Хосе антонио примо де ривера цитаты

Обновлено: 21.11.2024

Но теперь мы не имеем права затворяться в своих кельях — во-первых, потому, что с улицы поднимается слишком сильный шум. Во-вторых, потому, что, не обращая внимания на происходящее во внешнем мире, мы будем не служить нашему предназначению как части всеобщего, но превращать наше предназначение во всеобщее, что, разумеется, никуда не годится. В наше время не пристало жить ни в гордыне одиноких эстетов, ни в омерзительной лени, замаскированной под идеализм, — лени опасных бездельников, кичащихся тем, что они именуют себя бунтарями. Теперь надо служить. Служение, индивидуальное служение, облечено достоинством — славным и основательным. Никто — ни философ, ни воин, ни студент, — не освобождён от обязанности участвовать в жизни граждан. Мы знаем об этой обязанности и стараемся от неё не увиливать.

От неё и нельзя увиливать — а тем более в Испании. В нашей Испании нет ни гармонии, ни порядка. А если его нет, то кто может быть уверен, что занимает своё место в гармонии? Наша Испания, которой, как говорил Менендес-и-Пелайо, присущ свой собственный стиль, — теперь самая бесстильная в мире страна. Да, в её народных основах таятся изумительные залежи культуры — несуетной и праведной. Но, Боже мой, сколько же на них мусора! Даже и не знаю, что хуже — то ли демагогические гадости леваков, готовых провозгласить находкой любой затасканный идиотизм, то ли ура-патриотизм правых, находящих удовольствие в том, чтобы своей пошлостью делать омерзительным то, что они возвеличивают. А результатом этой шумихи левых и правых становится хаос с его грохотом и неразберихой — утомительный, бесплодный и безобразный.

Мы, господа студенты, отнюдь не призываем вас, во имя Испании, поднимать патриотический гвалт, не призываем вас к совместному бахвальству. Мы призываем вас к аскетическому труду: попытайтесь под обломками отвратительной Испании найти заваленный ими ключ к настоящей Испании — честной и непростой.

Мы не собираемся клеймить как антипатриотов тех многочисленных критиков Испании, которые выразили наше недовольство раньше нас. Однако мы порицаем их за то, что их критика почти лишена сострадания, — при том, что мы разделяем их недовольство. Наше служение Испании не должно быть снисходительным. Нам придётся неоднократно рассекать физическую плоть Испании, обнажая её страхи, её лень, её скверные привычки, чтобы освободить её метафизическую душу. Испания должна быть для нас неудобной. Упаси нас Бог чувствовать себя в этой сегодняшней Испании, как рыба в воде! Мы должны чувствовать гнев и отвращение при виде всего этого мерзкого прозябания. И, не задумываясь, резать. И неважно, что от нашего скальпеля будет выступать кровь. Важно быть уверенным, что мы подчиняемся закону любви.

Следующая цитата

На это обстоятельство указывал в своё время известный исследователь так называемой Консервативной Революции в Германии Армин Мёлер. Он писал: «В истории нашего времени вряд ли есть явление, контуры которого были бы столь расплывчатыми, как в случае с фашизмом. Можно сказать, что ни один предмет не соответствует этому слову, призванному его обозначать. Все употребляют слово “фашизм”, но каждый делает это, чтобы обозначить что-то отличное от того, что имеет при этом в виду другой. Такие ярлыки как “фашизм” или “фашистский”, в виде существительного или прилагательного, приклеиваются к столь разнородным личностям, организациям и ситуациям, что эти термины в итоге теряют всякий точный смысл. В обществе любой, кто занимается политикой, практически обречён на то, что кто-нибудь обзовёт его “фашистом”. Это слово больше ничего не обозначает» (2).

Опять могут возразить: это-де рассуждения сентиментальной женщины, а не научный анализ. Хорошо, получите даже не анализ, а факты, причём приводит их не абы кто, а такой кит антифашизма, как Уолтер Аакер: «В фашистской Италии за двадцать лет было казнено двадцать “врагов государства”; некоторые из них, действительно, были замешаны в террористических акциях» (5). Вот это и есть фашизм в оригинале. Кин называла его «фашизмом по-итальянски», но ведь «фашизм» только такой и был. Другого не было. Вдумайтесь только: всего двадцать человек за двадцать лет! Разве это сравнимо с масштабами террора в нацистской Германии или в Советском Союзе, где жертвами политических репрессий стали миллионы человек!

Хосе Антонио, сын бывшего диктатора Испании Примо де Риверы, происходил из очень богатой аристократической семьи, но он страстно ненавидел социальную несправедливость. На фото в центре: генерал Мигель Примо де Ривера

Путаница же проистекает от того, что, когда говорят «фашизм», а подразумевают под этим, прежде всего, немецкий национал-социализм. Между тем, итальянский фашизм и немецкий национал-социализм, до того, как Италия попала под влияние Германии и стала фактически её сателлитом, представляли собой совершенно разные явления, «две большие разницы», как сказали бы антифашисты.

Дело чуть не дошло до войны между двумя «фашистскими» государствами. Яблоком раздора служила Австрия. Австрийский канцлер Энгельберт Дольфус ориентировался на итальянский фашизм. Местные национал-социалисты устроили путч в Вене 25 июля 1934 года и убили Дольфуса, но потерпели поражение. Германия не решилась тогда вмешаться, поскольку Муссолини демонстративно направил четыре итальянские дивизии на итало-австрийскую границу, угрожая перейти её даже в том случае, если один германский солдат вступит на территорию Австрии (10). «Аншлюс» стал возможен лишь в 1938 году.

После Учредительного съезда Фаланги 29 октября 1933 года её возглавил знаменитый лётчик Хосе Руис де Альда

Х. Л. Херес Риеско, доказывая свой основной тезис, уделяет много внимания судьбе несостоявшегося еженедельника «Эль Фасио», органа явно профашистской направленности, единственный номер которого был сразу же конфискован 16 марта 1933 года. Инициатором этой затеи был Дельгадо Баррето, сподвижник генерала Примо де Риверы. А кем был тогда Хосе Антонио? Только сыном бывшего диктатора, помогавшим тем людям, которые когда-то поддерживали его отца. По этой же причине он и согласился принять участие в упомянутом еженедельнике.

Ну ладно, фашистами они себя не называли, а может быть, на самом деле были таковыми в душе? И на этот вопрос придётся ответить отрицательно, имея в качестве надёжной опоры официальные идейные установки Фаланги.

Испанского лётчика Хосе Руиса де Альда сравнивали с Герингом в Германии и с Бальбо в Италии

В «Письме испанскому военному», написанном в октябре 1934 года, Хосе Антонио упрекал «правых» в том, что они точно такие же материалисты, как и марксисты, что они заботятся только о своих материальных благах и привилегиях. Ради их защиты они взывают к сильному государству, но если считать сильное государство признаком «правизны», то, издевался Хосе Антонио, самое «правое» государство в Европе это Советский Союз (см. статью «Голоса женщин» от 14 февраля 1936).

Где и когда фашизм или национал-социализм ликвидировали капиталистический строй или хотя бы собирались это сделать? Хосе Антонио не был фашистом, он был социалистом, хотя и не в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это слово. Его социализм был искренним, а не вывеской, как у немецких нацистов.

Если бы Маркс и Энгельс жили в XX веке, к какой категории отнесли бы они социализм Хосе Антонио? Несомненно, к категории «феодального социализма». Хосе Антонио сам «подставился», обронив как-то (в «Речи об испанской революции») фразу: «Феодальная собственность была лучше капиталистической». По их описанию, это «частью жалоба, частью пасквиль, частью отголосок прошлого, частью угроза будущего, по временам метко поражающий буржуазию горьким, остроумным и метким суждением, но всегда производящий комическое впечатление полной неспособностью понять ход новейшей истории».

«Аристократия потрясала нищенской сумой пролетариев как знаменем, чтобы собрать вокруг себя народ. Но, последовав за ней, он тотчас же замечал на её спине старые феодальные гербы и разбегался с громким и непочтительным смехом» (14).

Хосе Антонио не был контрреволюционером, он приветствовал апрельскую революцию 1931 года и отнюдь не мечтал о возврате во времена монархии, хотя тогда диктатором был его папа. Наоборот, он требовал развивать революцию дальше, упрекал её в «неполноценности» (на Объединительном съезде Фаланги и ХОНС), в «незавершённости» (речь об испанской революции 19 мая 1935 года), словом, относился к ней примерно так же, как Ленин к Февральской революции 1917 года в России. В Испании 30-х годов «испанским Лениным» величали лидера социалистов Ларго Кабальеро, но тот на роль Ленина явно не тянул. А вот у Хосе Антонио задатки вождя были. Новую революцию, к которой он призывал, он называл «национал-синдикалистской» (Воззвание к Испании от 26 апреля 1934 года).

Хосе Антонио Примо де Ривера (слева) и Рамиро Ледесма Рамос (в центре) и Хосе Руис де Альда

Хосе Антонио был социалистом. Его социализм был искренним, а не вывеской, как у немецких нацистов

Хосе Антонио был чужд расизм. Поэтому американских индейцев он называл «нашими братьями» (в речи, произнесённой в Касересе 4 февраля 1934 года). В интервью выходившей в Толедо католической газете «Эль Кастельяно» 27 декабря 1933 года он заявил: «Католическая, т.е. универсальная Испания никогда не сможет стать расистской» (17).

Тут надо заметить, что Хосе Антонио идеализировал испанскую «универсальность» и историю. Ему можно было бы напомнить диспут, сотрясавший Испанию в XV веке: считать крещёных евреев «своими» или нет? Тогда было решено, что нельзя, то есть возобладал как раз расовый, а не религиозный подход.

С «братьями-индейцами» тоже не так всё просто. «Малоизвестная глава истории испанской колонизации: в Испании в XVI веке существовало идейное течение, которое догадывалось, каковы опасности всеобщего смешения и оправдывало колониальную аннексию Америки только на основе естественного превосходства испанцев над аборигенами. Видным и общепризнанным представителем этого течения был кастильский церковник Хинес де Сепульведа; но его точке зрения противостояли тезисы других церковников, согласно которой с евангелизацией Америки церковь компенсировала потери душ в Европе в результате протестантской Реформации. Миссионеры, которые работали среди туземцев, получали инструкции стараться свести к минимуму смешение индейцев с неграми и “другими низшими расами”» .

Современную ему Россию он из этой цивилизации исключал, утверждая, что в Советском Союзе «довлеет русский, азиатский дух» (см. статью «Молодёжь без крова», 7 ноября 1935 года). Винил он в этом «азиатскую составляющую русского коммунизма» (в лекции «Мировая политика и экономика»), а вовсе не считал азиатами русских как таковых. По его мнению, традиционная Россия была частью европейской цивилизации, но перестала ею быть в результате революции (Письмо испанским военным от 4 мая 1936 года).

Надо признать, что представления Хосе Антонио о жизни в Советском Союзе порою были довольно дикими. Так, например, он почему-то думал, что в нём «уничтожается семья». Поэтому его передергивало, когда в 1936 году он слышал крики ликующей толпы: «Да здравствует Россия!» Но ведь он слышал их и раньше, и не от каких-нибудь коммунистов, а от своих будущих союзников. ХОНС, когда эта организация ещё была самостоятельной и её возглавляли Ледесма Рамос и Онесимо Редондо, тоже провозглашала здравицы не только в честь новых режимов в Италии и в Германии, но и в честь Советской России. Они лучше, чем Хосе Антонио, понимали процессы, происходившие тогда в нашей стране.

Конфигурация блоков, которым предстояло сцепиться во Второй мировой войне, ещё не вполне определилась, она продолжала меняться даже после её начала. В 1939-1941 годах, Англия сама толкала Италию, свою союзницу по Антанте в Первую мировую войну, в объятия Германии.

Эти объятия стали ещё более крепкими и удушающими для Италии после вмешательства обеих стран в гражданскую войну в Испании. Италия увязла в этой войне гораздо сильней, чем Германия, и в результате очень ослабла к радости своего союзника. В Испании воевала 60-тысячная группировка итальянских войск, в то время как немцы ограничивали свою помощь испанским националистам авиационной поддержкой. Немцы до сих пор любят жаловаться на безжалостные бомбёжки союзниками немецких городов во Вторую мировую войну, но они забыли, как их легион «Кондор» в 1936 году изучал реакцию гражданского населения на тщательно спланированные попытки поджечь Мадрид, квартал за кварталом (19). Англичане могли мстить немцам за бомбёжки английских городов, а чем провинились перед немцами испанцы?

Хосе Антонио, находясь в тюрьме, приветствовал мятеж против республиканского правительства. Но он ни в коем случае не собирался играть роль «шестёрки» при генералах. В письме, направленном из тюрьмы всем руководителям местных организаций Фаланги 24 июня 1936 года, он пророчески предупредил их, что «участие Фаланги в военных заговорах приведёт к ее полному исчезновению даже в случае победы».

Франко организовал настоящий культ погибшего Хосе Антонио, но живой Хосе Антонио был бы для него неудобен. Мигель Серрано считал, что Франко несёт часть ответственности за расстрел Хосе Антонио (20). Он сам слышал, как социалист Индалесио Прието во время пребывания в Чили, рассказывал о Хосе Антонио: «Мы не хотели его казнить, когда посадили в тюрьму, и предложили Франко обмен пленными, но он отказался» (21).

Кстати, Прието упомянул в том же разговоре, что у Хосе Антонио был найден список правительства, которое он намеревался сформировать в случае победы, и в этом списке Прието с удивлением обнаружил своё имя. Хорош «фашист», который хотел включить вождя социалистов в своё правительство!

Нет, не был Хосе Антонио никаким фашистом, он был, как уже говорилось, идеологом Третьего пути и мечтал построить в Испании социализм, альтернативный советскому, социализм свободных людей, а не муравейник.

28 июня — 3 июля 2009 года

Печатается по «Стрелы Фаланги. Хосе Антонио Примо де Ривера. М. Слава. 2010. С.355-349.

Следующая цитата

Думаю, никому не придёт в голову предположить, что та «революция», к которой я стремлюсь, будет «переворотом» — беспорядочным уличным мятежом, удовлетворением того порыва крушить всё подряд, который временами овладевает как народами, так и отдельными людьми. Это совершенно претит моим эстетическим наклонностям, но ещё больше — моим представлениям о политике. Политика — это огромное дело созидания, и трудно назвать удачным созидание, состоящее в том, чтобы, расшвыряв все строительные материалы, бросить их потом вверх, чтобы они упали, как придётся. Наоборот: тот, кому не хватает революции, мысленно и заранее уже составил план нового политического устройства, всё время думая о том, как и какими строительными инструментами его осуществить, не впадая ни в истерику, ни в экстаз. А это значит, что по-настоящему осуществлённая революция, радикально ниспровергающая существующее положение, обязательно должна обладать таким качеством, как «порядок».

Да, но вот только самого по себе порядка недостаточно, чтобы воодушевить целое поколение. Наше поколение хочет, чтобы установился «новый порядок». Существующий порядок его не удовлетворяет. Потому-то оно и революционно.

Испания уже несколько лет жаждет свою революцию, инстинктивно чувствуя себя зажатой между двумя давящими на неё плитами: сверху на неё давит исторический пессимизм, снизу — социальная несправедливость. Вот уже десять лет, как она, похоже, постыдно смирилась со своим исключением из числа держав, имеющих историческое значение. Нет теперь такого начинания, которое воодушевило бы испанцев, уже не ощущающих той едва ли не гордости, которая поднималась в душе, когда нам задавала взбучку горсточка мавров. А внизу страна обескровлена несправедливостью — тем, что миллионы наших братьев живут хуже, чем домашняя скотина.

Наше поколение не удовлетворится до тех пор, пока не будут разбиты обе эти плиты, то есть если Испания вновь не совершит никаких исторических деяний или, по крайней мере, не получит возможность их совершить, и если, с другой стороны, ей не удастся воссоздать экономику на новой основе, что сделает наше существование сносным.

Испания полагала, что её революция наступила 13 сентября 1923 года, и потому была на стороне генерала Примо де Риверы. Однако тогда, без поддержки и из-за ошибок, революция провалилась, хотя уже имело значение и то, что она отвлекла нас от исторического пессимизма военной победой и подорвала социальную несправедливость немалыми достижениями. В следующий раз показалось, что революция наступила в 1931 году, 14 апреля. И она, похоже, снова вот-вот обманется: сначала — из-за той сектантской политики, которую проводили два года, а теперь — из-за политики, которая, судя по всему, совершенно не нацелена на социальные преобразования.

Но можно ли «загубить» эту долгожданную и всё ещё не совершённую революцию, можно ли от неё «увильнуть», как, судя по всему, это предлагают католические консерваторы из партии «Народное действие» и покаявшиеся радикалы? Но это абсурд: революция уже идёт, и не остаётся ничего другого, как её учитывать. Мы живём в состоянии революции. И у этого революционности есть только два выхода: или она, отравляя всё вокруг, яростно прорвётся там, где её меньше всего ожидают, и всё сметёт на своём пути, или войдёт в колею общенационального интереса, что, как и всё великое, чревато опасностями, но и многое сулит.

Так совершали свои «революции» другие народы, не уступая реакции, и эти «революции» многое изменили, развивая то, что полагалось развивать. Вот такую революцию я и хочу для Испании. Мои друзья, которых пугает это слово, конечно, предпочитают доверять дурацкой политике «ничего не замечать» — не замечать грядущую революцию, как если бы ничего не происходило, или полагать, что её можно подавить несколькими тысячами жандармов. Однако они со мной согласятся, когда все мы окажемся в ином мире, куда мы войдём после массовых казней, в зареве пожаров, если, упорствуя, будем поддерживать несправедливый строй, облицованный избирательными плакатами.

Следующая цитата

Хосе́ Анто́нио При́мо де Риве́ра и Са́энс де Эре́диа, 1-й герцог Примо де Ривера, 3-й маркиз Эстелла — испанский политический деятель, адвокат, дворянин. Основатель и лидер партии Испанская фаланга в 1933—1936 годах. Член Конгресса депутатов Испании в 1933—1936 годах.

Сын генерала, в 1920-х годах — диктатора Испании Мигеля Примо де Ривера. Wikipedia

Читайте также: