Как я полюбил страдания лука войно ясенецкий цитаты
Обновлено: 22.12.2024
1. Пост телесный помогает нам каяться и спасаться, потому что, как мы уже видели, чревоугодие есть мать всех прочих страстей и в то же время самая простая из них для преодоления. Если исполним эту посильную и легкую для нас заповедь — обуздаем свое чрево, — то получим власть и над более сложными страстями.
2. Смирение есть то первое, важнейшее и основное, чего требует от нас Бог. Это первый шаг, первое звено в золотой цепи. А с ним связано и второе звено: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5: 4).
3. Назвавшись христианами, мы не можем жить хуже неверующих, а обязаны неустанным трудом стремиться к достижению добродетелей, всей жизнью своей прославляя имя Божие, которое носим, в чем да поможет нам благодать Господа нашего Иисуса Христа.
4. Как редко бывает, чтобы мы поступали с людьми так, как хотели бы, чтобы поступали с нами!
5. Держитесь той веры, которой научает нас Святая Церковь — веры евангельской, веры Христовой, веры апостольской, и спасет вас Господь Иисус Христос.
6. Каково сердце наше, такова и деятельность наша. Если сердце чисто, свято, проникнуто горячей любовью ко Господу Иисусу Христу, то все деяния, все помышления, все общественные и политические взгляды, вся философия наша будут проникнуты этим чувством, этими святыми велениями сердца.
7. Как важно, как глубоко утешительно для нас, отягощенных множеством грехов, знать и веровать, что даже и самый страшный грешник может быть внезапно помилован и получить доступ в Царствие Небесное по неизреченному милосердию Божию!
8. Любите же Крест Христов, любите Христа, распятого на нем! Чем чаще, чем больше и глубже помышлять о Кресте Христовом, о Его страданиях, тем чище, лучше, добрее будет становиться сердце, и эти помышления изгонят из него все то черное и скверное, что мешает Духу Божию сотворить там обитель Свою.
9. Всякая любовь благословенна, но это начальная, низшая форма любви, ибо от нее, путем научения в ней, мы должны возвыситься до гораздо более высокой любви ко всем людям, ко всем несчастным, страдающим. От нее мы должны возвыситься до третьей степени любви — любви божественной, любви к Самому Богу.
10. Люди подлинно благочестивые всегда глубоко сосредоточенны, пребывают в самоуглублении, смотрят в свои сердца. Болтливые же уста не только без конца пустословят, но изрыгают яд аспидов (Пс. 139: 3) — ядовитые слова осуждения, клеветы и сплетен, отвратительных ругательств. А Господь Иисус Христос строго запретил любое, даже наименее грубое бранное слово…
11. Господа возлюбить нужно всем сердцем, нужно страшиться даже малых грехов своих, нужно стремиться быть подобными тем святым подвижникам благочестия, которые не имели тяжких грехов, но всю жизнь проводили в покаянии.
12. Милосердие Божие беспредельно, оно неизмеримо более велико, чем бесконечный океан, и в этом Божием милосердии можно легко потопить все тяжкие грехи, если всем сердцем каяться в них.
13. Будем наблюдать за нашим сердцем, будем оценивать то, что исходит из нас и из уст наших, а не то, что входит в них. Будем жить по велениям святой любви, ибо весь закон Христов заключается в одном слове: Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22: 39; Мк. 12: 31; Лк. 10: 27). Будем помнить об этом, и тогда благословит нас Бог и простит все грехи наши.
14. Без всякой брезгливости, без всякого отвращения должны мы омывать, перевязывать и лечить отвратительные зловонные гнойные раны братьев наших — раны телесные. Также с великим смирением и любовью должны мы врачевать и духовные раны братьев наших, сносить немощи немощных, как повелевает апостол Павел; служить им, а не властвовать над ними; никем не повелевать, но быть всем слугой.
15. Помоги, Господи, любить Тебя до конца жизни нашей, помоги следовать по пути, который Ты указал нам. Помоги избавиться от власти диавола, от искушений, творимых им. Веди нас по пути спасения и приведи нас во Царствие Твое. Аминь.
Следующая цитата
Эта книга познакомит вас со светлой личностью святителя Луки (Войно-Ясенецкого), профессора хирургии, лауреата Государственной премии. На его долю выпало то, что пережил любой русский православный архиерей первой половины XX века: поношения, тюрьмы, лагеря, ссылки, изгнания, пытки.
Пройдя весь этот коммунистический ад, архиепископ Лука остался верен исповеданию Истины, и, где бы он ни был: в застенке, на кафедре, за операционным столом – он был носителем слова: «Так да просветится свет ваш пред людьми, чтобы… видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего, Который на небесах» ( Мф.5:16 ).
Автор: Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)
Исполнитель: Владимир Егоров
Издательство: Московский Сретенский монастырь
Год выпуска: 2011
Продолжительность: 02:40:00
Следующая цитата
«…Вы спросите: “Господи, Господи! Разве легко быть гонимыми? Разве легко идти через тесные врата узким и каменистым путем?” Вы спросите с недоумением, в ваше сердце, может быть, закрадется сомнение, легко ли иго Христово?»— слова из проповеди 1951 года i .
Принадлежат они одному из самых известных исповедников XX века — архиепископу Луке Крымскому. В его проповедях — то, что опытно прошел он сам. И в наши дни, когда людям порой не хватает духа заглянуть в завтрашний день, слово Священноисповедника Луки может поддержать и придать силы как лекарство высшего духовного свойства.
По долгу священника и врача
Это случилось в 1921 году. В Ташкенте, где служил тогда отец Валентин, будущий архиепископ Лука, назревал страшный по возможным последствиям судебный процесс. Из Бухары в город привезли партию раненых красноармейцев. Во время пути им сделали перевязки, но время было летнее и под слоем бинтов завелись личинки.
Дежурный клиники профессора Ситковского, куда поместили солдат, справился с несколькими ранами, требующими безотлагательной обработки, оставив остальных больных до утра, с тем, чтобы начать лечение, как полагается. Это и послужило поводом для распространения слуха о том, что доктора клиники Ситковского целенаправленно занимаются вредительством.
Глава местного ЧК, знаменитый латыш Петерс, снискавший репутацию человека крайне жестокого, тут же организовал показательный процесс над «реакционными» врачами, выступив в роли общественного обвинителя. Развязка была вполне обозримой: арестованным грозили приговоры «к высшей мере».
Профессор В. Ф. Войно-Ясенецкий
В качестве эксперта в зал суда был вызван и отец Валентин, священник, вот уже два года совмещающий пастырские обязанности с прежней своей любимой работой — хирурга.
Что только не пришлось ему выслушать от председателя, так, что не понятно было, кем предстал он перед судом: «экспертом», «свидетелем» или «обвиняемым»? Обстановка, в которой проходило слушание, определялась чувством классовой ненависти по отношению к интеллигенции.
— Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?
Однако отца Валентина не так-то легко оказалось смутить:
— Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?
Петерс продолжал заготовленную обличительную речь:
— Как это вы верите в Бога, поп и профессор Войно-Ясенецкий? Разве вы Его видели?
— Бога я, действительно, не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге, и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил ii .
Звук колокольчика за столом председателя потонул в общем хохоте. Спокойно и выдержанно отец Валентин объяснил, что обнаруженные личинки не представляли никакой опасности, и практикующие хирурги, как правило, не спешат очистить от них раны пациентов, поскольку личинки могут даже использоваться как своеобразные стимуляторы заживления. По свидетельству оставившего эти воспоминания профессора Ошанина и других участников событий, именно речь отца Валентина спасла тогда хирургов от расстрела. А умение «держать удар» и тот первый публичный опыт победы над страхом оказались важны для самого отца Валентина.
Личные его обстоятельства были уже в то время не самыми благополучными. В 1919 году в Ташкенте от туберкулеза умерла его жена, на его ответственности была судьба четверых детей. Академическая нагрузка — он возглавлял в то время кафедру хирургии в Университете — была весьма значительна. А о. Валентин участвовал в церковной жизни, готовил необходимые материалы и делал доклады о положении дел в Ташкентской епархии.
Истоки такой жизнестойкости, по-видимому, следует искать в истории семьи. Мать, православная, привила ему веру, научила молиться, отец же, принадлежавший к католической церкви, по складу деятельный и достаточно энергичный, — привычку к труду и самоорганизации. Вера и работа помогли ему продержаться, а необходимость заботиться о ближних, врачевать больных и защищать тех, над кем нависла опасность — преодолеть собственную боль.
«Я полюбил страдание»
— Едва ли ни самые известные слова Священноисповедника Луки. Испытания не отходили от него, не оставляли надолго, но для человека, решившего после смерти жены целиком посвятить себя служению Богу и ближним, это не было неожиданностью.
Время не оставляло надежды на размеренную жизнь в кругу семьи. Принимая сан в 1919 году, он знал, что в тех обстоятельствах священник не мог бы надеяться на прочное счастье, а подвергать опасности других не хотел. Принятие монашества в 1923 г. для о. Валентина стало лишь внешним завершением его нового внутреннего устремления.
При постриге ему было наречено имя в честь апостола и евангелиста Луки. В том же году иеромонах Лука был тайно посвящен в епископский сан. Принятие священства и постриг сами по себе требовали большого мужества, а отказ от сотрудничества с обновленцами фактически означал готовность в любую минуту принять удар со стороны властей.
Начиная с 1923 г. епископа Луку ждали почти десять лет арестов, судов, тюремных заключений и ссылок.
Московское ГПУ, затем 400-километровый путь до Енисейска в зимнюю стужу, который пришлось проделать в дощатых вагонах и на санях, а после еще и трехлетнее пребывание в Архангельске — вот только некоторые отметки его исповеднического пути.
Но где бы он ни оказывался, каково бы ни было его собственное самочувствие, он оставался священником, монахом и врачом. Он оперировал в Енисейске и вел амбулаторный прием больных в Архангельске, опробовал новые методики лечения и собирал материалы для будущих научных монографий.
Освобождение на короткое время не принесло ему отдыха, весной 1934 г., после неудачной операции, он ослеп на один глаз. Но даже подорванное здоровье не лишает его самообладания: в 1937 г., когда последовал новый арест и 13 суток допросов без сна, он объявил голодовку на 18 суток, не подписав ни одного протокола, каждый из которых мог обернуться «высшей мерой» для него и для других подследственных. За этим последовала новая ссылка, в Сибирь.
Великая Отечественная война, несколько изменившая положение Православной Церкви в СССР, принесла Владыке Луке освобождение, что означало для него возможность лечить, продолжать научную работу и приводить в порядок расстроенные в предыдущие годы дела вверенных ему епархий.
Красноярск и Тамбов, Крым и Симферополь он принимает с тем же горением, какое было у сподвижников Патриарха Тихона, не переживших роковой черты 30-х — епископа Илариона Верейского и митрополита Петроградского Серафима. Казалось, что в те годы он работал не только за себя, но за тех архиереев. Память о них и их молитвы придавали ему силы.
В то же время для нескольких поколений врачей в России он до сих пор остается крупным специалистом в области гнойной хирургии и одним из разработчиков метода лечения катаплазмами — мазями, приготовленными на основе почв, автором классического труда «Очерки гнойной хирургии» и лауреатом государственной премии I степени.
Между тем, его собственная болезнь, вызванная лихорадкой, прогрессировала. В 1958 г. наступила полная слепота, и в этом состоянии он продолжал совершать службы, без посторонней помощи входя в храм, наизусть читал богослужебные молитвы и Евангелие, совершал миропомазание и произносил замечательные проповеди, все еще от раза к разу принимал больных, поражая местных врачей безошибочными диагнозами.
Вернемся к его проповеди 1951 г. Так легко или тяжело бремя Христово? Вот что пишет этот удивительный исповедник:
Говорю не от разума только, а говорю по собственному опыту, ибо должен засвидетельствовать вам, что, когда шел я по весьма тяжкому пути, когда нес тяжкое бремя Христово, оно нисколько не было тяжело, и путь этот был радостным путем, потому что я чувствовал совершенно реально, совершенно ощутимо, что рядом со мною идет Сам Господь Иисус Христос и поддерживает бремя мое, крест мой. Тяжелое было это бремя, но вспоминаю о нем как о светлой радости, как о великой милости Божией. Ибо благодать Божия изливается преизобильно на всякого, кто несет бремя Христово. Именно потому, что бремя Христово нераздельно с благодатью Христовой, именно потому, что Христос того, кто взял крест и пошел за Ним, не оставит одного, не оставит без Своей помощи, а идет рядом с ним, поддерживает его крест, укрепляет Своею благодатью.
Помните Его святые слова, ибо великая истина содержится в них. Иго Мое благо, и бремя Мое легко. Всех вас, всех уверовавших в Него зовет Христос идти за Ним, взяв бремя Его, иго Его.
Сноски:
i «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененые». 1951 г. // Возглас. Справочно-информационная газета. Распространяется по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Июнь 2007, № 11(108). С. 1
iii «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененые». 1951 г. // Возглас. Справочно-информационная газета. Распространяется по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Июнь 2007, № 11(108). С. 1
Следующая цитата
Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви
Подвиг во имя веры и людей
Святитель, исповедник Лука (до монашеского пострига – Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, 1877–1961), архиепископ Симферопольский и Крымский, родился в городе Керчь Таврической губернии. Он окончил Киевскую гимназию, Киевскую художественную школу и в 1903 году – медицинский факультет Киевского университета имени святого князя Владимира. Долгое время работал земским врачом. В 1921 году, в разгар гонений на Русскую Православную Церковь, когда будущее церковнослужителя сулило только тяжелый крест мученичества, он выбрал путь служения Церкви и был рукоположен во священника, а спустя два года пострижен в монашество и хиротонисан во епископа Ташкентского и Туркестанского.
В 1923 году он был арестован и отправлен в ссылку в Сибирь. Через три года епископ Лука вернулся в Ташкент, но уже в 1930 году был снова арестован и приговорен к трем годам ссылки. По освобождении он вернулся в Ташкент и стал заниматься врачебной практикой. В результате появилась книга – «Очерки гнойной хирургии», положившая начало целому направлению в медицине.
В 1936 году епископу Луке за его труд присудили ученую степень доктора медицинских наук, причем эта работа до сих пор используется в медицине.
В 1937 году Владыка был арестован и более двух лет находился в тюрьме в тяжелых условиях пыточного следствия. Но надеясь на помощь Господа, он мужественно претерпел эти испытания, не только не соглашаясь с возводимой на него ложью, но и активно протестуя, отказываясь от пищи. «Мне твердят: сними рясу – я этого никогда не сделаю. Она, ряса, останется со мной до самой смерти, – говорил он соузникам в тюрьме. – Я помогаю людям как врач, помогаю и как служитель Церкви…» В 1940 году епископ Лука был приговорен к пяти годам ссылки в Красноярский край. С началом Великой Отечественной войны Владыка предложил властям свою помощь в качестве врача и в 1941 году был назначен консультантом красноярских госпиталей. Через год окончился срок ссылки, и Владыка был возведен в сан архиепископа и назначен на Красноярскую кафедру, не имевшую тогда ни одного храма. Стараниями архиепископа Луки в 1943 году в Красноярской епархии был открыт храм. Затем архиепископ был назначен на кафедру в Тамбов.
В 1946 году за выдающиеся научные работы в области медицины он был награжден Сталинской премией первой степени – и почти все деньги пожертвовал на помощь детям, пострадавшим от последствий войны. В том же году Владыка был назначен на кафедру в Крым, где сначала совмещал архипастырское служение с врачебной помощью людям, а затем только служил, усердно трудясь над возделыванием виноградника Христова, что в условиях коммунистической власти требовало большого мужества и веры.
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) явился драгоценным сосудом Божественной благодати. Бескомпромиссное и ревностное служение Богу и людям, смиренное несение креста возвели его на высоту святости. Подобно своему небесному покровителю апостолу Луке, был врачом и продолжателем апостольского дела. Архипастырь проповедовал подобно апостолу Павлу спасительное слово Христово не только в храме Господнем, но и в тюремных узах, и в ссылках, и друзьям, и гонителям, и поддерживаемый доброжелателями, и терпя скорби от лжебратии.
Он принадлежал к тем исключительно значимым для народа людям, которые не могут делать что-то лишь для себя одних, ограничиться деланием того, что лично им нравится. Для них долг служения ближним – не пустые слова, и потому они в своей деятельности не идут вслед случайному выбору, не строят на чужом фундаменте, но стараются найти то, что необходимо сделать именно здесь и сейчас и что будет полезно для всего народа. Это – строители, делатели, смело выходящие на ниву жизни по призыву Господню. На десять данных им от Бога талантов они возвращают другие десять. И это – воплощенный евангельский образец для всех нас. И хотя на его долю выпало многое из того, что пережил любой православный архиерей первой половины XX века: тюрьмы, лагеря, ссылки, – святитель Лука всегда оставался верным исповеданию Истины.
Где бы он ни находился: в застенках, на кафедре, за операционным столом – служитель Божий всегда и везде был носителем слова, никогда не прекращал своей научной, пастырской и лечебной деятельности. В одной из проповедей архипастырь говорил: «Вы спросите: «Господи, Господи! Разве легко быть гонимыми? Разве легко идти через тесные врата узким и каменистым путем?» Вы спросите с недоумением, в ваше сердце, может быть, закрадется сомнение, легко ли иго Христово? А я скажу вам: «Да, да! Легко, и чрезвычайно легко». А почему легко? Почему легко идти за Ним по тернистому пути? Потому что будешь идти не один, выбиваясь из сил, а будет тебе сопутствовать Сам Христос; потому что Его безмерная благодать укрепляет силы, когда изнываешь под игом Его, под бременем Его; потому что Он Сам будет поддерживать тебя, помогать нести это бремя, этот крест. Говорю не от разума только, а говорю по собственному опыту, ибо должен засвидетельствовать вам, что когда шел я по весьма тяжкому пути, когда нес тяжкое бремя Христово, оно нисколько не было тяжело, и путь этот был радостным путем, потому что я чувствовал совершенно реально, совершенно ощутимо, что рядом со мною идет Сам Господь Иисус Христос и поддерживает бремя мое и крест мой. Тяжелое было это бремя, но вспоминаю о нем как о светлой радости, как о великой милости Божией…»
Подробнее о жизни священноисповедника Луки вы узнаете из его «Автобиографии», которая помещена в этой книге и была продиктована им секретарю Е.П. Лейкфельд. «Автобиография» заканчивается 1958 годом.
Но Господь отмерил исповеднику еще три года жизни. В 1958 году архиепископ Лука полностью теряет зрение. Однако, как вспоминает протоиерей Евгений Воршевский, даже такой недуг не мешал владыке в последние три года своей жизни совершать богослужения.
Своей дочери святитель написал: «От операции я отказался и покорно принял волю Божию быть мне слепым до самой смерти. Свою архиерейскую службу стану продолжать до конца». Архиепископ Лука входил без посторонней помощи в храм, прикладывался к иконам, читал наизусть богослужебные молитвы и Евангелие, помазывал елеем, произносил проникновенные проповеди.
«Считаю своей главной обязанностью везде и всюду проповедовать о Христе», – говорил он и остался верен этому принципу до конца своей жизни. Ослепший архипастырь также продолжал управлять Симферопольской епархией с помощью доверенных лиц и принимать больных, поражая местных врачей безошибочными диагнозами.
Архиепископ Лука скончался в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, 11 июня 1961 года. Похоронен на городском кладбище Симферополя. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) был реабилитирован только в апреле 2000-го, а в августе того же года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен как исповедник в сонме новомучеников и исповедников российских. Он почитается как святой и другими Поместными Церквами, в частности, Греческой Православной Церковью. Причисление святителя к лику святых есть призвание к новому служению, но уже в качестве небесного заступника, имеющего особое дерзновение молиться пред Престолом Божиим о своей земле и народе.
При работе над нашим сборником мы руководствовались тем, чтобы составить его из наставлений для мирян, в которых Владыка говорил о смирении каждого при несении своего креста, о покаянии, о вере, о жертвенной любви. И сейчас слово пастыря помогает нам возрастать в вере и уповании о Господе.
День памяти святителя Луки Православная Церковь празднует 11 июня.
От составителя
Автобиография
Юность
Мой отец был католиком, весьма набожным, он всегда ходил в костел и подолгу молился дома. Отец был человеком удивительно чистой души, ни в ком не видел ничего дурного, всем доверял, хотя по своей должности был окружен нечестными людьми. В нашей православной семье он как католик был несколько отчужден.
Мать усердно молилась дома, но в церковь, по-видимому, никогда не ходила. Причиной этого было ее возмущение жадностью и ссорами священников, происходившими на ее глазах. Два брата мои – юристы – не проявляли признаков религиозности. Однако они всегда ходили к выносу Плащаницы и целовали ее и всегда бывали на Пасхальной утрени. Старшая сестра, курсистка, потрясенная ужасом катастрофы на Ходынском поле, психически заболела и выбросилась из окна третьего этажа, получив тяжелые переломы бедра и плечевой кости и разрывы почек, от этого впоследствии образовались почечные камни, от которых она умерла, прожив только двадцать пять лет. Младшая сестра, доселе здравствующая, прекрасная и очень благочестивая женщина.
Религиозного воспитания я в семье не получил, и если можно говорить о наследственной религиозности, то, вероятно, я ее наследовал главным образом от очень набожного отца.
С детства у меня была страсть к рисованию, и одновременно с гимназией я окончил Киевскую художественную школу, в которой проявил немалые художественные способности, участвовал в одной из передвижных выставок небольшой картинкой, изображавшей старика-нищего, стоящего с протянутой рукой. Влечение к живописи у меня было настолько сильным, что по окончании гимназии решил поступать в Петербургскую академию художеств.
Но во время вступительных экзаменов мной овладело тяжелое раздумье о том, правильный ли жизненный путь я избираю. Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей. Из Академии я послал матери телеграмму о желании поступить на медицинский факультет, но все вакансии уже были заняты, и мне предложили поступить на естественный факультет, с тем чтобы после перейти на медицинский. От этого я отказался, так как у меня была большая нелюбовь к естественным наукам, ярко выраженный интерес к наукам гуманитарным, в особенности к богословию, философии и истории. Поэтому я предпочел поступать на юридический факультет и в течение года с интересом изучал историю и философию права, политическую экономию и римское право.
Но через год меня опять неодолимо повлекло к живописи. Я отправился в Мюнхен, где поступил в частную художественную школу профессора Книрра. Однако уже через три недели тоска по родине неудержимо повлекла меня домой, я уехал в Киев и еще год с группой товарищей усиленно занимался рисованием и живописью.
В это время впервые проявилась моя религиозность. Я каждый день, а иногда и дважды в день ездил в Киево-Печерскую лавру, часто бывал в киевских храмах и, возвращаясь оттуда, делал зарисовки того, что видел в Лавре и храмах. Я сделал много зарисовок, набросков и эскизов молящихся людей, лаврских богомольцев, приходивших туда за тысячу верст, и тогда уже сложилось то направление художественной деятельности, в котором я работал бы, если бы не оставил живописи. Я пошел бы по дороге Васнецова и Нестерова, ибо уже ярко определилось основное религиозное направление в моих занятиях живописью. К этому времени я ясно понял процесс художественного творчества. Повсюду: на улицах и в трамваях, на площадях и базарах – я наблюдал все ярко выраженные черты лиц, фигур, движений и по возвращении домой все это зарисовывал. На выставке в Киевской художественной школе получил премию за эти свои наброски.
Для отдыха от этой работы я каждый день ходил версты за две по берегу Днепра, по дороге усиленно размышляя о весьма трудных богословских и философских вопросах. Из этих размышлений моих, конечно, ничего не вышло, ибо я не имел никакой научной подготовки.
В это же время я страстно увлекся этическим учением Льва Толстого и стал, можно сказать, завзятым толстовцем: спал на полу на ковре, а летом, уезжая на дачу, косил траву и рожь вместе с крестьянами, не отставая от них. Однако мое толстовство продолжалось недолго, только лишь до того времени, когда я прочел его запрещенное, изданное за границей сочинение «В чем моя вера», резко оттолкнувшее меня издевательством над Православной верой. Я сразу понял, что Толстой – еретик, весьма далекий от подлинного христианства.
Правильное представление о Христовом учении я незадолго до этого вынес из усердного чтения всего Нового Завета, который, по доброму старому обычаю, я получил от директора гимназии при вручении мне аттестата зрелости как напутствие в жизнь. Очень многие места этой Святой Книги, сохранявшейся у меня десятки лет, произвели на меня глубочайшее впечатление. Они были отмечены красным карандашом.
Но ничто не могло сравниться по огромной силе впечатления с тем местом Евангелия, в котором Иисус, указывая ученикам на поля созревшей пшеницы, сказал им: Жатвы много, а делателей мало. Итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою (Мф. 9, 37). У меня буквально дрогнуло сердце, я молча воскликнул: «О Господи! Неужели у Тебя мало делателей?!» Позже, через много лет, когда Господь призвал меня делателем на ниву Свою, я был уверен, что этот евангельский текст был первым призывом Божиим на служение Ему.
Так прошел этот довольно странный год. Можно было бы поступить на медицинский факультет, но опять меня взяло раздумье народнического порядка, и по юношеской горячности я решил, что нужно как можно скорее приняться за полезную практическую для простого народа работу. Бродили мысли о том, чтобы стать фельдшером или сельским учителем, и в этом настроении я однажды отправился к директору народных училищ Киевского учебного округа с просьбой устроить меня в одну из школ. Директор оказался умным и проницательным человеком: он хорошо оценил мои народнические стремления, но очень энергично меня отговаривал от того, что я затевал, и убеждал поступить на медицинский факультет.
Это соответствовало моим стремлениям быть полезным для крестьян, так плохо обеспеченных медицинской помощью, но поперек дороги стояло мое почти отвращение к естественным наукам. Я все-таки преодолел это отвращение и поступил на медицинский факультет Киевского университета.
Когда я изучал физику, химию, минералогию, у меня было почти физическое ощущение, что я насильно заставляю мозг работать над тем, что ему чуждо. Мозг, точно сжатый резиновый шар, стремился вытолкнуть чуждое ему содержание. Тем не менее я учился на одни пятерки и неожиданно чрезвычайно заинтересовался анатомией. Изучал кости, рисовал и дома лепил их из глины, а своей препаровкой трупов сразу обратил на себя внимание всех товарищей и профессора анатомии. Уже на втором курсе мои товарищи единогласно решили, что я буду профессором анатомии, и их пророчество сбылось. Через двадцать лет я действительно стал профессором топографической анатомии и оперативной хирургии.
На третьем курсе я страстно увлекся изучением операций на трупах. Произошла интересная эволюция моих способностей: умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии и тонкую художественную работу при анатомической препаровке и при операциях на трупах. Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии.
Читайте также: