Похвала тени дзюнъитиро танидзаки цитаты
Обновлено: 20.09.2024
Слово о писателе
В чем сила Танидзаки? Эту силу ощущаешь, читая его вещи: они не отпускают. И трудно сказать, почему именно. Слово ли обладает магической силой или то, о чем рассказывает писатель. Талант, видимо, всегда тайна, рассудок здесь бессилен. Тогда нужно ли «Слово о писателе», которого звали Танидзаки Дзюнъитиро и который родился в 1886-м и скончался в 1965 г.?
О мастерах писать непросто. Сколь ни верна истина, что повести говорят сами за себя, однако есть в национальном творчестве нечто особое, что обусловлено традиционным образом мышления и потому нуждается в комментарии. Талант непостижим, но то, что питает его, позволяет ему осуществиться, что переходит из поколения в поколение – гений или дух народа, – доступно знанию.
Танидзаки не вошел бы в мировую литературу, если бы не был национальным писателем, воплощающим вековую традицию. Но раз Танидзаки вошел в мировую литературу, значит, он говорит на том языке, который в принципе доступен каждому. Национальное достояние не может не быть всеобщим, и именно потому, что оно национально; так и личность писателя не может быть истинной, если не исходит из национальных глубин. Наверное, талант для того и приходит в мир, чтобы потенциально всеобщее сделать действительно всеобщим.
Танидзаки национальный и очень личностный писатель. С одной стороны, он, можно сказать, пропустил через себя всю японскую классику, к которой приобщался с юных лет, с другой – каждый раз воплощал в слове то, что бередило его душу. Акутагава Рюноскэ восхищался его образованностью уже тогда, когда Танидзаки находился в начале пути и был увлечен европейцами: «Его классическое образование удивительно глубокое, что обнаруживается в его стиле… среди всех японских писателей только Мори Огай знает классику так же, как Танидзаки Дзюнъитиро». Действительно, читая повести Танидзаки, узнаешь мир хэйанских повестей – моногатари (IX-XII вв.), старинных хроник, самурайских эпопей (XIII-XIV вв.), театров Но, Кабуки, «развлекательной» прозы горожан эпохи Эдо (старое название Токио) XVII-XIX вв.
Каким же знанием о прошлом нужно обладать, чтобы так естественно и живо рассказать о делах минувших, заставить читателя поверить и вновь пережить не только события, но и движения души далеких предков, которые вовсе не кажутся далекими! Но сказать, что Танидзаки знал японскую классику, – значит сказать слишком мало. Он, видимо, умел и жить в другом времени, в другом измерении. Можно сказать, что он преодолел притяжение времени, по крайней мере не попал к нему в плен. Он возобладал над временем, а не время над ним. Он мог легко переноситься в мыслях и чувствах в отдаленную жизнь, ощущать себя одновременно и в мире прошлом, и в мире нынешнем. Традиционное японское мировоззрение – синтоизм, буддизм, даосизм – приучало Танидзаки к мысли о несуществовании (или об относительном существовании) времени, располагало к восприятию времени как «вечного теперь» (накаима). Есть только вечность, которая дает о себе знать в виде отдельных мгновений. Но каждый миг вечности не похож на другой, иначе он не был бы вечным.
И тем не менее портрет Танидзаки не будет полным, если мы, помянув его приверженность старине, не примем во внимание его сосредоточенность на современности.
В первом десятилетии XX в. в японской литературе преобладал «натурализм», ограничивший себя «неприукрашенным», «откровенным описанием» того, что есть. Второе десятилетие началось с вызова натурализму, его принципам безличного, бесстрастного изображения темных сторон действительности. Неудовлетворенность натурализмом вызвала к жизни склонность к эстетизму, поклонники красоты объединились в группу «Тамбиха». В эссеистике Танидзаки нетрудно заметить отзвуки полемики с натуралистами: «Искусство – не слепок действительности: оно само творит красоту, и потому красота, запечатленная в искусстве, должна быть живой, живым организмом».
Одна крайность породила другую. Писатели-эстеты ратовали за чистое искусство, ставили его выше жизни. Красота, наслаждение красотой – вот назначение искусства, литература – «парад» настроений, самодвижение красок. Акутагава восхищался стилем Танидзаки: «И мы, ненавидевшие такой эстетизм, не могли не признавать недюжинный талант Танидзаки именно благодаря его блестящему красноречию. Танидзаки умел выискивать и шлифовать различные японские и китайские слова, превращать их в блестки чувственной красоты (или уродства) и словно перламутром инкрустировать им свои произведения (начиная с „Татуировки“). Его рассказы, словно „Эмали и камеи“, от начала до конца пронизаны ясным ритмом. И даже теперь, когда мне случается читать произведения Танидзаки, я часто не обращаю внимания на смысл каждого слова или отрывка, а ощущаю наполовину физиологическое наслаждение от плавного, неиссякаемого ритма его фраз. В этом отношении Танидзаки был и остается непревзойденным мастером». Сато Харуо заключил: «Птице японского искусства, попавшей в плен к натурализму, голос вернул Нагаи Кафу, а крылья – Танидзаки Дзюнъитиро».
Творчество любого писателя можно, видимо, свести к главному вопросу. Какой же вопрос задал миру Танидзаки? Пожалуй, вопрос о том, что такое красота в ее отношении к человеку. Поначалу Танидзаки сосредоточен на женской красоте как силе, управляющей миром. Начал он с поклонения красоте демонической, с годами, умудренный опытом, склоняется к красоте божественной. Он заявил о своей теме в 1910 г. рассказом «Татуировка». Рассказ не случайно называют программным – в нем желание познать природу демонической красоты, поглощающей человека. Начал Танидзаки с эпохи Эдо, хотя и тяготел к древности. Опять же по закону парадокса обращался к жанрам эдоской «развлекательной» литературы – гэсаку («книги для чтения», «книги о чувствах») потому, что был увлечен европейской литературой конца века: Уайльдом, По, Бодлером, Ницше. Что-то в самом деле роднит обе культуры. Не случайно именно искусство Эдо оказалось близким по духу Европе; не случайно огромный успех в художественных салонах Парижа выпал на долю японской гравюры укиё-э (картины о бренном мире), а она в свою очередь близка прозе горожан укиё-дзоси (рассказы о бренном мире) и театру Кабуки: и в живописи, и в литературе обыгрывались те же сюжеты, варьировались одни и те же образы куртизанок из «веселых кварталов» и их обожателей. В искусстве Эдо более всего ценился дух обольстительной красоты ики, доступной горожанину: понимать толк в ики – значит ценить красоту яркую, броскую, чувственную.
В повести «Червяк, пожирающий полынь» (1928) Танидзаки отдает дань стилю Эдо: «В безупречном японском вкусе преобладают стандарты эпохи Эдо… Эдоская культура несла на себе отпечаток вульгарности купеческого сословия… Когда выходец из купеческого квартала стремился к возвышенному, для него было недостаточным, чтобы нечто выглядело трогательным, очаровательным или изящным, оно должно было быть великолепным, вселяющим чувство благоговения, понуждающим пасть на колени или вознестись до облаков»[1]. Эта красота не знает середины. Она набирает силу, когда дух эту силу утрачивает. Она действительно может быть обольстительной, дерзкой, ошеломляющей, но она – признак заката.
Тем не менее Танидзаки отдавал предпочтение, особенно на раннем этапе, этой красоте, а героем почитал эдокко – так называли коренных жителей Эдо. Эдокко были достаточно образованны, могли увлечься красотой ики, оценить утонченную красоту Хэйана, моно-ноаварэ, ощутить просветленную печаль хайку, красоту саби. Их отличали тонкий вкус, может быть, менее тонкий (с нашей точки зрения) юмор, дух независимости, верность долгу, упорство, своеобразная цельность. Танидзаки не без гордости называл себя «эдокко» и предпочитал тех актеров Кабуки, которые отличались этими качествами.
Следующая цитата
Эссе Танидзаки Дзюньитиро «Похвала тени» ( 陰翳礼讃) было впервые опубликовано в 1933 году. Прежде всего оно представляет из себя изложение эстетических взглядов Танидзаки, его трактование того, что такое красота и отношения человека с ней, но этом здесь затрагивается и множество куда более глубоких тем – прежде всего, тема отношения культур Востока и Запада. Эссе считается классической работой по японской эстетике.
«. мы, люди Востока, создавая «тень», творим красоту в местах самых прозаических. В одной нашей старинной песне говорится: «Набери ветвей, заплети, завей – вырастет шатер. Расплети – опять будет пустовать лишь степной простор». Слова эти хорошо характеризуют наше мышление: мы считаем, что красота заключена не в самих вещах, а в комбинации вещей, плетущей узор светотени. Вне действия, производимого тенью, нет красоты: она исчезает подобно тому, как исчезает при дневном свете привлекательность драгоценного камня «ночной луч», блещущего в темноте».
Проблема отношения Востока и Запада была чрезвычайно насущна для японцев начала XX века, когда они выбирали, каким путем идти дальше. Реставрация Мэйдзи, ознаменовавшая конец закрытия страны, уже отгремела, влияние Запада становилось все сильнее – и перед японцами встал вопрос о сохранении своей культурной идентичности в условиях активного взаимодействия с чужой культурой. Слепое подражание европейцам, стремление перенимать все без разбору тревожило Танидзаки, также, как и многих других деятелей культуры того времени. Однако с течением времени он пришел к выводу, что отличен «дух основы» (компон-но сэйсин) японской и европейской культуры. К слову, почти теми же словами закончил свою нобелевскую речь в 1968 г. Кавабата Ясунари: «Думаю, что отличаются наши душевные основы кокоро-но компон»; он тоже имел в виду японцев и европейцев. Японские критики признают, что в своем творчестве Танидзаки был одним из первых, кто нашел золотую середину, позволившую соединить Восток и Запад.
«И все-таки при виде их я каждый раз думаю о том, что было бы, если бы на Востоке получила развитие самобытная техническая культура, не имеющая ничего общего с западной. Как отличались бы тогда наши общественные формы от современных. Например, если бы у нас были собственные физика и химия, то развитие техники и промышленности, основанных на них, возможно, пошло бы совсем иным путем, в повседневном употреблении появились бы машины, химикалии, технические изделия и пр., более отвечающие нашим национальным особенностям? Да и не только это. Возможно, что самые физика и химия были бы построены на совершенно иных началах, чем европейские, а наши представления о существе и действии света, электричества, атомов и т. п., почерпнутые нами в школе, может быть, приняли бы совершенно иной вид. Все это относится к области науки, в которой я очень мало смыслю и, следовательно, могу лишь только фантазировать, но нетрудно себе представить, что если бы изобретения практического характера развивались у нас самобытными путями, то они оказали бы широкое воздействие не только на формы одежды, пищи и жилища, но также и на формы политической и религиозной жизни, на искусство, на экономическую деятельность и т. д. – и тогда Восток раскрыл бы перед всеми совсем особый, самобытный мир. …Возможно, что и наши идеи, и наша литература устремились бы не по пути подражания европейским образцам, а к новым, совершенно самобытным сферам. Когда представляешь себе все это, невольно в голову приходит мысль, сколь огромно влияние такой, казалось бы, незначительной вещи, как канцелярская принадлежность».
Эссе состоит из 16 разделов и японская эстетика в нем рассматривается с учетом тех изменений, которые принесла в культуру и повседневную жизнь Японии реставрация Мэйдзи. В тексте представлены размышления писателя о японской архитектуре и ее элементах, ремеслах, еде, косметике, предметах декоративно-прикладного искусства – самых разных сторонах повседневности. Эта работа, в которой автор пытается уловить и анализировать скрытое, тонкое очарование и самобытность японской культуры, несомненно будет интересна всем, кто интересуется Страной восходящего солнца и ее традиционным искусством.
«… Ведь дело в том, что европейская цивилизация достигла современно уровня, развиваясь нормальным путем, в то время как мы, столкнувшись с более развитой цивилизацией и приняв ее, вынуждены были отклониться в сторону от того пути, каким шли несколько тысячелетий. Естественным поэтому было возникновение разных препятствий и неудобств. Правда, если бы мы так и остались предоставленными самим себе, возможно, что в области культуры материальной мы ушли бы недалеко от того, что было лет пятьсот тому назад. Ведь в деревнях Китая и Индии и в настоящее время жизнь протекает почти так же, как и во времена Шакья-Муни и Конфуция. Но зато направление развития тогда было бы взято отвечающим нашему национальному характеру. И кто знает, быть может, продолжая медленно идти своим путем, мы со временем дошли бы до открытия, собственных, незаимствованных, приспособленных к нашим нуждам орудий цивилизации, заменяющих современные трамвай, аэроплан, радио и т. п. За примерами недалеко ходить. Возьмем кинематограф. Как резко отличаются друг от друга кино американское, французское и немецкое своей светотенью и расцветкой, не говоря уж об игре артистов и особенностях инсценировок. В самой фотосъемке мы можем в чем-то уловить характерные национальные особенности, хотя фотосъемки и производятся теми же самыми аппаратами, с применением тех же химикалий. И вот приходит в голову мысль: а что если бы у нас было собственное искусство фотографии? Как оно отвечало бы и цвету нашей кожи, и нашей наружности, и нашему климату, и нашему пейзажу? То же самое можно сказать о граммофоне и радио: если бы они были изобретены нами, то, несомненно, лучше передавали бы и тембр нашего голоса, и особенности нашей музыки. Наша музыка носит характер интимный, главное место в ней отведено настроению. Поэтому при записи на граммофонную пластинку, при передаче ее путем звукоусилителя прелесть исчезает более чем наполовину. Такова же и наша ораторская речь: мы не обладаем сильным голосом, мы немногословны, в речевом потоке у нас важную роль играет пауза. В машинной же передаче эта пауза просто задавливается. Таким образом, наше заискивающее отношение к машине ведет лишь к тому, что мы искажаем свое собственное искусство. Совершенно иное мы видим у иностранцев: у них машина получила развитие в их собственной среде и, разумеется, была создана с учетом всех особенностей их искусства. В этом смысле мы несем большой ущерб».
Следующая цитата
Вам когда-нибудь случалось читать книгу в метро, а затем поднять глаза и смотреть в никуда несколько минут? Или видеть, как подобное происходит с другими читающими пассажирами? Не удивлюсь, если на обложке такой книги значилось имя Харуки Мураками, способном буквально завораживать, вводить читателей в состояние измененного сознания, когда описание простого процесса приготовления макарон запросто может привести к новому пониманию мира и осознанию себя.
Самые талантливые японские писатели ведут с читателями непростой разговор о непостоянстве жизни и неизбежности смерти со свойственным им фатализмом в восприятии всего сущего. И делают это красиво и изящно, во всем стремясь к совершенству.
Возможно, познакомившись с ними, вы тоже научитесь мыслить нестандартно.
«Со временем ты поймешь. Что длится – длится. Что не происходит – не происходит. Время разрешает большинство вещей. А то, что не может решить время, мы должны решить сами». («Дэнс, дэнс, дэнс»)
«В конце концов, что такое мир: бесконечная битва противоречивых воспоминаний». (« 1Q84» )
«Говорят, что японские блюда предназначены не для того, чтобы их вкушать, а для того, чтобы ими любоваться. Я бы сказал даже — не столько любоваться, сколько предаваться мечтаниям. Действие, ими оказываемое, подобно беззвучной симфонии, исполняемой ансамблем из пламени свечей и лакированной посуды». («Похвала тени»)
«Я узнал, что чем больше мужчина ненавидит женщину, тем прекраснее она ему кажется. Дон Хосе убил Кармен, потому что чем больше он ее ненавидел, тем она казалась ему прекрасней. («Любовь глупца»)
"Подумать только, какие пустяки, какие случайные совпадения определяют подчас человеческую судьбу!". («Мелкий снег»)
«Красота не дает сознанию утешения. Она служит ему любовницей, женой, но только не утешительницей. Однако этот брачный союз приносит свое дитя. Плод брака эфемерен, словно мыльный пузырь, и так же бессмыслен. Его принято называть искусством» («Золотой храм»)
«Любопытство не ведает этики. Возможно, это самая безнравственная из человеческих страстей». («Исповедь маски»)
«Простота — наивысшая точка соприкосновения жизни и искусства. Тот, кто презрительно относится к простоте, вызывает только жалость — ибо тем самым он признает свое поражение. Если человек боится простоты, значит, он далек от зрелости». («Жажда любви»)
«Люди — странные создания. Все, до чего мы дотрагиваемся, мы оскверняем, при этом в душе у нас есть все задатки для того, чтобы стать святыми». («Весенний снег»)
«Время течет одинаково для всех людей; каждый человек течет во времени по-своему ».
«Успехи и неудачи в жизни родителей - это успехи и неудачи их детей в семейной жизни». («Стон горы»)
«Уже осень - дотронься до ее волос и вздрогни от их прохлады». («Рассказы на ладони»)
«Получив куцее образование, человек работает до полного изнеможения и в результате становится неврастеником. Поговори с любым. Он, как правило, туп. Ему ни до чего, только до себя. Прожил день, и ладно. И что тут сделаешь, если люди до того вымотаны, что не в состоянии думать?». ( «Зате м»)
«Если деньги, власть и красноречие могли бы привлекать к себе сердца людей, тогда люди, наверно, больше всех любили бы ростовщиков, полицейских и университетских профессоров». («Мальчуган»)
«В этом мире человеку лучше быть ровным, без уголков. Круглый предмет катится благополучно, а вот угловатый только ломает себе бока и на каждом шагу нарывается на неприятности». («Ваш покорный слуга кот»)
«Книги и музыка - мы и сами не замечаем, как они спасают нас каждый день, каждый час. Жизненно важные мелочи. Настоящие подарки судьбы, даже если мы до конца этого и не осознаем». («Амрита»)
«Людей не волнуют обстоятельства или внешние силы, они терпят поражение внутри себя». («Кухня»)
«Если человек слишком много времени проводит в безопасной, как ему кажется, комнате - он постепенно становится частью дома, ещё одним предметом интерьера. На улице таких людей легко заметить - у них и одежда, и выражение лица домашние. Они движутся, как сомнамбулы, смотрят в одну точку. Они забыли, что значит жить на воле». («Амрита»)
«Судьба — это то, что случается с тобой вопреки всем планам». («Аут»)
«Дети чувствуют унижение острее всех, нет более уязвимых созданий. Потому что они не умеют справляться с унижением. Нет у них таких навыков». («Хроника жестокости»)
«Чем больше мужчина тужится поднять себе цену, тем сильнее бросается в глаза его внутренняя пустота». («Нежные щечки»)
«Разум мой позволил мне понять бессилие разума»
«Свободы хотят все. Но так кажется только со стороны. На самом же деле в глубине души свободы не хочет никто. Свобода подобна горному воздуху. Для слабых она непереносима»
«Жизнь подобна коробку спичек. Обращаться с ней серьезно — глупее глупого. Обращаться несерьезно — опасно»
«Называть деспота деспотом всегда было опасно. А в наши дни настолько же опасно называть рабов рабами»
Следующая цитата
«Похвала тени» - это очаровательное эссе по японской эстетике одного из величайших романистов Страны Восходящего Солнца.
Сочинение состоит из шестнадцати разделов, в которых подчеркивается традиционный японский уклад в противовес современному и западному. Запад, в своем стремлении к прогрессу, представляется здесь в постоянном поиске света и ясности, в то время как тонкие и приглушенные формы восточного искусства и литературы тесно связанны с японской концепцией ваби-саби (скромная простота). К контрасту света и тени, Танидзаки добавляет слоистые тона различных разновидностей теней и их насыщенности, чтобы дать большую выразительность различным изделиям, таким как золотое шитье, патина, матовые поверхности камней в противовес глянцевым покрытиям.
В тексте представлены личные размышления писателя на тему японской архитектуры и ремесел, продуктов питания и косметики, используемой женщинами.
В "Похвале тени" Танидзаки с огромным художественным вкусом, в превосходном литературном стиле затрагивает основные аспекты традиционной культуры японского быта. Непревзойденный эстет, Танидзаки убедительно раскрывает читателю понимание красоты по-японски.(с)MrsGonzo Пока ничего нет, добавить цитату Пока ничего нет, Написать рецензию Пока ничего нет, ОбсудитьИллюстрации
Произведение Похвала тени полностью
Читать сборник Похвала тени онлайн
- Похожее
- Вам понравится
- Другие произведения автора
Юный М.Ю. Лермонтов активно увлекался творчеством французских романтиков, поэтому его ранние стихотворения похожи на лирические исповеди или записи из личного дневника. Молодой поэт искусно играет абсолютно разными мотивами: от общественно-политических до философских и интимных.
Стихотворение «1830. Майя. 16 число» является образцом ранней лирики М.Ю. Лермонтова. Основу сюжета составляет тема смерти, в контексте которой поэт развивает и усиливает мотивы поэтического творчества, судьбы Родины и предназначения человека. Главный герой лирично размышляет о смерти, о судьбе певца, о разрушениях на земле родной, и все эти раздумья в произведении плавно гармонично переплетаются, перетекая из одного в другое. Также обращает на себя внимание интонация произведения – в нем много восклицательных и вопросительных предложений, что, безусловно, привносит оживляющие нотки в монолог героя, передавая его эмоции ярко и выразительно.
В своем произведении поэт использует преимущественно перекрестную и кольцевую рифму. Также в стихотворении имеются мужские и женские рифмы. Стихотворный размер произведения – четырехстопный ямб.
Мураками, подобно волшебнику, перескажет вам сон, но сделает это так, что вы почувствуете, что этот сон снится вам лично.
Молодая женщина Аоамэ, оказавшись в параллельной реальности 1Q84 года, живет на конспиративной квартире, где готовится к главной миссии, ради которой она здесь находится, и надеется на саму желанную встречу в своей жизни.
(с) MrsGonzo для LibreBook
21 урок для XXI века Начинающий писатель, чей первый роман вызвал восторженные отзывы критиков, но мало радовал продажами, получил шестизначный аванс на новый роман, при условии, что он постарается больше угодить читателям, чем профессионалам. Практически вместе с этим радостным событием, он узнает, что страдает тяжелым наследственным заболеванием, которое может привести к смертельному исходу в течение года. Как сговорившись, его лучшая подруга решила родить от него ребенка, воспользовавшись услугами экстракорпоральных технологий.
В Нью-Йорке, с его частыми ураганами и социальными волнениями, он должен просчитать свою возможную смерть и перспективы отцовства в городе, который вот-вот зальет водой.
(с) MrsGonzo для LibreBook
Загрузка. Роман «Ключ» – самое известное произведение Дзюнъитиро Танидзаки, одного из столпов японской литературы XX века. В этом романе, действие которого разворачивается в Киото, два дневника – два голоса, мужа и жены, – искушают, противоборствуют, увлекают в западню. С изощренным психологизмом рисует автор сложную мозаику чувств, прихотливую смену настроений, многозначную символику взаимоотношений мужчины и женщины. Роман был дважды экранизирован: японским режиссером Коном Итикавой (приз на МКФ в Канне, 1960) и, в вольной интерпретации, Тинто Брассом (1983). Мелкий снег Название данного произведения Д.Танидзаки выбрал не случайно. Снег издавна считался в Японии объектом эстетического любования, наравне с сакурой или красными осенними кленами, поэты воспевали красоту снега с самых древних времен. Произведение выдержано в традициях реализма, написано в жанре семейной хроники. Любовь глупца
Двадцативосьмилетний Кавай – хорошо образованный молодой человек, инженер-электрик, выходец из богатой помещичьей семьи, большой поклонник европейской культуры. Когда Кавай впервые увидел пятнадцатилетнюю Наоми, работающую официанткой в кафе, он был сражен ее экзотической почти западной красотой и манерами.
Будучи преисполненным решимости превратить ее с течением времени в идеальную жену, он забирает Наоми в свой доме с намерение держать свою красавицу подальше от соблазнов Токио. Храня ее целомудрие , он оплачивает уроки английского и музыки, стремясь поднять Наоми до собственного уровня.
Но когда девушка становится старше и обретает статус жены, Кавай обнаруживает, что Наоми далека от наивной девушки его фантазий. А история одержимости и непреодолимой страсти быстро перерастает в историю комичного мазохизма.©MrsGonzo для LibreBook
Новеллы японских писателей Опубликованы в журнале "Иностранная литература" № 1, 1975. Из рубрики "Авторы этого номера". Тэцуо Миура. Предлагаемый читателю рассказ «Река терпения» [. ] взят из одноименного сборника. Наоя Сига. Рассказ «Преступление Хана» взят из Полного собрания сочинений современной японской литературы, т. 20, Токио, 1954 г. Дзюнъитиро Танидзаки. Рассказ «Татуировка» взят из серии «Японская литература», т. 23, Токио, 1972. Японская новелла Литературный гений японского народа с наибольшей полнотой воплощен в малых формах. Это пятистрочная танка и трехстрочная хайку - в поэзии, рассказ - в прозе. Книга "Японская новелла" - антология этого жанра с момента его зарождения в начале IX века и до века XX. Несмотря на внушительный объем книги, в ней было невозможно достойно представить всех замечательных авторов, работавших в этом жанре. Хотя бы потому, что практически все японские литераторы писали рассказы. Читателю остается только смириться с выбором составителя - выбором, который не в последнюю очередь был обусловлен его личными пристрастиями, наличием или отсутствием соответствующих переводов на русский язык и другими обстоятельствами. Содержание:
ЯПОНСКАЯ НОВЕЛЛА VIII - XIII век
Нихон рёики
(коментарии А. Мещерякова)
Слово о том, как был пойман Гром.
Слово о лисице и ее сыне.
Слово о мальчике, силы необычайной, рожденном с помощью Грома.
Слово о наказании мучительной смертью в этой жизни злого сына, который из любви к жене задумал убить свою мать.
Слово о том, как мерялись силой две богатырши.
Слово о воздаянии в этой жизни и о помощи крабов, оказанной ими за то, что их лягушку выкупили и отпустили на волю.
Слово о том, как сирота почитала бронзовую статую Каннон, и об удивительном воздаянии в этой жизни
Удзи сюи моногатари
( перевод Г. Свиридова)
Про то, как бог дороги с Пятой улицы внимал тому, как Домэй читал сутру в доме Идзуми-сикибу.
Про грибы Хиратакэ, что росли в деревне Синомура провинции Тамба.
Про то, как черти шишку забрали и обратно отдали.
Про старшего государственного советника из рода Бан.
Про горного отшельника, который хранил во лбу молитву.
Про то, как средний государственный советник Моротоки исследовал «драгоценный стебель» монаха.
Про то, как мудрец из Рюмон хотел оленем обернуться.
Про то, как при помощи гадания удалось обнаружить золото
Про то, как господин Удзи упал с лошади и призвал к себе епископа из обители Дзиссо
Про то, как злословил Хата-но Канэхиса, придя домой к министру Мититоси
Про то, как на буддийской службе, устроенной старшим государственным советником Минамото-но Масатоси, били в колокол «Пожизненного Целомудрия» ..
Про то, как юный послушник притворялся спящим, когда лепешки пекли
Про то, как при виде опадающей сакуры заплакал деревенский мальчик
Про то, как Котода испугался дружка своей дочери .
Про то, как старший подмастерье рыбу стянул
Про то, как монахиня бодхисаттву Дзидзо лицезрела
Про бататовую кашу у Тосихито
Про то, как в провинции Садо золото нашли
Про настоятеля из храма Якусидзи
Про остров брата и сестры
Про змею подкаменную
Про подвижника, который в храме Тобокуин учредил службы в честь «Лотосовой сутры»
Про то, как Микава удалился от мира
Про то, как Син-но Мёбу в храм Киёмидзу ходила
Про то, как воскрес Нарито-но Асон
Про Ацумаса и Тадацуна
Про то, как монашествующий император Госудзаку поставил статую будды высотою в один дзё и шесть сяку
Про то, как заместитель министра кадров Санэсигэ сподобился видеть подлинное тело божества Камо
Про то, как досточтимый Тикай вел духовную беседу с прокаженным
Про то, как занемог отрекшийся от престола государь Сиракава
Про то, как епископ Ётё рыбу ел
Про то, как Дзицуин из озера читал Реэну слова Закона
Про то, как епископ Дзиэ алтарь построил
Про пятицветного оленя
Про Сата, служившего у управителя провинции Харима по имени Тамэиэ
Про кашу на воде для среднего государственного советника Сандзё
Про сыщика Тадаакира
Про то, как мужчина, храм Хасэдэра посещавший, чудесной милости удостоился
Про то, что случилось на пирах у Онономия, Нисиномия и у министра Томинокодзи
Про то, как Норинари, Мицуру и Норикадзу из лука искусно стреляли
Цуцуми тюнагон моногатари
(перевод и комментарии А. Мещерякова)
Любительница гусениц
Игра в раковины
ЯПОНСКАЯ НОВЕЛЛА VIV-ХVвек
Синтосю
Об основании Зеркального храма
Комментарии
Отоги-дзоси
Выход в море
Гэндзи-обезьяна
Рассказ о Караито
Сайки
Двадцать четыре примера сыновней почтительности
ИдзумиСикубу
Кошки-мышки
ЯПОНСКАЯ НОВЕЛЛА XVI - XVIII век
Судзуки Сёсан
Повести о карме
Огита Ансэй
Рассказы ночной стражи
Асаи Рёи
Поединок каменных глыб
Горная ведьма
Чудеса, ежели о них рассказывать, могут случиться наяву
Ихара Сайкаку
Горе, вылетевшее из рукава
Общество восьмерых пьяниц
Кичливый силач
Чертова лапа, или человек, наделавший много шума из ничего
Долгий путь к знакомому изголовью
Драконов огонь, что засиял во сне
Дом, где даже соврать нельзя даром
Даже боги иногда ошибаются
Вечерние торги накануне Нового года
Штора из кистей для чистописания — плод находчивого ума
Праведный Хэйтаро
Домовладелица, чей длинный нос послужил причиной многих бед
О человеке, который торговал вразнос собственной смекалкой
И в столице все вышло не так, как я ожидал
Ларец с завещанием, повергшим всех в растерянность
Мир, погрузившийся во мрак
Цуга Тэйсё (Кинро Гёся)
О том, как сбылось предсказание старца Хакусуй
О том, как Мотомэ, утопив свою жену, сам сделался зятем Хигути
ЯПОНСКАЯ НОВЕЛЛА XIX - XX век
Мори Огай
В процессе реконструкции
Последняя фраза
Сансё, хозяин Исиуры
Старая чета
Токутоми Рока
Пепел
Три дня облаков на Кодзан
Вишня
Братья
Двести иен
Эстетствующий мужичок
Акутагава Рюноскэ
Бессмертный мудрец
Винные черви
Беседа с богом странствий
Дракон
Месть Дэнкити
Письмо с курорта
После смерти
Кармен
Танидзаки Дзюнъитиро
Цзилинь
Маленькое государство
Кавабaта Ясунари
Цикада и сверчок
Их волосы
Канарейки
Фотография
Летние туфельки
Случай с мертвым лицом
Звуки шагов.
Стекло
Спасибо!
Любовное самоубийство
Счастье
Ногти
Прах божий
Человек, который не умел улыбаться
Слепец и девочка
Дождь на станции
Лошадиная красавица
Черный пион
Анна японская
Подзорная труба и телефон
Сортирный будда
Зонтик
Цвели камелии.
Соседи
На дереве
Бессмертие
Снег
Читайте также: