Мертвым не больно цитаты
Обновлено: 06.11.2024
Хуже всего в жизни – неопределенность: она отнимает волю к действию.
А мне он чем-то положительно нравится. Может, именно вот этой замкнутостью, которая всегда заставляет предполагать серьезность и независимость характера. Хотя молодости, пожалуй, больше импонирует искренность. Серьезность и характер приходят с годами, а у молодых подкупает открытость.
Бывает, что наглость парализует.
наипервейший поклон тетке Гарпине. Это она, пожилая сельская бобылка, не дала мне изойти кровью и замерзнуть. Ее руки задержали во мне крохотные остатки жизни, хоть это было не просто. И теперь вместе с ненавистью к подлости в моей груди живет великая любовь и благодарность к милосердию чуткой женской души, так часто отводившей от нас погибель.
Я едва владею собой. Видно, он меня доведет до бешенства. Я не могу его терпеть. Странно, какие мы разные! Офицеры одной армии. Граждане одной страны. Черт его знает, отчего все это? Почему соседство вот этого немца мне легче сносить, чем его?
А мне уж, пожалуй, ничего не страшно. Смерть Кати меня ошеломляет. Сколько уже погибло на моих глазах – знакомых и неизвестных, но я никогда не раскисал так. Возможно, потому, что они были мужчинами и солдатами. Как-никак к их смертям мои чувства были подготовлены. Смерть на войне – очень простая штука. Но почему здесь умирает девушка? Кто ее послал на войну и зачем? Разве что сама напросилась? Но что она знала о войне? То, что писали газеты. А умирает вот в какой-то трубе, растерзанная миной, и мы ей ничем не можем помочь. И зачем это нужно? Разве у нас мало мужчин? На передовой, в тылах, в стране вообще? На каждый десяток в цепи – добрая сотня в ближних тылах. И каких мужчин! Зачем же под смерть подставлять девчат?
Да, постарел офицерский корпус, думаю я, не то что в войну. Когда-то у нас в полку самый старший офицер – начальник артвооружения – имел тридцать восемь. Командиру полка было тридцать два. Батальонами командовали двадцатипяти – двадцативосьмилетние хлопцы.
Я понимаю его злобу на немцев. Только вот думаю: очень уж легки стали у нас на суд и расправу. Ни тебе начальства, ни трибунала, так просто, за здорово живешь – шпокну! Какое самоуправство! А может, он нужен где-нибудь в штабе? Впрочем, видно, виноват и я – пленных надо доводить до места, а не отираться с ними по санитарным частям, где раненые нервные, злые. Но это уже другой раз
Ради хлеба мы сознательно жертвовали завтраком – двухсотграммовой пайкой, миской супа и чаем, нам дороже был хлеб.
Мы мерзли, и оттого еще больше хотелось есть. Про еду мы думали всегда – на занятиях, в наряде, на вечерней поверке и даже, просыпаясь, в казарме ночью.
Следующая цитата
И если все же нашлось такое, что давало нам душевную силу выдержать, то в нем немалую долю составило чувство товарищества с его неизменным юмором, добротой, искренностью. Все, оказывается, можно пережить, если у тебя есть друг, с которым многое делится пополам. Тогда все заботы и печали уменьшаются ровно вдвое, а радость – странное дело – вдвое увеличивается. И каким бы он ни был, твой друг, он становится второй половиной тебя самого и ты уже не можешь представить себя отдельно от него.
«Целая география», – думаю я. География и история в одном сердце. А сколько их по стране, таких старушек, что вырастили и отдали войне своих сыновей, чтобы вот так коротать немощные годы в тоске и одиночестве.
Пожалуйста. Хотя зачем благодарности? Зло меченные войной, мы и так отлично понимаем друг друга. Я обхожусь без ноги, он – без глаз. Мы – братья одной судьбы. И мне становится хорошо здесь, в этом тесном строю. На этом стихийном митинге без ораторов. Мальчонка из-под отцовской руки с уважительным любопытством поглядывает на незнакомого человека.
Гранитное подножие монумента завалено зеленью венков. Сколько еловых веток! На войне они сопутствовали убитым в их последнем земном пути. Вместе с ними клались в могилы, устилая вечное пристанище. Терпкий смолистый запах стоит над площадью
его понимания. Другое дело – немцы. С немцами мы пережили общее несчастье. Они нам причинили немало горя, но мы незлобивы: пусть живут на здоровье. Главное, чтоб в мире. За прошлое, сдается, мы расквитались.
На войне не слишком лицемерили, это правда. Но ударить на полный взмах не всегда удавалось. Были причины, которые придерживали за руку.
Да, видно, на войне было несколько проще. Подлость там более заметна. Перед смертью, ясное дело, маскироваться труднее. Но такого рода типы приспосабливались и на войне
Следующая цитата
Василь Быков (1924-2003) прошел всю Великую Отечественную войну, от Украины, где застала его война, до Австрии. Война так просто не забывается и спустя годы легко вскрывается скальпелем памяти. События, незначительные и незаметные в рамках войсковых операций, часто оборачиваются важнейшими вехами в жизни обычного человека. В основу повести «Мертвым не больно» Василий Владимирович положил эпизод из собственной жизни – и поэтому она нашла отклик в сердцах миллионов, тех, кто прошел войну на фронте, и тех, кто пережил ее в тылу.
Следующая цитата
Случайная встреча в гостинице вновь оживляет в памяти немолодого уже человека далекие дни войны, когда ему, совсем еще юному офицеру, поручили по пути в госпиталь конвоировать в тыл трех немецких пленных. Так буднично начались события, навеки оставившие в его душе незаживающую рану…
. Показать полностью Повесть Василя Быкова "Мертвым не больно" — одно из самых мощных и откровенных произведений отечественной "военной прозы". Отсутствие показного, ложного "героизма" в ней усиливает веру в происходящее, доходящую до эффекта полного погружения в сознание молодого интеллигента, заброшенного в кровавый хаос войны, где боли и смятения, пожалуй, действительно могут не испытывать лишь те, кто уже убит.
Василь Владимирович Быков (1924-2003) умел держать удар — война научила. Но когда осенью 1965 года повесть "Мертвым не больно" была напечатана на белорусском, а через год "Новым миром" по-русски, ему пришлось совсем туго — разгромные статьи в "Правде" и "Огоньке", пристальный интерес органов госбезопасности и, наконец, предложение партийных функционеров "убраться за рубеж". Его война продолжалась, но теперь по нему били . Показать полностью не немцы, а свои. А значит, повесть попала в самую точку, она была именно о том, кто был свой, а кто чужой в страшной военной мясорубке, да и после нее. Всю свою писательскую жизнь Василь Быков пытался в этом разобраться. Свой ли лейтенанту Василевичу смершевец Сахно, который заставляет застрелиться раненого Юрку Стрелкова, а сам сдается в плен? Свой или чужой партизанке Зоське ее товарищ по отряду Антон Голубин (повесть "Пойти и не вернуться"), который мечется между чувством военного товарищества, прямым предательством, попыткой отсидеться и спастись? Нет у Зоськи заранее заданного ответа, нет его и у Василя Быкова. И каждый читатель найти этот ответ должен сам.
Перевод с белорусского Василя Быкова, Михаила Горбачева. Сопроводительная статья Натальи Игруновой
Наталья Игрунова — литературный критик, переводчик, радиоведущий. Окончила факультет журналистики МГУ. Первый заместитель главного редактора журнала "Дружба народов". Основная сфера профессиональных интересов — современная русская литература в общекультурном и социальном контексте, литература стран ближнего зарубежья. Автор книги "Воздух времени. После СССР: мы и наши мифы" (2015).
Беспощадная проза Василя Быкова открывает оборотную сторону войны, говорить о которой не принято до сих пор: бессмысленность потерь, геройство за счет других, жестокость как к врагам, так и к своим. В повести "Мертвым не больно" писатель рассказывает о трагической судьбе младшего лейтенанта Василевича, столкнувшегося с трусостью, предательством, недоверием. Василевич выжил, и в его жизни после войны целиком раскрывается . Показать полностью смысл названия: мертвым не больно — больно живым. В повести "В тумане" Быков сосредотачивается на внутреннем мире героя, сумевшего сохранить человечность в самых фантасмагоричных условиях.
Белорусский художник Владимир Сытченко, как и Быков, рисует не войну, а ее сущность — резкую, грубую, некрасивую.
Книги, созданные белорусским прозаиком Василем Быковым, принесли ему мировую известность и признание миллионов читателей. Пройдя сквозь ад Великой Отечественной войны, прослужив в послевоенной армии, написав полсотни произведений, жёстких, искренних и беспощадных, Василь Быков до самой своей смерти оставался "совестью" не только Белоруссии, но и каждого отдельного человека вне его национальной принадлежности. В сборник вошли повесть "Мёртвым . Показать полностью не больно" и последнее произведение Василя Быкова "Афганец".
Василь Быков (1924-2003) прошел всю Великую Отечественную войну, от Украины, где застала его война, до Австрии. Война так просто не забывается и спустя годы легко вскрывается скальпелем памяти. События, незначительные и незаметные в рамках войсковых операций, часто оборачиваются важнейшими вехами в жизни обычного человека. В основу повести «Мертвым не больно» Василий Владимирович положил эпизод из собственной жизни – и . Показать полностью ;поэтому она нашла отклик в сердцах миллионов, тех, кто прошел войну на фронте, и тех, кто пережил ее в тылу.
Повесть посвящена драматическим событиям Великой Отечественной войны.
Повесть включена в перечень " 100 книг. рекомендуемым школьникам к самостоятельному прочтению".
Книги, созданные белорусским прозаиком Василем Быковым, принесли ему мировую известность и признание миллионов читателей. Пройдя сквозь ад Великой Отечественной войны, прослужив в послевоенной армии, написав полсотни произведений, жёстких, искренних и беспощадных, Василь Быков до самой своей смерти оставался «совестью» не только Белоруссии, но и каждого отдельного человека вне его национальной принадлежности. В сборник вошли повесть «Мёртвым . Показать полностью не больно» и последнее произведение Василя Быкова «Афганец».
«Звонит телефон, и она берет трубку.
. Показать полностью Мы враз притихаем. Навалившись на отполированный, широкий, точно прилавок, барьер, мы с нетерпением ждем ее слова, которое должно либо разочаровать нас, либо обрадовать. Вообще-то мы готовы ко всему, было бы только что-то окончательное. Хуже всего в жизни – неопределенность: она отнимает волю к действию. Но женщина, словно избегая того и другого, озабоченно хмурит тонкие подведенные брови. Минута внимания, торопливые отметки в бланках, что лежат перед ней на стекле, скупые профессиональные вопросы кажутся необыкновенно долгими. Наконец она отрывает от уха трубку…»
Читайте также: