Иоанн златоуст о детях цитаты
Обновлено: 06.11.2024
Еф.6:1–3 . Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость.
Почитай отца твоего и мать, это первая заповедь с обетованием:
да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле.
Пороки при царском дворе. – Восхваление монаха Юлиана. – При каких условиях богатство наносит вред.
1. Как художники, изображая тела, начинают с головы, потом переходят к шее, и наконец к ногам, – точно так поступает блаженный Павел в своих речах. Сказав прежде о муже, потом о жене, второй власти, наконец последовательно приступает к третьей, – говорит о детях, – потому что над женой господствует муж, а над детьми муж и жена. Итак, слушай, что он говорит: «Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе. это первая заповедь с обетованием» . Здесь не беседует ни о Христе, ни о (других) возвышенных предметах, потому что умы, к которым обращает свою речь, еще нежны; поэтому же и увещание делает краткое, так как дети не могут следить за длинным словом. По этой же причине и о царствии (Божьем) не говорит, – не такому возрасту слушать об этом, – но чего больше всего и особенно желает слышать младенческая душа, о том и говорит, именно, что она будет долголетна. Если же кто станет доискиваться, отчего (апостол) не говорит детям о царствии, а предлагает заповедь из закона (Моисеева), – тем мы скажем, что (он поступил так с ними потому, что) они еще очень молоды, и потому еще, что весьма хорошо понимал, что если муж и жена верны будут тому закону, который он им изложил, то для них не будет стоить большего труда подчинить и детей тому же закону. Когда дело получает доброе начало и имеет верное и прочное основание, тогда оно идет и направляется весьма легко. Но положить основание и поставить опору – в этом-то и заключается немаловажная трудность. «Дети , – говорит он, – повинуйтесь своим родителям в Господе» , т. е. по воле Господа, – Бог, говорит, повелел так. Но как поступать, если бы приказания были непристойные? Правда, едва ли какой-нибудь отец, даже самый бесчестный, станет приказывать своим детям что-либо непристойное. Однако ж и для подобного случая (апостол) дает наставление, сказав: »в Господе« , т. е. так, чтобы (исполнением воли родителей) тебе не оскорбить Бога. Например, если отец будет язычник, или еретик, то уже не следует слушаться его, потому что это не »в Господе" .
Но в каком смысле сказано: «это первая заповедь» ? Первыми следовало бы назвать: «Не убей, не прелюбодействуй» . (Апостол) называет эту заповедь первой не в отношении к порядку, а в отношении к обетованию. Одни заповеди, как направленные против зла и в отвращение зла, не соединены с наградой, а к другим, как руководящим к совершению добра, прилагается и обетование. Заметь, какое удивительное основание для добродетели полагает (апостол), – и справедливо, – в почитании и уважении родителей! Запретив худые поступки и намереваясь приступить (к учению) о добрых делах, он заповедует, прежде всего, почтение к родителям, так как они для нас после Бога главные виновники жизни; поэтому справедливо они же первые имеют право вкусить от нас добрых (плодов), а потом и все прочие люди. Если же кто непочтителен к родителям, тот будет ли когда-нибудь таковым в отношении к сторонним лицам?
Сделав увещание, какое нужно было, детям, (апостол) переходит к отцам, говоря: «И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» ( Еф.6:4 ). Не сказал: любите их; к этому влечет их, хотя бы они этого не хотели, самая природа, а потому излишне было полагать закон касательно этого предмета. Но что говорит? «не раздражайте детей ваших» , как это делают многие родители, лишая детей своих наследства, оставляя их без призрения, обращаясь с ними жестоко, как с рабами, а не как со свободными. Поэтому говорит: «не раздражайте детей ваших» . Затем, что самое главное, указывает, как сделать их послушными, и говорит, что это всецело зависит от главы и начальника. Как причину послушания жены он указал в ее муже, с которым потому и говорит о многом, умоляя его, между прочим, привлекать к себе жену силою любви, так и в настоящем случае в нем же полагает причину (послушания детей), когда говорит: «но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» . Видишь ли, что, когда есть духовное (добро), за ним явится и плотское? Хочешь ли, чтобы сын твой был послушен? С детства воспитывай его «в учении и наставлении Господнем» . Не думай, чтобы слушание Божественных Писаний было для него делом излишним. Там он услышит прежде всего: «Почитай отца твоего и мать» – слова, направленные к твоей пользе. Не говори: это (слушание Писаний) дело монахов; ужели мне сделать его монахом? Нет надобности быть ему монахом! Что это в тебе за страх, – боишься того, что преисполнено многих выгод? Сделай его христианином. И мирянам весьма нужно внимать учению, заключающемуся здесь (в Писании), а особенно детям. Дети в этом возрасте многого не знают, к незнанию же присоединяется еще то, что они узнают нечто из сочинений языческих, изучая в них жизнь дивных, по их понятиям, героев, которые служили страстям и боялись смерти, каков, например, Ахиллес, безутешный и умирающий за наложницу, или другой, предающийся пьянству, и прочее в этом роде. Итак, он (сын твой) нуждается в этих лекарствах.
Кто, прежде всего, научится быть любомудрым, тот через это приобретет богатство, превосходящее всякое богатство, и величайшую славу. Не так полезно образовать сына, преподавая ему искусство и внешнее знание, посредством которых он станет приобретать деньги, как научить его искусству презирать деньги. Если хочешь сделать его богатым, поступай таким образом. Богат не тот, кто нуждается в большом имуществе и владеет многим, а тот, кто ни в чем не имеет нужды. Это внушай твоему сыну, этому учи его; в этом – величайшее богатство. Не заботься о том, чтобы сделать его известным по внешней учености и доставить ему славу, но старайся, чтобы научить его презирать славу настоящей жизни; от этого он будет славнее и знаменитее. Это возможно сделать и богатому и бедному; этому научаются не от учителей и не при пособии наук, а из Божественных Писаний. Не заботься, чтобы сын твой здесь пожил долго, но чтобы там удостоился жизни беспредельной и нескончаемой. Давай ему великое, а не малое. Внимай словам Павла: «воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» . Не ритором старайся сделать его, но научи его любомудрствовать. Если он не будет ритором, отсюда не произойдет еще никакого вреда; а при отсутствии любомудрия, самое обильное риторство не принесет никакой пользы. Нужно благоповедение, а не остроумие, нравственность, а не сила речи, дела, а не слова: вот что доставляет царство, дарует действительные блага. Не язык изощряй, но душу очищай. Говорю это не с тем, чтобы запретить образование, но – чтобы не привязывались к нему исключительно. Не думай, будто одним монахам нужны наставления от Писаний; весьма многие из этих наставлений потребны и для тех детей, которые должны вступить в эту (мирскую) жизнь. Как при снаряжении корабля нужен бывает кормчий и полное число пловцов не тому, кто всегда стоит на пристани, но тому, кто постоянно занимается мореходством, точно то же (должно сказать) и относительно монаха и мирского человека. Первый, как бы находясь на необуреваемой Пристани, проводит жизнь беззаботную и огражденную от всякого волнения; а последний постоянно обуревается и плывет среди моря, сражаясь со множеством треволнений. Хотя бы он сам (мирской человек) и не имел нужды (в наставлении), но ему оно может быть нужно, чтобы, если случится, он был в состоянии заградить уста других.
3. Поэтому, кто, чем большим пользуется почетом в настоящей жизни, тем более, нужно для него такое образование. Вращается ли кто в царском дворце, – там много эллинов, философов, людей надутых временной славой, – здесь точно место, наполненное страдающими водянкой. Таков именно царский двор. Там все напыщены и надуты, а кто нет, те стараются сделаться такими. Каково же, подумай, если сын твой, вступивши туда, входит, как самый лучший врач, с инструментами, которые в состоянии укротить надменность каждого, подходит к каждому и разговаривает, врачует больное тело, прикладывает лекарство из Писаний, расточает любомудрые речи. Инок с кем будет говорить? Со стеной (своей кельи) или с кровлей? С пустыней или дебрями? С горами или деревьями? Итак, для него не очень необходимо подобное учение; несмотря на то, он старается усовершить себя в нем, не с тем, чтобы других наставлять, а самого себя. Что же касается людей, живущих в этой (мирской) жизни, то им весьма нужно такое учение, потому что мирскому человеку более представляется соблазнов к греху, нежели монаху. И, если тебе угодно, знай, что он (с таким образованием) и в свете будет самым приятным человеком. Все станут уважать его за такие речи, когда увидят, что он не вспыльчив и не домогается власти; впрочем, он получит власть и не домогаясь ее, и у царя будет в большом почете. Ведь такому нельзя укрыться: здоровый среди множества здоровых может остаться незамеченным; но если между множеством больных найдется один здоровый, то слух о нем скоро достигнет ушей царских, и ему будет поручено начальство над многими народами. Зная это, «воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» . А если кто-нибудь беден? Пусть останется бедным. Что он не будет находиться при дворе, этим он нисколько не будет ниже того, кто служит при дворе; напротив может сделаться предметом удивления, и скоро получить власть, какую ему угодно, а не ту, какая достается по назначению. Если эллины, люди, стоящие не более трех оболов, циники ( κύνες – собаки), принявши такую же, стоящую не более трех оболов, философию (подлинно такова эллинская философия), или вернее – не самую философию, а только ее имя, облекшись в мантию и отрастивши волосы, посрамляют многих, – то не к большему ли способен истинный философ. Если ложная личина, только кажущаяся тень философии так возвышает, то что, когда мы полюбим истинную светлую философию? Не все ли станут уважать ее? Не поручать ли таким (философам), без всякого опасения, и дома, и жен, и детей? Но нет, нет ныне таких философов! А потому нельзя найти и примера. Есть, впрочем, между монахами, между мирянами же нет. Что между монахами находятся такие примеры, в доказательство можно привести многих; но я укажу на одного из многих.
Вероятно, вы знаете, слыхали, а некоторые, конечно, и видали человека, о котором я намерен говорить теперь: я разумею дивного Юлиана. Это был человек простого звания, смиренный; родился он в незнатном месте и вовсе несведущ был в светской мудрости, но преисполнен истинного любомудрия. Когда он являлся в городе, – что случалось редко, – то около него столько стекалось народа, что ни около риторов, ни около софистов, ни около другого кого не бывало подобного стечения. Что же сказать об этом? Не более ли всех царей прославляется имя его и поныне? Итак, если столько (возвышены истинные любомудры) в этом мире, где Владыка не обещал нам никакого блага, – в мире, в котором, по Его словам, мы чужие, – то размыслим, какие блага уготованы для них на небесах? Если здесь, где они пришельцы, такая им честь, то какой славой они будут наслаждаться там, где они – граждане? Если здесь, где обещана скорбь, таков им почет, то каково будет успокоение их там, где общаются действительные почести? Хотите ли, чтобы мы указали и на (любомудрствующих) мирян? Но теперь их нет у нас. Правда, и между мирянами есть люди благоговейные, но они не восходят на высоту любомудрия. А потому, представлю вам примеры из древних святых. Сколь многие из тех, которые имели жен и воспитывали детей, были ничуть не хуже, повторяю, ничуть не хуже упомянутых нами! Но теперь их уже нет, вследствие наступившей нужды, как говорит этот блаженный. О ком же, хотите, чтобы я вам сказал? О Ное, или об Аврааме? О сыне последнего, или о сыне первого? Или об Иосифе? Или вы хотите послушать о пророках – Моисее, или Исайи?
4. Но, если угодно, остановим слово на Аврааме, на которого особенно все указывают нам постоянно. Не имел ли он жены? Не было ли у него детей? Скажу вам и сам то же самое, что вы говорите нам. Он имел жену, но не это сделало его знаменитым, что у него была жена. Имел богатство, но не через богатство сделался угодным Богу. Родил детей, но и не за то был ублажаем, что имел детей. Приобрел триста восемнадцать домочадцев, но и не поэтому сделался предметом удивления. Хочешь ли знать, что (его прославило)? То, что он любил странников, презирал богатство, был скромен. Скажи мне, какое свойство философа? Не презирать ли богатство и славу? Не стоять ли выше зависти и всякой страсти? Теперь поставим на средину Авраама, разоблачим его и посмотрим, каков он был философ? Во-первых, он не дорожил отечеством: "пойди , – сказал ему (Господь), – из земли твоей, от родства твоего» ( Быт. 12:1 ), – и он тотчас вышел. Его не удержал в этом случае ни родительский дом, ни узы дружбы, и ничто другое, – иначе он бы не вышел. Потом, он нисколько не дорожил ни славой, ни богатством; так, когда на войне он обратил в бегство неприятелей, и ему предлагали взять добычу, он с презрением отверг ее. Равным образом и сын его не через богатство свое сделался достойным удивления, но за страннолюбие, не потому, что имел детей, но потому, что был послушен, и не потому, что имел жену, а потому, что жена его была неплодная. (Оба они, Авраам и Исаак) считали за ничто настоящую жизнь, не искали богатства и всем пренебрегали. Скажи мне, какие из растений самые лучшие? Не те ли, которые сами в себе содержат силу, и ни от дождя, ни от града, ни от стремления ветров, ни от других каких-нибудь подобных причин не терпят вреда, но стоят открыто, и не имея нужды ни в кровле, ни в ограждении, как бы все презирают? Таков истинный философ, таково его богатство! Он ничего не имеет, и все имеет; все имеет, и ничего у него нет. Стена не внутри, а извне, и ограда не от природы, а отвне воздвигается. Еще, скажи мне также, какое тело бывает особенно крепко? То ли, которое здорово, которое удобно переносит голод, не требует пресыщения, не терпит от стужи, равно как и от жара, – или то, которое неспособно переносить всего этого, и, кроме того, для своего здоровья нуждается в поварах, ткачах, охотниках и врачах? Подлинно, только истинный философ, который не нуждается ни в чем подобном, есть богач. Поэтому-то блаженный (Павел) и говорил: «воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» . Итак, не во внешних благах ищите ограждения (для детей своих): в этом богатство, в этом слава. Когда (временная слава и богатство) пройдут, – а они непостоянны, – то (люди, обладавшие ими) бывают подобны беспомощному, поврежденному растению, которое не только не приносило никакой прибыли в прошедшем, но еще производило убыток. Так защита, которая должна была ограждать от стремления ветров, теперь вдруг произвела падение.
Значит, богатство скорее вредит, если делает нас неподготовленными к перенесению превратностей жизни. Итак, образуем детей так, чтобы они могли переносить все, и знали, как должно поступать среди несчастий, воспитаем их «в учении и наставлении Господнем» , – и нам воздастся великая награда. В самом деле, если люди, делающие изваяния царей и пишущие их портреты, пользуются большим почетом, то мы, которые украшаем образ Царя небесного (потому что человек есть образ Божий), не будем ли наслаждаться гораздо большими благами за то, что восстановляем Божье подобие? Именно с этим может сравниться добродетель души, когда научим детей быть добрыми, нераздражительными, непамятозлобными, готовыми на благодеяния, человеколюбивыми (что все свойственно Богу), и когда наставим их не дорожить земными благами. Итак, образовать и упорядочить себя и их – вот наша обязанность! Иначе, как мы дерзнем предстать престолу Христову? Ежели тот, у кого дети необузданны, недостоин епископства, то тем более (он недостоин) царства небесного. Но что ты говоришь? Ужели, если наши жены и дети будут беспорядочны, то мы будем подлежать за них ответу? Да, если (это случится) от непринятия нами строгих мер, потому что для спасения недостаточно нам собственной добродетели. Если не употребивший в дело одного таланта не только не получил никакой награды, но еще наказывается известным образом, то ясно, что собственной добродетели недостаточно для спасения, а требуется еще (добродетель) другого. Итак, позаботимся о женах, будем особенно предусмотрительны в отношении к детям, домашним и к себе самим; когда же начнем приводить в порядок и себя и их, то станем молить Бога, чтобы Он помог нам в трудах наших. И Он поможет, когда увидит, что мы об этом стараемся, к этому прилагаем свои заботы; если же мы ничем не заняты, то и Он не подаст нам Своей помощи. Ведь не тогда Бог дарует нам помощь, когда мы спим, но когда и сами мы трудимся. Помощник помогает не праздному, а тому, кто и сам работает. Впрочем, благой Бог силен сам Собою совершить дело, чтобы все мы сподобились наследовать обетованные блага, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому с Отцом и Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Источник: Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Издание С.-Петербургской Духовной Академии, 1905. Том 11, Книга 1, Беседы на послание к Ефесянам, с. 5-218.
Следующая цитата
Прошу вас и умоляю, возлюбленные, будем иметь большое попечение о наших детях и всячески заботиться о спасении их души. Подражайте блаженному Иову, который, даже опасаясь прегрешений их в помышлении, приносил за них жертвы и проявлял о них большую заботливость; подражайте Аврааму, который тоже хлопотал не о деньгах и имениях, но о божественных законах, – каким бы образом передать сохранение их невредимо потомкам. И когда Давид умирал, то он вместо великого наследства, призвав своего сына, внушал то же, и обстоятельно говорит, что если захочешь, дитя, жить по законам Божиим, то ничего с тобою неожиданного не случится, все дела потекут у тебя по желанию и большою будешь ты наслаждаться безопасностью; если же ты отпадешь от этой помощи, то никакой пользы не будет тебе от царства и от этой великой власти. Ведь, если благочестие отсутствует, то и те сокровища, какие есть, погибают с опасностью и крайним позором; если же оно налицо, то и те, каких нет, приходят. Поэтому родителям следует думать не о том, как бы сделать детей богатыми серебром и золотом, а о том, как бы они стали всех богаче благочестием, мудростью и стяжанием добродетели, – как бы они не имели надобности во многом, как бы не увлекались житейскими и юношескими пожеланиями. И тщательно нужно исследовать их входы и выходы, их беседы и собрания, зная, что если это будет пренебрегаемо, то они не получат никакого снисхождения у Бога. Ведь, если с нас взыщется за заботу о других, – а сказано: «никто не ищи своего, но каждый пользы другого" ( 1Кор. 10:24 ), – то насколько более за заботу о детях? Ты же все делаешь и предпринимаешь, как бы у них были красивая лошадь, блестящие жилища, многоценные поля, а на то, чтобы душа была хорошая и воля добрая, не обращаешь никакого внимания. Хотя бы у кого приобретения были велики и многоценны, но если он не исполнен ревностью добродетельно ими распоряжаться, – все погибнет и уйдет вместе с ним; когда же душа благородна и предана мудрости, то хотя бы в доме ничего не было отложено, безбоязненно сможет обладать всяческими благами. А что многие из родителей многое терпят из-за детей, так это оттого, что не хотят посечь, образумить словами и огорчить своих безпутно и противозаконно живущих сыновей, почему им и приходится нередко видеть, как те попадают в крайние беды, приводятся в судилище и отдаются палачам на усечение (головы). Действительно, когда сам ты не воспитываешь, когда сам не умудряешь, то он, присоединившись к негодным и испорченным людям, приобщившись к ним в пороке, приводится под действие общественных законов и наказывается на виду у всех; а после казни наступает еще больший позор, потому что после его кончины все указывают пальцами на отца и тому зазорно даже появиться на рынок. Какими в самом деле глазами он в состоянии будет смотреть на встречных после такого безобразия и несчастия его дитяти? Что могло бы быть хуже этого безумия? Неужели, скажи мне, тебе не стыдно и ты не краснеешь, когда судья наказывает и умудряет твоего сына, и он, столько времени сначала живший с тобою, нуждается в исправлении от чужого? Неужели у тебя нет желания закрыться и спрятаться? И ты, тем не менее, скажи мне, осмеливаешься еще называться отцом, предавши таким образом сына, не оказавши ему необходимой помощи и не обративши внимания на его гибель от всяких пороков? Когда ты видишь, что какой-нибудь бродяга заушает твоего ребенка, ты негодуешь, сердишься, злобствуешь и яростнее зверя подскакиваешь к лицу ударившего, – а когда видишь, как диавол каждодневно его заушает, как демоны приводят к порокам, ты спишь, не негодуешь, не сердишься, не исторгаешь сына от самого ужасного зверя? И какого удостоишься человеколюбия? Разве же не безрассудно, что ты, когда сын твой впадет в беснование, прибегаешь ко всем святым, надоедаешь живущим на вершинах гор, чтобы только избавить от этого беснования, а когда его безпрерывно угнетает грех, который тяжелее всякого беса, ты ничего не предпринимаешь? Да и ничего нет тяжелого в том, чтобы быть мучиму бесом, потому что бес во всяком случае не может ввергнуть в геенну, и если мы трезвимся, с благодарностью переносим такие нападения, то испытание это может даже нам доставить светлые и славные венцы; а кто ведет жизнь в пороке, тому никогда невозможно спастись, тот неизбежно и здесь достоин будет поругания, и по отшествии из этой жизни понесет там вечные наказания. Чем ты в конце концов оправдаешься? Не предоставил ли я, сказано будет тебе, дитяти жить с тобою с самого начала? Я поставил тебя над ним в качестве учителя, наставника, опекуна и начальника, – всю власть над ним не отдал ли я в твои руки? Не повелел ли я его, такого нежного, обрабатывать и упорядочивать? Какое же ты получишь оправдание, если с безпечностью смотрел на его прыжки? Что ты скажешь? Что он разнуздан и неукротим? Но тебе нужно было глядеть на все это сначала, – обуздывать его, когда он был молод и доступен узде; тщательно его приучать, направлять к должному, укрощать его душевные порывы, когда он был восприимчивее к воздействию; сорную траву тогда нужно было исторгать, когда возраст был нежнее и исторгнуть можно было легче: вот тогда бы оставленные без внимания страсти не усилились и не сделались неисправимыми.
Итак, какое мы представим извинение, когда Бог не щадит даже жизни детей, в случае если они нас оскорбляют, – "кто , – сказано, – злословит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти» ( Исх. 21:16–17 ), – а мы даже не сердимся на них, если они оскорбляют Бога? Я, говорит, не отказываюсь даже умертвить, когда он тебя оскорбляет, а ты не осмеливаешься и словом огорчить, когда он попирает Мои законы? Какого же это будет достойно снисхождения? Поэтому не будем нерадивы к детям, зная, что, если они хорошо будут вести себя в отношении к Богу, то будут уважаемы и славны в настоящей жизни. Все почитают и уважают того, кто живет добродетельно и честно, хотя бы он был всех беднее, равно как к порочному все относятся с отвращением и ненавистью, хотя бы он владел большим богатством. Кто небрежен к своим детям, тот, хотя бы в других отношениях был хорош и порядочен, понесет крайнее наказание за этот грех. А если хотите точно знать, что и в том случае, когда все наши дела будут у нас в исправности, о спасении же детей не будем заботиться, мы подвергнемся крайнему наказанию, то старательно вникайте в то, что будет сказано. Был у иудеев некий священник, человек смиренный и благочестивый; имя его было Илий; он был отцом двух сыновей; видя, что они ходят во зле, он не удерживал и не препятствовал, лучше же сказать – и удерживал и препятствовал, но делал это не со всем тщанием, наказания не налагал, а пытался только словесными вразумлениями отклонить их от нечестия, и постоянно говорил им такие слова: «нет, дети мои, не делайте этого, нехороша молва, которую я слышу» ( 1Цар. 2:24 ). Правда, и эти слова были достаточны для их исправления; но так как он не все сделал, что надлежало, то восстановил Бога против себя и против них, и щадя неблаговременно себя и детей, погубил вместе с детьми и собственное спасение. Кроме небрежности по отношению к детям, Богу не в чем было обвинить старика. Если же Бог ниспроверг его со всем домом, его – согрешившего более легко, то оставит ли без наказания тех, которые грешат более тяжело? Если и то, что он был священник, и что старец, и что знаменит, и что двадцать лет безпорочно начальствовал над еврейским народом, – если все это не в силах было его оправдать, но он крайне бедственно погиб за то, что не заботился тщательно о детях, и грех его нерадения, точно суровая громадная волна, все завалил и все подвиги закрыл, то какое наказание ожидает нас, которые и в добродетели много ему уступаем, и детей не только не наставляем, но поступаем в отношении их жесточе всякого варвара? Подобно тому, как кто-нибудь не может рассчитывать на оправдание и снисхождение в собственных грехах, так и родители – в грехах детей. И очень правильно. Если бы грех присущ был людям по природе, то иной по праву мог бы рассчитывать на оправдание, а так как мы по доброй воле бываем злы и добры, то какое благовидное основание может указать тот, кто допускает любимейшему своему (дитяти) развращаться и делаться порочным? Не оставляй лучше детям богатства, а оставь добродетель. И разве не крайне безрассудно, что при своей жизни не делают их распорядителями всего имущества, а по смерти предоставляют великую свободу легкомысленной юности. Находясь в живых, мы по крайней мере в состоянии были бы потребовать отчета, в случае дурного пользования образумить и обуздать; а когда помрем, то, лишив их нас самих и оставив в их распоряжении молодость и богатство, толкнем их в безчисленные пропасти бедствий и несчастий. Будем поэтому стремиться не к тому, чтобы покинуть их богатыми, но к тому, чтобы – добродетельными. Ведь если они понадеются на богатство, то ни о чем другом не станут заботиться, потому что изобилие денег затемнит для них порочность нравов; а если они увидят, что лишены всякого с этой стороны утешения, то предпримут все, чтобы при помощи добродетели найти великое утешение в бедности.
Итак, не будем приступать к частным или общественным занятиям прежде, чем направим их душу. Если вы воспитаете своих сыновей, то они в свою очередь воспитают своих, а эти последние опять научат своих: продолжаясь таким образом вплоть до пришествия Христова, дело это доставит всю награду тому, кто послужил корнем. И действительно, если ты хорошо воспитаешь ребенка, то и он также – своего сына, а тот – своего: и до самого края будет простираться как бы некоторая цепь и последовательность превосходнейшей жизни, берущая от тебя начало и корень и тебе же приносящая плоды от усердия потомков. А те отцы, которые не заботятся о благопристойности и скромности детей, бывают детоубийцами, и жесточе детоубийц, поскольку здесь дело идет о погибели и смерти души. Поэтому, подобно тому как, если ты видишь лошадь, несущуюся к пропасти, ты набрасываешь на уста ее узду, с силою поднимаешь ее на дыбы, нередко и бьешь, – что правда составляет наказание, но ведь наказание это – мать спасения, – так точно поступай и с детьми твоими, если они погрешают: связывай грешника, пока не умилостивишь Бога; не оставляй его развязанным, чтобы ему еще более не быть связану гневом Божиим. Если ты свяжешь, Бог затем не свяжет; если же не свяжешь, то его ожидают невыразимые цепи. Но, скажут, он достаточное время нес наказание. Какое, скажи мне? Год, два или три? Но я требую не продолжительности времени, а исправления души; ты то скажи – раскаялся ли, изменился ли, выполнено ли все; если этого нет, то – никакой пользы от времени. Так, мы требуем не частого перевязывания раны, а того, чтобы повязка принесла какую-нибудь пользу: если она принесла пользу в короткое время, то больше не налагается, а если никакой не принесла пользы, то и после десяти лет все еще налагается: вот он, срок освобождения связанного – его польза. И ничто так не рекомендует имеющего власть, как горячая любовь к подвластным. И отцом делает не то только, что он родил, но и то, что родивши любит. Если в области природы необходима любовь, то тем более в области благодати. А ты, о, дитя, повинуйся родившим тебя, как слуга (господину). Ведь, чем ты сможешь воздать за то, что они (дали) тебе? Тебе нельзя в свою очередь родить их. Также, когда отец вразумляет твоего брата, негодуй вместе с ним и ты – или из попечения о брате, или из сочувствия к отцу, потому что если провинившийся увидит, что отец его наказывает, а ты потворствуешь, он сделается более нерадивым, и вред не ограничится им одним, но ты и на себя навлечешь возмездие. Так и тот, кто препятствует лечить рану, повинен не меньшему, а даже большему наказанию, чем тот, кто нанес (рану), потому что не одно и тоже – ранить и мешать излечению поранения, последнее окончательно порождает смерть, а первое – не совсем.
Итак, об Ахитофеле и Авессаломе сказано: «злоба его обратится на его голову» ( Пс. 7:17 ), потому что наказание сошло на голову обоих. Воспользовавшийся веревкой так именно окончил жизнь; Авессалом же не повесился, но против воли повис, и не сразу умер, но как бы в темнице прежде был связан и прикреплен к дереву, и по Божию приговору, свыше произнесенному, долгое время висел, бичуемый сверх того совестью. И чтобы ты знал, что не человеческим старанием это произошло, но всецело был суд Божий, его привязали к дереву волосы, ему изменило неразумное животное, вместо веревки послужили волосы, вместо столба – дерево, вместо воина – лошак. И обрати внимание на Божие милосердие; Он оставил его на долгое время, склоняя к раскаянию, и давая возможность испытать отцовское расположение. Ведь если бы он не был зверем и не обладал каменной душой, то все это способно было бы отклонить его от несчастного безумия – (разумею) стол, за которым он имел общение с отцом в пище, дом, собрания, на которых обменивался разговорами, и все другое, откуда могло последовать примирение для него, совершившего такое смертоубийство. Кроме этого, и нечто другое в состоянии было его смягчить. Он именно слышал, что (отец) скитался как изгнанник и беглец, что он вытерпел крайние беды. Как же ему было не понять, что даже в случае победы ему, проклятому и преступному в самом торжестве, пришлось бы вести жизнь самую бедственную? И в довершение этого, отец был стар и близок к ожиданию – протянуть короткое лишь время. Где теперь оплакивающие его бедственность? Какой бедственности это не тяжелее, какой болезни, какой печали? Однакож ничего такого не сказал самому себе этот праведник, не пришел в отчаяние, не восстенал, говоря: хорошее же я получаю возмездие, я – упражнявшийся в законе Его день и ночь, после такого достоинства ставший всех унизительнее, пощаженный врагами и отданный в руки необузданного сына! Ничего такого он не сказал, не подумал, но все переносил с благоразумием, одно только утешение случившемуся имея в убеждении, что это случилось с ведома Божия. И как три отрока, находясь в пещи, говорили: «Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся» ( Дан. 3:18 ), и если бы кто сказал им: с какою надеждою умираете? чего ожидая, на что надеясь после смерти, после этого огня? нет надежды на воскресение, то услышал бы от них, что для нас в том заключается величайшее воздаяние, что умираем за Бога, – так точно и он то считал величайшим для себя утешением, что Бог, зная это, не воспрепятствовал. И если любящий тысячи раз готов потерпеть смерть за любимую, хотя бы после смерти ничего от нее не ждал, то много более мы должны переносить это не в ожидании царства, не в какой-нибудь другой надежде на будущие блага, но для самого Бога, потому что Ему приличествует слава во веки веков. Аминь.
Следующая цитата
Часто многие из отцов делают все и принимают все меры, чтобы у сына был хороший конь, великолепный дом или дорогое поместье, а о том, чтобы у него была хороша душа и благочестивое настроение, нисколько не заботятся.
Это и расстраивает всю вселенную – то, что мы нерадим о своих детях, заботимся об их богатстве, а душою их пренебрегаем, допуская крайне безумное дело. Ибо хотя бы и велики и драгоценны были богатства, но если человек не способен распоряжаться ими добродетельно, то все погибнет и исчезнет вместе с ним и причинит владельцу крайний вред; а если душа его будет благородна и любомудра, то хотя бы у него не было собрано ничего, он будет в состоянии свободно распоряжаться имуществом всех. Итак, нужно смотреть не на то, чтобы сделать детей богатыми серебром и золотом и тому подобным, но чтобы они были богаче всех благочестием, любомудрием и другими добродетелями, чтобы они не нуждались во многом, чтобы не увлекались житейскими предметами и пожеланиями. Нужно тщательно смотреть и за входами их и выходами, и за поведением и знакомствами в той уверенности, что за небрежение об этом мы не получим прощения от Бога…
Итак, не будем беспечными, зная, что дети, хорошо настроенные в отношении к Богу, будут честными и отличными и в отношении к настоящей жизни. Человека, живущего добродетельно и скромно, все уважают и почитают, хотя бы он был беднее всех; а порочного и развратного все отвращаются и ненавидят, хотя бы он владел великим богатством. И не только от других людей такой сын будет пользоваться уважением, но и для тебя – родителя – будет более любезным, представляя кроме природы еще другое не меньшее побуждение к любви – добродетель; и не только более любезным, но и более полезным для тебя, угождая тебе, услуживая, поддерживая в старости. Как неблагодарные в отношении к Богу презирают и родителей, так благоговейные пред Создателем оказывают и родителям великое почтение. Посему, чтобы тебе заслужить одобрение и от Бога и от людей, сделать для себя жизнь приятною и избавиться от будущего наказания, оказывай все попечение о сыне своем…
Если ты хорошо воспитаешь сына своего, то и он – своего сына, а этот – своего сына; и как бы некоторая цепь и ряд прекрасной жизни будет продолжаться навсегда, получив начало и корень от тебя и принося тебе плоды попечения о потомках. Если бы отцы тщательно воспитывали детей своих, то не нужно было бы ни законов, ни судилищ, ни наказаний, ни мучений и публичных убийств; ведый сие, яко праведнику, говорит Апостол, закон не лежит, но беззаконным (1 Тим. 1:9). Но так как мы не заботимся о них, то и подвергаем их великим бедствиям и предаем в руки палачей, и часто ввергаем в пропасть…
Все пороки происходят от нашей беспечности, от того, что мы не с самого начала и не с первого возраста руководим детей к благочестию. О том, чтобы они получили внешнее образование и поступили в военную службу, мы заботимся, тратим деньги, просим друзей и много ходим и туда и сюда; а о том, чтобы они были угодны Царю ангелов, не оказываем никакого попечения. На зрелища ходить мы часто позволяем им, а в церковь – не заставляем никогда; если же однажды или дважды дитя придет туда, то остается там напрасно, тщетно, без пользы и для забавы. Нет, не так должно быть; как посылая в училище, мы требуем от них отчета в науках, так должны мы поступать и в церковь посылая, или лучше, приводя их. Но мы не делаем ничего такого, а если кто станет увещевать к этому, тотчас происходит смех; посему и низвратилось все, и кого не наказывают родители, того наказывают внешние законы.
О пользе для детей слушания слова Божия
Невозможно, как я и прежде говорил, чтобы наслаждающиеся слушанием Божественного Писания и внимающие такому поучению отходили отсюда, не получив какого-либо истинного, великого блага… Если мы, приучая зверей к нашим словам, таким образом укрощаем их, то не гораздо ли более чрез это духовное учение мы можем исправлять людей, когда там и здесь есть великое различие и между врачевствами и между врачуемыми? Ибо и грубость в нас не такова, как в зверях: у них она зависит от природы, а у нас от произвола; да и сила слов не одинакова: там она происходит от человеческой мысли, а здесь – от силы и благодати Духа. Итак, кто отчаивается в себе самом, тот пусть помыслит об укрощенных зверях, и он никогда не впадет в отчаяние.
Не от природы вещей происходит наше смущение, а от немощи нашего духа. Если бы мы подвергались этому страданию вследствие обстоятельств, то все люди должны были бы испытывать его. Ибо все мы плывем по одному и тому же морю, на котором невозможно миновать волн и бурь. Если же есть люди, которые остаются вне бури и волнений моря, то очевидно, что бурю производят не обстоятельства, но состояние нашего духа. Следовательно, если мы настроим душу так, чтобы она все легко переносила, то не будет для нас ни бури, ни потопления, а будет всегда благоприятная тишина.
Следующая цитата
«Родить детей есть дело природы, но образовать и воспитать их в добродетели – дело ума и воли».
«…Небрежение о детях есть больше всех грехов и доходит до самого верха нечестия…Мы не только сами не имеем попечения о детях, но и против желающих делать это строим козни и восстаем и относимся к детям своим хуже всякого варвара. Ибо жестокость варваров доводит только до рабства, до опустошения и пленения отечества, и вообще до бедствий телесных; а вы порабощаете самую душу и, связав её как какую-нибудь пленницу, предаете, таким образом, лукавым и свирепым демонам и их страстям. Именно это, а не другое делаете вы, когда и сами не внушаете детям ничего духовного, и другим делать это не позволяете…»
«Развращение детей происходит не от чего другого, как от безумной привязанности родителей к житейскому. Обращая внимание только на это, и ничего не желая считать выше этого, они необходимо уже нерадят о детях с их душой. О таких отцах я сказал бы ( и пусть не приписывают этих слов гневу), что они хуже детоубийц».
«Помышляй, что у тебя в доме две золотые статуи – дети; каждый день настраивай и осматривай их тщательно, и всеми мерами упорядочивай и образовывай их душу. Подражай блаженному Иову, который, боясь за ошибки у них и в мысли, приносил за них жертвы, и многое оказывал о них промышление; подражай Аврааму, который старался не о деньгах и приобретениях, но о божественных законах, чтобы внушить потомкам тщательное их соблюдение».
«Если бы отцы тщательно воспитывали своих детей, то не нужно было бы ни законов, ни судилищ, ни мщений, ни наказаний и публичных убийств; «Закон положен не для праведника».
«…Там, где дело идет о проявлениях души, не может служить препятствием ни пол, ни возраст, ни житейское отличие, и ничто другое. Поэтому прошу всех вас посвящать на это служение сыновей и дочерей своих с самого раннего возраста, и заготовлять для них богатство, свойственное этой жизни, не закапывая в землю золота и не собирая серебро, но слагая в душе их кротость, целомудрие, скромность и все другие добродетели».
«…Когда вы водите детей на зрелища, то не находите препятствия к этому ни в науках, ни в другом чем-нибудь. А когда надобно собрать и получить какую -либо духовную пользу, вы это дело называете бездельем…Нет, не так, братие! Этот -то возраст преимущественно и нуждается в таких уроках. Возраст нежный, - он скоро усвояет себе то, что ему говорят, и как печать на воске, в душе детей отпечатлевается то, что они слышат. А между тем, и жизнь их тогда уже начинает склоняться или к пороку или к добродетели».
«…Слушайте…отцы и матери: воспитание детей не останется для вас без награды…Подлинно немаловажное дело посвятить Богу детей, данных от Бога…Воспитывайте детей своих в наставлении и поучении Господнем с великим старанием. Юность неукротима и имеет нужду во многих наставниках, учителях, руководителях, надсмотрщиках, воспитателях. И только при таких усилиях можно обуздать её. Что конь необузданный, то же самое и юность».
«Между тем, если он будет злой, то, хотя бы ему были оставлены тобою бесчисленные сокровища, ты не оставил хранителя этих сокровищ, а сделал его несчастнее тех, которые впали в самую бедность».
«Действительно, для детей, не получивших правильного образования, бедность лучше богатства, потому что первая, даже помимо их воли, удерживает их в пределах добродетели, между тем, последнее, хотя бы даже кто и желал того, не позволяет вести жизни целомудренной, но увлекает, ниспровергает и вводит в бесчисленное множество преступлений».
«…Если вы воспитаете своих сыновей, то они, в свою очередь, воспитают своих, а эти последние, опять научат своих. Продолжаясь таким образом вплоть до пришествия Христова, дело это доставит всю награду тому, кто послужил корнем. И действительно, если ты хорошо воспитаешь ребенка, то и он также – своего сына, а тот своего; и до самого края будет простираться как бы некоторая цепь и последовательность превосходнейшей жизни, берущая от тебя начало и корень и тебе же приносящая плоды от усердия потомков…».
«…Умоляю вас, отнимая детей от матерней груди, не будем научать их басням старух, но пусть дитя с младенческого возраста узнает, что есть суд; пусть вкоренится в уме его мысль, что есть наказание. Этот страх, когда укоренится в нем, принесет великую пользу».
«Младенец до трех лет; дитя до 6 лет; ребенок до 9 лет; отрок в 12 лет; юноша в 20 лет; мужчина в 30 лет; старик в 50 лет. Давай часть семи и даже восьми, то есть, дай семи ступеням – значит, этой земной тленной жизни, дай восьмой ступени - будущему веку соответствующие духовные дела».
Цитаты из книги: Святитель Феофан Затворник. Святаго отца нашего Иоанна Златоуста уроки о воспитании. Путь ко спасению (Краткий очерк аскетики).
Возрастная категория сайта 18 +
Читайте также: