Отношение рассказчика к печорину цитаты
Обновлено: 21.11.2024
Характеристика Печорина в главе «Максим Максимыч» поможет наиболее полно раскрыть образ центрального персонажа романа «Герой нашего времени». Именно в этой главе показана оценка главного героя рассказчиком, а также продемонстрированы истинные взаимоотношения Печорина и Максима Максимыча.
Мнение рассказчика о Печорине
Рассказчик, зная о некоторых подробностях жизни Григория Александровича Печорина, с нетерпением ждал встречи с героем. По словам повествователя, убеждения по поводу внешности Печорина и его характера пришли ему на ум, потому что он уже со слов Максима Максимыча понимал, что за человек находится перед ним. Вероятнее всего, «на другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление».
Рассказчик, описывая внешность Печорина, говорит про статность и стройность его фигуры, про его аристократичные манеры, выраженные в деталях внешности («бархатный сюртучок», «ослепительно чистое белье», «маленькая аристократическая рука», «бледный, благородный лоб», «зубы ослепительной белизны»). В целом внешность центрального персонажа была отмечена так: Печорин владеет «оригинальной физиономией, которая особенно нравится женщинам светским».
Повествователь обращает внимание на незаметные черты внешности Печорина, которые характеризуют его как человека.
Из того, что Печорин при походке не размахивал своими руками, рассказчик сделал выводы, что герой имеет скрытный характер.
Лоб Печорина имел следы морщин, однако их можно было обнаружить лишь «при долгом наблюдении», что говорит о нежелании показывать свои чувства мимикой.
Глаза, по мнению рассказчика, рассказывали о Печорине многое. «Ослепительные», но «холодные», они никогда не смеялись. Это говорило о том, что главный герой либо имеет злой нрав, либо находится в «глубокой постоянной тоске».
Повествователь подчеркивает, что его мнение относительно Печорина основано лишь на его наблюдениях. Однако они наиболее полно характеризуют героя.
Отношения Максима Максимыча и Печорина
Характер Печорина в главе «Максим Максимыч» в полной степени выразился в его отношении к старому другу.
Максим Максимыч, узнав о приезде Печорина, с которым они в свое время жили под одним кровом, нетерпеливо ждет встречи с героем. Он убежден, что Печорин, лишь услышав имя старого приятеля, сразу поспешит к нему навстречу. Однако этого не происходит. Он появляется лишь наутро. Рассказчик замечает, что Максим Максимыч после долгой разлуки хотел, что Печорин «кинулся ему на шею», однако тот лишь протянул ему руку, причем сделал это «довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой». Максим Максимыч уже тогда «остолбенел», однако не подал вида, желая пообщаться со своим другом. Но Печорин сказал ему, что он должен ехать, и никакие попытки уговорить его остаться, сделанные Максимом Максимычем, его не останавливали.
Истинный облик главного героя
Следующая цитата
Михаил Юрьевич Лермонтов — один из известнейших русских поэтов 19 века, творчество которого оказало огромное влияние не только на современников писателя, но и на развитие отечественной литературы в целом. Михаил Юрьевич с поражающей точностью рисует портреты своих героев, наделяя их такими чертами, которые делают их практически живыми настоящими людьми, а не просто книжными персонажами.
В своем психологическом романе М.Ю. Лермонтов занимает в первую очередь позицию наблюдателя, посредника между читателем и историей героя, опубликованной в виде личного дневника Печорина. О своем отношении к Григорию Михаил Юрьевич практически ничего не говорит. Складывается впечатление, что он делает это намеренно, предоставляя читателю возможность самостоятельно дать оценку герою, проанализировать данное литературное произведение исходя из его содержания, без опоры на авторское мнение и без указаний:
Если в самом повествовании писатель воздерживается от выражения своего мнения, то в предисловиях все-таки высказывается и о романе в целом, и о Печорине, но не сообщает никаких дополнительных важных фактов. Григория он считает человеком неоднозначным, искренним и обладающим зрелым умом. Дневник Печорина — не исповедь, а самоанализ, наблюдение, через такую призму Лермонтову удалось мастерски составить портрет окружающей действительности, в которой оказывается как он сам, так и его герой:
Для Лермонтова публикация дневников Печорина — не призыв к осуждению и высмеиванию таких людей, как Григорий, а попытка объяснить читателю что же творится в душе у его героя, чем он руководствуется, что повлияло на него и сделало таким:
Можно сказать, что отношение автора к своему герою больше похоже на отношение одного живого человека к другому. В отношениях всегда присутствует некая недосказанность и неоднозначность, человеческая натура изменчива и порой непредсказуема, а значит и выстроить отношение к кому-либо и закрепить без изменений — практически непосильная задача. В образе Печорина Михаил Юрьевич отразил проблемы целого поколения, создал героя настолько глубокого, что и по сей день вызывает споры и побуждает к тщательному анализу.
Следующая цитата
Цитаты автора
Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения.
Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины
Привычка – вторая натура
Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить.
Что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться
История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.
Цитаты Печорина
Когда хвалят глаза, то это значит, что остальное никуда не годится.
Радости забываются, а печали никогда.
Где нам, дуракам, чай пить!
Самые счастливые люди – невежды, а слава – удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким
На стене ни одного образа – дурной знак.
Порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело.
Мирный круг честных контрабандистов
Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну.
Милый мой, я презираю женщин, чтобы не любить их, потому что иначе жизнь была бы слишком нелепой мелодрамой
Я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги!
Без дураков было бы на свете очень скучно…
О самолюбие! ты рычаг, которым Архимед хотел приподнять земной шар.
Женщины любят только тех, которых не знают
Она его уважает, как отца, – и будет обманывать, как мужа… Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности.
Где есть общество женщин, там сейчас явится высший и низший круг
Честолюбие есть не что иное, как жажда власти
Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, – не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость
Зло порождает зло
Идеи – создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара
Чего женщина не сделает, чтоб огорчить соперницу.
Нет ничего парадоксальнее женского ума: женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами; порядок доказательств, которыми они уничтожают свои предупреждения, очень оригинален
С тех пор как поэты пишут и женщины их читают (за что им глубочайшая благодарность), их столько раз называли ангелами, что они в самом деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что те же поэты за деньги величали Нерона полубогом.
Я вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал. После этого говорите, что душа не зависит от тела.
Натура – дура, судьба – индейка, а жизнь – копейка.
Гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно
Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться
Как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера
Цитаты Максима Максимыча
Нет проку в том, кто старых друзей забывает!
Плохое дело в чужом пиру похмелье…
Ах, подарки! чего не сделает женщина за цветную тряпочку.
и к свисту пули можно привыкнуть, то есть привыкнуть скрывать невольное биение сердца
И к свисту пули можно привыкнуть, то есть привыкнуть скрывать невольное биение сердца.
Цитаты Ундины
где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять недалеко
Где поется, там и счастливится
Много видели, да мало знаете
Цитаты Грушницкого
Милый мой, я ненавижу людей, чтоб их не презирать, потому что иначе жизнь была бы слишком отвратительным фарсом
Женщины! женщины! кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает… То они в минуту постигают и угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков…
Следующая цитата
Печорин – главный герой романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Один из самых известных персонажей русской классики, чье имя стало нарицательным. В статье приведена информация о персонаже из произведения, цитатная характеристика.
Полное имя
Григорий Александрович Печорин.
Его звали… Григорием Александровичем Печориным. Славный был малый
Возраст
На момент первой встречи с Максимом Максимычем около 25.
Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер, молодой человек лет двадцати пяти
Отношение к другим персонажам
Печорин почти ко всем окружающим относился пренебрежительно. Исключение составляют только доктор Вернер, которого Печорин считал равным себе, и женские персонажи, которые вызывали в нем какие-нибудь чувства.
Внешность Печорина
Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками, – верный признак некоторой скрытности характера. Когда он опустился на скамью, то прямой стан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки; положение всего его тела изобразило какую-то нервическую слабость: он сидел, как сидит бальзакова тридцатилетняя кокетка. С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные – признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади. У него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза; о глазах я должен сказать еще несколько слов.
Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском. То был блеск стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен. Вообще он был очень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно нравятся женщинам светским.
Социальный статус
Офицер, сосланный на Кавказ за какую-то нехорошую историю, возможно дуэль.
Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер
Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности
Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру
я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума…
При этом Печорин обеспеченный аристократ из Петербурга.
Дальнейшая судьба
Умер, возвращаясь из Персии.
Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер.
Личность Печорина
Печорин о себе
Сам Печорин отзывается о себе как о несчастном человеке, который не может уйти от скуки.
у меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение – только дело в том, что это так. В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим, – но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто… Я стал читать, учиться – науки также надоели; я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди – невежды, а слава – удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким. Тогда мне стало скучно… Вскоре перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями – напрасно: через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимание на комаров, – и мне стало скучнее прежнего, потому что я потерял почти последнюю надежду. Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою… Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, – только мне с нею скучно… Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь – только не в Европу, избави боже! – поеду в Америку, в Аравию, в Индию, – авось где-нибудь умру на дороге! По крайней мере я уверен, что это последнее утешение не скоро истощится, с помощью бурь и дурных дорог».
О своем воспитании
Печорин винит своем поведении неправильное воспитание в детстве, непризнание его истинных добродетельных начал.
Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна – пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.
О страсти и удовольствии
Печорин часто философствует, в частности, о мотивах поступков, страстях и истинных ценностях.
А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше неспособен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, – не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи – создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара. Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна не скачет и не пенится до самого моря. Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов; душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, – лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка. Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие божие.
О роковом предназначении
Печорин знает, что приносит людям несчастья. Даже считает себя палачом:
Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений – лучший свет жизни. И с той поры сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы! Как орудие казни, я упадал на голову обреченных жертв, часто без злобы, всегда без сожаления… Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страданья – и никогда не мог насытиться. Так, томимый голодом в изнеможении засыпает и видит перед собой роскошные кушанья и шипучие вина; он пожирает с восторгом воздушные дары воображения, и ему кажется легче; но только проснулся – мечта исчезает… остается удвоенный голод и отчаяние!
Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!
О женщинах
Не обходит нелестной стороной Печорин и женщин, их логику и чувства. Становится ясно, что женщин с сильным характером он сторонится в угоду своим слабостям, ведь такие не способны простить ему равнодушие и душевную скупость, понять и полюбить его.
О страхе жениться
Я иногда себя презираю… не оттого ли я презираю и других. Я стал не способен к благородным порывам; я боюсь показаться смешным самому себе. Другой бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; но надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, – прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… но свободы моей не продам. Отчего я так дорожу ею? что мне в ней. куда я себя готовлю? чего я жду от будущего. Право, ровно ничего. Это какой-то врожденный страх, неизъяснимое предчувствие… Ведь есть люди, которые безотчетно боятся пауков, тараканов, мышей… Признаться ли. Когда я был еще ребенком, одна старуха гадала про меня моей матери; она мне предсказала мне смерть от злой жены; это меня тогда глубоко поразило; в душе моей родилось непреодолимое отвращение к женитьбе… Между тем что-то мне говорит, что ее предсказание сбудется; по крайней мере буду стараться, чтоб оно сбылось как можно позже.
О врагах
Врагов Печорин не боится и даже радуется, когда они есть.
Очень рад; я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, – вот что я называю жизнью.
о дружбе
По признанию самого Печорина, дружить он не может:
я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги!
О неполноценных людях
Плохо Печорин отзывается об инвалидах, видя в них неполноценность души.
Но что делать? я часто склонен к предубеждениям… Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.
О фатализме
Сложно точно сказать, верит ли Печорин в судьбу. Скорее всего не верит и даже спорил об этом с Вуличем. Однако, в тот же вечер решил сам испытать судьбу и чуть не погиб. Печорин азартен и готов проститься с жизнью, он проверяет себя на прочность. Его решимость и непоколебимость даже перед лицом смертельной опасности поражают.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера – напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!
После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка.
В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу.
Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет
О смерти
Печорин не боится смерти. По словам героя, все возможное в этой жизни он уже видел и испытывал в мечтах и грезах, а теперь скитается бесцельно, потратив на фантазии самые лучшие качества своей души.
Что ж? умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я – как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова… прощайте.
И, может быть, я завтра умру. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие – мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь – из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
У Печорина страсть к быстрой езде
Несмотря на все внутренние противоречия и странности характера, Печорин способен по-настоящему наслаждаться природой и силой стихии, он, как и М.Ю. Лермонтов влюблен в горные пейзажи и ищет в них спасения от своего беспокойного ума
Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать на горячей лошади по высокой траве, против пустынного ветра; с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснее и яснее. Какая бы горесть ни лежала на сердце, какое бы беспокойство ни томило мысль, все в минуту рассеется; на душе станет легко, усталость тела победит тревогу ума. Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес.
Читайте также: