом, а власовцами, о чём далее.

В заключение Солженицын написал: «Возьму на себя сказать: да ничего бы не стоил наш народ, был бы народом безнадёжных холопов, если б в эту войну упустил хоть издали потрясти винтовкой сталинскому правительству, упустил бы хоть замахнуться да матюгнуться на Отца родного. У немцев был генеральский заговор — а у нас? Наши генеральские верхи были (и остались посегодня) ничтожны, растлены партийной идеологией и корыстью и не сохранили в себе национального духа, как это бывает в других странах. И только низы солдатско-мужицко-казацкие замахнулись и ударили. Движение это было куда более народным, простонародным, чем всё интеллигентское «освободительное движение» с конца XIX века и до февраля 1917, с его мнимо-народными целями и с его февральско-октябрьскими плодами. Но не суждено было ему развернуться, а погибнуть позорно с клеймом: измена священной нашей Родине!» (Том 3, часть 5, глава 1). Это не «клеймо», а справедливая историческая оценка. Не могла быть освободительной борьба путь даже тысяч, но на стороне тех, кто вёл против нашей страны войну на полное уничтожение. И опять же, в каких это странах в 30-40-е годы генеральские верхи сохранили «национальный дух»? В тех, которые пали под гитлеровскими полчищами? Но самое главное, этими словами Солженицын превзошёл даже самых пещерных русофобов: он похвалил наш народ за то, что в нём были предатели. Такое не пришло бы в голову даже покойной Новодворской.

Любопытно, что вдова писателя при составлении школьной версии «Архипелага» вырезала почти всё, что касалось власовцев, мотивируя это так: «Наше общество не готово сегодня это обсуждать. Пусть еще пройдут десятилетия, когда люди будут обсуждать это». То есть она надеется на дальнейшую десталинизацию, когда общество будет готово уважать предателей? А вот рассказ о шлюхах-подстилках в школьной версии «Архипелага ГУЛАГа» остался. Также она поведала: «В изначальном «Архипелаге» было очень мало о Власове: то, что Александр Исаевич мог знать от своих подельников, вернее от тех, с кем он сидел в камере, это были сведения очень лапидарные. На западе мы получили дополнительные сведения, в том числе о Власовской армии. Люди, которые выжили, они присылали свои свидетельства, кое-что было опубликовано, и он (А. И. Солженицын) сильно увеличил этот раздел во втором издании».

Подытоживая всё вышеописанное, можно сказать, что Солженицын в своём «Архипелаге ГУЛАГе» мобилизовал против Сталина всё, что только возможно: и описание репрессий, и оправдание власовцев, как банальных трусов, так и озлобленных по разным причинам на советскую власть, а также шлюх, путавшихся с немецкими оккупантами. То есть он вобрал в своё творчество все антиподы правителю, как воплощению архетипа Отца (он и сам иронично называет Сталина «Отцом родным»), вокруг которого сплотились герои-патриоты. И в этом и состоит сущность яда антисталинизма Солженицына: в представлении недостойных достойными только лишь для того, чтобы ошельмовать ненавистного ему Сталина, хотя сам писатель в своё время был наказан справедливо. Прямо как в девизе атамана Краснова, повешенного как Власов: «Хоть с чёртом, но против большевиков». Но при такой тактике побеждает исключительно «чёрт». Известно также высказывание Гитлера о Сталине: «Сила русского народа состоит не в его численности или организованности, а в его способности порождать личности масштаба И. Сталина… Наша задача - раздробить русский народ так, чтобы люди масштаба Сталина не появлялись». Вот как раз оправдание предателей всех мастей и служит делу раздробления и разложения следующих поколений Народа-Победителя, от которого сам Солженицын отделил себя, выразив такое отношение к Великой Победе 1945 года в своём труде «Как нам обустроить Россию»: «Не гордиться нам и советско-германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию». Такой же позиции придерживаются современные антисталинисты.

Следующая цитата

Во-вторых, роль власовцев сильно преувеличена в этом деле (хотя определенную роль, они безусловно, сыграли). Ведь они покинули Прагу 7 мая, хотя в городе еще шли бои с немцами. И нашим войскам, пришедшим в Прагу, пришлось вести эти бои, и нести весьма серьезные потери. Так что думаю, что чехи все же разобрались с тем, какие русские их освободили.

«…Прежде всего. Участвовали ли власовцы в боестолкновениях с немецкими войсками в Праге? Да, участвовали. Но не забудем о датах. Берлин уже три дня, как капитулировал. Война катилась к своему закономерному завершению, и чехословацкая группировка вермахта старалась не столько о том, чтобы удержать оборону, сколько любой ценой пробиться в американскую зону оккупации, избежать советского плена, в котором практически любого солдата, не говоря уже об офицерах, вполне могла ждать справедливая кара за совершённые лично им военные преступления. К той же цели - с куда большим рвением - стремились и власовцы: если немцы могли всё же надеяться на статус военнопленного, гарантировавший гуманное с ними обхождение, то для власовцев встреча с Родиной означала встречу со смертью - предателей в любой стране и в любые времена вешали. А тут на пути неожиданно оказался город, в котором идут уличные бои и через который немцы пропускать Власова с его бандюганами не собирались.
О том, почему "герои РОА" просто не попытались обойти Прагу, а втянулись в уличные бои, мы ещё поговорим, пока же стоит отметить один важный факт. 7 мая 1945 года 1-я дивизия РОА покинула Прагу, в которой ещё оставались немецкие войска и в которую после её ухода были дополнительно введены свежие гитлеровские части. По свидетельству одного из "героев", "улицы были заполнены народом. Но не радостным было его прощание с власовскими войсками. Со слезами страха и отчаяния люди провожали бойцов, обращаясь к ним с мольбой не уходить, а остаться защищать их. Женщины, плача, становились на колени, протягивали своих детей, преграждая путь уходящим полкам". Тем не менее, "дивизия пешим маршем отходила от Праги" [См.: Смыслов О.С. Кто освободил Прагу в 1945 г.? - М.: Вече, 2014. - с. 116.]. На этом, в общем-то, можно было бы и поставить точку. Власовцы отошли от Праги, не освободив её от немцев. Отошли, несмотря на недвусмысленные просьбы самих пражан остаться. Даже если исходить из той (категорически неверной) точки зрения, что РОА вела войну "против Сталина и Гитлера одновременно", в боях за Прагу между власовцами и немцами поле боя осталось за последними.
Поражение власовцев объяснить очень просто - подходила Красная Армия, через 2 дня Прага была занята войсками 1-го Украинского фронта маршала И.С. Конева, а встречаться со своими соотечественниками предателям ой, как не хотелось. Нужно было срочно улепётывать в американскую зону оккупации, а на судьбу братьев-славян просто "забить", как на досадную помеху.
Однако, открытым остаётся вопрос о мотивах, заставивших РОА повернуть оружие против недавних хозяев. Не уяснив как следует этих мотивов, невозможно покончить с бредовыми теориями о "третьей силе". Итак, как было уже сказано, единственным стремлением власовцев в мае 1945 года было уйти в зону американской оккупации, избежав справедливого возмездия. Остаётся только удивляться наивности немцев, полагавших, что из предателей, наспех набранных среди советских военнопленных, можно сколотить боеспособные соединения. Единственный опыт боевого применения РОА оказался плачевным: 1-я дивизия Буняченко , не продержавшись и трёх дней, бросила фронт и начала поспешное отступление на Запад, игнорируя приказы немецкого командования и грабя по пути немецкие военные склады. Те, кто согласился нарушить данную некогда воинскую присягу ради спасения собственной шкуры, логично и дальше будет озабочен только спасением этой самой шкуры, а конец войны к тому времени не был очевиден только для слепого.
Немцы не препятствовали отходу власовцев примерно по тем же мотивам: Красная Армия стремительно наступала, все силы были брошены на то, чтобы остановить это наступление, гитлеровцам было просто не до бродячей дивизии, самовольно оставившей фронт. И тут, весьма некстати, это восстание в Праге. Началось оно аккурат в тот самый день, когда 1-я дивизия РОА подходила к городу. РОА подчинялась командованию СС, её сформировали и вооружили немецкие власти, и логично, что немецкий комендант Праги вознамерился использовать власовские полки по их прямому назначению. У Буняченко было более 20 тысяч штыков, которые для пражского комменданта Туссена были бы ой, как не лишними - с его-то девятью тысячами бойцов [По оценкам историка К. Александрова]. И Туссен направил Буняченко ультиматум, в котором прямо угрожал, что если 1-я дивизия РОА отклонится от предписанного ей маршрута и связанных с ним задач, против неё будет применена сила. Даже такой апологет Власова, как К. Александров, признаёт решающее значение этого ультиматума: он был понят власовцами в том ключе, что, если дивизия попытается обойти Прагу, немцы будут препятствовать ей в этом вооружённым путём. Таким образам, загнанным в угол предателям предоставили весьма простой выбор: сражаться на стороне явно терпящей крах Германии и тем самым лишить себя надежды на американское покровительство, или же попытаться силой пробиться через занятую немцами Прагу к американцам, попутно реабилитировав себя в глазах последних. Поскольку Буняченко имел более чем двукратное превосходство в силах против Туссена, но не имел превосходства против двигавшегося к Праге Шёрнера, выбор его был однозначен [См.: Смыслов О.С. Указ. соч. - с. 93 - 94.].
То, что Буняченко стремился не освободить Прагу от гитлеровцев, а только и исключительно пробиться сквозь неё и уйти на запад, свидетельствует и его поведение в ходе самого пражского восстания. Стоило гитлеровцам сменить тон и объявить произошедшее боестолкновение "недоразумением" [Там же, с. 115.], как власовцы немедленно покинули город, несмотря на все мольбы обречённых на истребление жителей.
Важно учесть и ещё один момент. В окрестностях Праги активно действовали советские партизанские отряды, засланные в Чехию с территории Украины. Одним из них командовал капитан П.С. Савельев. У этого командира, помимо непосредственно боевых задач, была и ещё одна, которая как раз и заключалась в разложении власовских частей, в том, чтобы склонить хотя бы некоторых власовцев к обратному переходу на сторону Красной Армии. "К нам шли сдаваться бывшие военнопленные, приходили группами по 20 - 30 человек, - вспоминал советский капитан. - В своё время они предпочли службу в РОА смерти в концлагере. Предав Родину, а теперь немцев, эти люди клялись в верности в третий раз. Я принимал у них присягу и оставлял в отряде" [Там же, с. 98 - 99]. П.С. Савельев благополучно дожил до Победы. Полезно сопоставить его воспоминания с материалами уголовного дела Власова и Буняченко. Главари РОА в своих показаниях перед советским судом объясняют участие своих войск в боевых действиях против немцев "разложением личного состава и потерей контроля над военнослужащими" [Там же, с. 100.]. И тогда вся история с тем, как "власовцы освободили Прагу" начинает играть совершенно иными красками. Оказывается, активные боевые действия против немцев вела не РОА как таковая, а раскаявшиеся власовцы, давшие присягу советским партизанам! Что согласуется с предыдущим нашим выводом о бегстве на Запад как о единственной цели командования РОА.
Не было никакого освобождения Праги власовскими войсками. В Пражском восстании приняли участие местные антифашисты, советские партизаны П.С. Савельева и присоединившиеся к последним перебежчики из власовской РОА. Участие же власовского командования и лично Власова в освобождении Праги не подтверждается вообще ничем, даже воспоминаниями самих власовцев.
И уж конечно не стоит забывать, что подошедшим к Праге 9 мая 1945 года войскам Конева пришлось иметь дело с немецкими войсками. Зачищать от них город. И нести потери. Которые, к слову, были весьма значительными и некоторыми авторами оцениваются в 50 тысяч человек. Так что именно коневцев следует считать подлинными освободителями чешской столицы».

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Читайте также: