Платон цитаты о государстве

Обновлено: 21.11.2024

Это стабильная версия, проверенная 25 января 2017. 1 изменение ожидает проверки.

ТочностьВыборочно проверено

Государство:

Следующая цитата

Кто вел жизнь упорядоченную и был добродушен, тому и старость лишь в меру трудна. А кто не таков, тому, Сократ, и старость, и молодость бывает в тягость.

Справедливость как воздаяние должного каждому человеку

«Как ты, Софокл, насчет любовных утех? Можешь ли ты еще иметь дело с женщиной?» – «Что ты такое говоришь, право, – отвечал тот. – Да я с величайшей радостью избавился от этого, как убегает раб от необузданного и лютого господина».

Значит, и от того, и от другого – и от бедности, и от богатства – хуже становятся как изделия, так и сами мастера.

Без знания истины невозможно отличить подлинное удовольствие от мнимого

Философ – тот, кто созерцает прекрасное

Но ведь всякое искусство, Фрасимах, это власть и сила в той области, где оно применяется.

– Я потому спросил, – сказал я, – что не замечаю в тебе особой привязанности к имуществу: это обычно бывает у тех, кто не сам нажил состояние. А кто сам нажил, те ценят его вдвойне. Как поэты любят свои творения, а отцы – своих детей, так и разбогатевшие люди заботливо относятся к деньгам – не только в меру потребности, как другие люди, а так, словно это их произведение. Общаться с такими людьми трудно: ничто не вызывает их одобрения, кроме богатства.

Следовательно, Фрасимах, и всякий, кто чем-либо управляет, никогда, поскольку он управитель, не имеет в виду и не предписывает того, что́ пригодно ему самому, но только то, что пригодно его подчиненному, для которого он и творит. Что бы он ни говорил и что бы ни делал, всегда он смотрит, что пригодно подчиненному и что тому подходит.

не дело справедливого человека вредить – ни другу, ни кому-либо иному; это дело того, кто ему противоположен, то есть человека несправедливого.

Следующая цитата

– Значит, Полемарх, не дело справедливого человека вредить – ни другу, ни кому-либо иному; это дело того, кто ему противоположен, то есть человека несправедливого.

Мы не без основания призна́ем двойственными и отличными друг от друга эти начала: одно из них, с помощью которого человек способен рассуждать, мы назовем разумным началом души, а второе, из-за которого человек влюбляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен другими вожделениями, мы назовем началом неразумным и вожделеющим, близким другом всякого рода удовлетворения и наслаждений.

Богатство и бедность. Одно ведет к роскоши, лени, новшествам, другая кроме новшеств – к низостям и злодеяниям.

К этому я добавлю, что обладать состоянием – это, конечно, очень хорошо, но не для всякого, а лишь для порядочного человека.

Государство, – сказал я, – возникает, как я полагаю, когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается.

А [огорчения] по поводу этого, как и домашние неприятности, имеют одну причину, Сократ, – не старость, а самый склад человека. Кто вел жизнь упорядоченную и был добродушен, тому и старость лишь в меру трудна. А кто не таков, тому, Сократ, и старость, и молодость бывает в тягость.

Поэт творит призраки, а не подлинное бытие

Изо дня в день такой человек живет, угождая первому налетевшему на него желанию: то он пьянствует под звуки флейт, то вдруг пьет одну только воду и изнуряет себя, то увлекается телесными упражнениями; а бывает, что нападает на него лень, и тогда ни до чего ему нет охоты. Порой он проводит время в занятиях, кажущихся философскими. Часто занимают его общественные дела: внезапно он вскакивает и говорит и делает что придется. Увлечется он людьми военными – туда его и несет, а если дельцами, то тогда в эту сторону. В его жизни нет порядка, в ней не царит необходимость; приятной, вольной и блаженной называет он эту жизнь и как таковой все время ею и пользуется.

«Правда, я не стал бы знаменит, будь я серифийцем, зато и тебе не прославиться, будь ты хоть афинянином».

правителям государства надлежит применять ложь как против неприятеля, так и ради своих граждан – для пользы своего государства, но всем остальным к ней нельзя прибегать

Следующая цитата

Плато́н (др.-греч. Πλάτων — «широкий», настоящее имя Аристокл (Αριστοκλής), 428 или 427 — 348 или 347 до н. э.) — древнегреческий философ, ученик Сократа, учитель Аристотеля, основатель «Академии».
Платон — первый философ, чьи сочинения дошли до нас не в кратких отрывках, цитируемых другими, а полностью.

Содержание

Когда люди вынуждены выбирать из двух зол, никто, очевидно, не выберет большего, если есть возможность выбрать меньшее. — «Протагор», 358d

Поступать несправедливо хуже, чем терпеть несправедливость. — «Горгий», 473a

Самая тесная дружба, как о том судят древние мудрецы, бывает у сходных меж собою людей. — «Горгий», 510b

Греки расселись по берегам Средиземного моря, как лягушки вокруг болота. — «Федон», 109b (как слова Сократа). Точная цитата: «Мы теснимся вокруг нашего моря, словно <. > лягушки вокруг болота».

Смерть Сократа. Жак Луи Давид, 1787 г. Сократ сперва ходил, потом сказал, что ноги тяжелеют, и лёг на спину: так велел тот человек. Когда Сократ лёг, он ощупал ему ступни и голени и немного погодя — ещё раз. Потом сильно стиснул ему ступню спросил, чувствует ли он. Сократ отвечал, что нет. После этого он снова ощупал ему голени и, понемногу ведя руку вверх, показывал нам, как тело стынет и коченеет. Наконец прикоснулся в последний раз и сказал, что когда холод подступит к сердцу, он отойдёт.

Любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом. — «Пир», 180b

— . Из богов никто не занимается философией и не желает стать мудрым, поскольку боги и так уже мудры; да и вообще тот, кто мудр, к мудрости не стремится. Но не занимаются философией и не желают стать мудрыми опять-таки и невежды. <. >
— Так кто же, Диотима, — спросил я, — стремится к мудрости, коль скоро ни мудрецы, ни невежды философией не занимаются?
— Ясно и ребенку, — отвечала она, — что занимаются ею те, кто находится посредине между мудрецами и невеждами, а Эрот к ним и принадлежит. Ведь мудрость — это одно из самых прекрасных на свете благ, а Эрот — это любовь к прекрасному, поэтому Эрот не может не быть философом, то есть любителем мудрости, а философ занимает промежуточное положение между мудрецом и невеждой. — «Пир», 204ab

Вот каким путем нужно идти в любви — самому или под чьим-либо руководством: начав с отдельных проявлений прекрасного, надо все время, словно бы по ступенькам, подниматься ради самого́ прекрасного вверх — от одного прекрасного тела к двум, от двух — ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным нравам, а от прекрасных нравов к прекрасным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о самом прекрасном, и не познаешь наконец, что же это — прекрасное. И в созерцании прекрасного самого по себе <. > только и может жить человек, его увидевший. — Платоновская иерархия красоты («Пир», 211cd)

. В каждом из нас есть два каких-то начала, управляющие нами и нас ведущие; мы следуем за ними, куда бы они ни повели; одно из них врожденное, это — влечение к удовольствиям, другое — приобретенное нами мнение относительно нравственного блага и стремления к нему. Эти начала в нас иногда согласуются, но бывает, что они находятся в разладе и верх берет то одно, то другое. Когда мнение о благе разумно сказывается в поведении и своею силою берет верх, это называют рассудительностью. Влечение же, неразумно направленное на удовольствия и возобладавшее в нас своею властью, называется необузданностью. — «Федр», 237d-238a

Колесница зари (Эос)

. Изумление <. > есть начало философии. — «Теэтет», 155d

. Число составляет всю суть каждой вещи. — «Теэтет», 204e

. Во всей трагедии и комедии жизни <. > страдание и удовольствие смешаны друг с другом. — «Филеб», 50b

[Война] — главный источник частных и общественных бед, когда она ведется. — «Государство», II, 373e

Каким же будет воспитание? Впрочем, трудно найти лучше того, которое найдено с самых давнишних времен. Для тела — это гимнастическое воспитание, а для души — мусическое. — «Государство», II, 376e

Во всяком деле самое главное — это начало. — «Государство», II, 377a

[В государствах] заключены два враждебных между собой государства: одно — бедняков, другое — богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств. — «Государство», IV, 422e—423a

Добродетель — это <. > некое здоровье, красота, благоденствие души, а порочность — болезнь, безобразие [позор] и слабость. — «Государство», IV, 444de

Пока в государствах не будут царствовать философы, либо <. > нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино — государственная власть и философия, <. > до тех пор <. > государствам не избавиться от зол. — «Государство», V, 473c-d

Астрономия. заставляет душу взирать ввысь и ведет ее туда, прочь ото всего здешнего. — «Государство», VII

В образцово устроенном государстве жены должны быть общими, дети — тоже, да и все их воспитание будет общим. — «Государство», VIII, 543a

Карта Атлантиды. Афанасий Кирхер, 1669 г. Частица «огня» Частица «воздуха» Частица «воды» Частица «земли»

Итак, согласно моему приговору, краткий вывод таков: есть бытие, есть пространство и есть возникновение, и эти три [рода] возникли порознь еще до рождения неба. <. > четыре рода [т. е. первоначальные стихии: вода, огонь, земля, воздух] обособились в пространстве еще до того, как пришло время рождаться устрояемой из них Вселенной. Ранее в них не было ни разума, ни меры: хотя огонь и вода, земля и воздух являли кое-какие приметы присущей им своеобычности, однако они пребывали всецело в таком состоянии, в котором свойственно находиться всему, чего еще не коснулся бог. Поэтому последний, приступая к построению космоса, начал с того, что упорядочил эти четыре рода с помощью образов и чисел. То, что они были приведены богом к наивысшей возможной для них красоте и к наивысшему совершенству из совсем иного состояния, пусть останется для нас преимущественным и незыблемым, утверждением; но теперь мне следует попытаться пояснить вам устройство и рождение каждого из четырех родов. <. >
Земле мы, конечно, припишем вид куба, ведь из всех четырех родов наиболее неподвижна и пригодна к образованию тел именно земля, а потому ей необходимо иметь самые устойчивые основания. <. > Пусть же объемный образ пирамиды и будет, в согласии со справедливым рассуждением и с правдоподобием, первоначалом и семенем огня; второе по рождению тело мы назовем воздухом, третье же — водой. Но при этом мы должны представить себе, что все эти [тела] до такой степени малы, что единичное [тело] каждого из перечисленных родов по причине своей малости для нас невидимо, и лишь складывающиеся из их множеств массы бросаются нам в глаза. Что же касается их количественных соотношений, их движений и вообще их сил, то бог привел все это в правильную соразмерность, упорядочивая все тщательно и пропорционально, насколько это допускала позволившая себя переубедить природа необходимости. — Космология Платона («Тимей», 52d-56c)

За каждое злодеяние надо расплачиваться последующим возмездием, ради вразумления. Возмездие будет легче, если злодеяние совершено по неразумию, когда преступник молод и поддался чьему-либо внушению, а также в других подобных случаях. Тяжелее оно будет, если преступление совершено по собственному неразумию, из-за невоздержанности в удовольствиях и страданиях, из страха и робости, из-за страстей, зависти и неисцелимого гнева.

. Из всех остальных так называемых искусств. не осталось бы ни единого, но все они совершенно исчезли бы, если бы было исключено искусство арифметики. — «Послезаконие», 977d-e

. Мы должны признать, что эллины совершенствуют всё то, что они получают от варваров. — «Послезаконие», 987d

Всё тяготеет к царю всего, и все совершается ради него; он — причина всего прекрасного. Ко второму тяготеет второе, к третьему — третье. — Намек на основную платоновскую триаду — «единое (или благо)», «ум» и «душа».

Для каждого из существующих предметов есть три ступени, с помощью которых необходимо образуется его познание; четвертая ступень — это само знание, пятой же должно считать то, что познается само по себе и есть подлинное бытие: итак, первое — это имя, второе — определение, третье — изображение, четвертое — знание.

… ум человека, поглощённый ничтожными вещами, неизбежно не замечает того, что поистине достойно удивления. — книга II, 27

Надежды — сны бодрствующих. — книга XIII, 29

Музам Киприда грозила: «О девушки! Чтите Киприду,
Или Эрота на вас, вооружив, я пошлю!»
Музы Киприде в ответ: «Аресу рассказывай сказки!
К нам этот твой мальчуган не прилетит никогда». — Стихи Платона

Не всё то к лучшему, что на пользу лишь тирану, если тиран не отличается добродетелью.

Слаще всего — слышать истину (вариант: «говорить истину»).

Благодарю судьбу за то, что я родился человеком, а не бессловесным животным; эллином, а не варваром; а также за то, что жить мне пришлось во времена Сократа. — Слова умирающего Платона, согласно Плутарху («Гай Марий», 46)

Σωφροσύνῃ προφέρων θνητῶν ἤθει τε δικαίῳ
ἐνθάδε δὴ κεῖται θεῖος Ἀριστοκλέης
εἰ δέ τις ἐκ πάντων σοφίης μέγαν ἔσχεν ἔπαινον
τοῦτον ἔχει πλεῖστον καὶ φθόνος οὐχ ἕπεται.

Amicus Plato, sed magis amica veritas

Из учеников Сократа вполне заслуженно наибольшую славу приобрел Платон, совершенно затмивший остальных.
Учение мудрости может иметь своим предметом или деятельность, или созерцание: почему одна часть его может быть названа деятельной, а другая — созерцательной, из которых деятельная имеет целью упорядочение жизни, т. е. просвещение нравов, а созерцательная — исследование причин природы и чистейшей истины. В деятельной превзошедшим других считается Сократ; Пифагор же всеми силами своего мышления предавался философии умозрительной. А Платону ставят в заслугу соединение того и другого, и через это — усовершенствование философии.
Возможно, что те, которые приобрели известность своим наиболее тонким и правильным пониманием Платона, которого вполне заслуженно ставят гораздо выше всех философов разных народов, и последовавшие ему, именно благодаря этому высказываются о Боге так, что в Нем находится и причина бытия, и начало разумения, и порядок жизни.
Итак, если Платон называет мудрым человека, подражающего этому Богу, не знающего и любящего Его и через общение с Ним делающегося блаженным, то зачем нам подвергать разбору других? Никто не приблизился к нам более, чем философы его школы. — Кн. VII, гл. IV-V

The safest general characterization of the European philosophical tradition is that it consists of a series of footnotes to Plato.

Платон:

Читайте также: