Достоевский о турках цитаты
Обновлено: 17.05.2024
Эту статью могут комментировать только участники сообщества.
Вы можете вступить в сообщество одним кликом по кнопке справа.
Следующая цитата
«Вон пишут, что солдат хоть и колет изверга турку в бою, но что видели, как с пленным туркой он уже не раз делился своим солдатским рационом, кормил его, жалел его. И поверьте, что солдатик знал всё про турка, знал, что попался бы он сам к нему в плен, то этот же самый пленный турок отрезал бы ему голову и вместе с другими головами сложил бы из них полумесяц, а в средине полумесяца сложил бы срамную звезду из других частей тела. Всё это знает солдатик, и все-таки кормит измученного в бою и захваченного в плен турку: «Человек тоже, хоть и не хрестьянин». Корреспондент английской газеты, видя подобные случаи, выразился: «Это армия джентльменов». И Левин* лучше многих других мог бы знать, что это действительно армия джентльменов. Когда болгары в иных городах спрашивали его высочество главнокомандующего, как им поступать с имуществом бежавших турок, то он отвечал им: «Имущество собрать и сохранить до их возвращения, поля их убрать и хлеб сохранить, взяв треть в вознаграждение за труд».
Мне неоднократно приходилось писать, что цивилизационные воззрения исключительно консервативны. Не может представитель оседлой цивилизации резать и убивать раненых и пленных, как не может потомственный кочевник обойтись без того, чтобы не глумиться над трупами, ранеными, больными, пленными.
Мы все хорошо помним недавнюю страшную историю заблудившегося армянского мальчика Манвела Сарибекяна, оказавшегося на подконтрольной Азербайджану территории. Изверги вначале объявили малограмотного пастушка диверсантом, а затем вернули его труп с вырезанными внутренностями. А пару месяцев назад, в постскриптуме к статье я рассказал о пленном азербайджанском офицере, которому оказал помощь. Предлагаю вновь перечитать эту статью, особенно в той части, где Мехман (вспомнил, наконец, имя его) «рекомендует» Азербайджану способы достижения успеха в агрессии против Республики Арцах.Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Следующая цитата
Кстати, скажу одно особое словцо о славянах и о славянском вопросе.
И давно мне хотелось сказать его.
Теперь же именно заговорили вдруг у нас все о скорой возможности мира, то есть, стало быть, о скорой возможности хоть сколько-нибудь разрешить и славянский вопрос.
Дадим же волю нашей фантазии и представим вдруг, что все дело кончено, что настояниями и кровью России славяне уже освобождены, мало того, что турецкой империи уже не существует и что Балканский полуостров свободен и живет новою жизнью. Разумеется, трудно предречь, в какой именно форме, до последних подробностей, явится эта свобода славян хоть на первый раз, - то есть будет ли это какая-нибудь федерация между освобожденными мелкими племенами (NB Федерации, кажется, еще очень, очень долго не будет) или явятся небольшие отдельные владения в виде маленьких государств, с призванными из разных владетельных домов государями?
Нельзя также представить: расширится ли наконец в границах своих Сербия, или Австрия тому воспрепятствует, в каком объеме явится Болгария, что станется с Герцеговиной, Боснией, в какие отношения станут с новоосвобожденными славянскими народцами, например, румыны или греки даже, - константинопольские греки и те, другие, афинские греки? Будут ли, наконец, все эти земли и землицы вполне независимы или будут находиться под покровительством и надзором "европейского концерта держав", в том числе и России (я думаю, сами эти народики все непременно выпросят себе европейский концерт, хоть вместе с Россией, но единственно в виде покровительства их от властолюбия России) - всё это невозможно решить заранее в точности, и я не берусь разрешать.Но, однако, возможно и теперь - наверно знать две вещи:
1) что скоро или опять не скоро, а все славянские племена Балканского полуострова непременно в конце концов освободятся от ига турок и заживут новою, свободною и, может быть, независимою жизнью, и
2) . Вот это-то второе, что наверно, вернейшим образом случится и сбудется, мне и хотелось давно высказать.
Именно, это второе состоите том, что, по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают, Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, - коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии. Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе, подъятую против извергов за освобождение несчастных народностей, - эту войну поняли ли наконец славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, - признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их. Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому.
Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России. Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию; сплетничать на нее и интриговать против нее.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к (Самой высшей европейской культуре, Тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая О себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, Извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем Постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство.
Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море. России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае. Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности? О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что центр славянского единства - это она, что если живут славяне свободною национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет она, что совершила и создала всё она. Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы?
Ответ теперь труден и не может быть ясен.
Во-первых, у России, как нам всем известно, и мысли не будет, и быть не должно никогда, чтобы расширить насчет славян свою территорию, присоединить их к себе политически, наделать из их земель губерний и проч. Все славяне подозревают Россию в этом стремлении даже теперь, равно как и вся Европа, и будут подозревать еще сто лет вперед. Но да сохранит Бог Россию от этих стремлений, и чем более она выкажет самого полного политического бескорыстия относительно славян, тем вернее достигнет объединения их около себя впоследствии, в веках, сто лет спустя. Доставив, напротив, славянам, с самого начала, как можно более политической свободы и устранив себя даже от всякого опекунства и надзора над ними и объявив им только, что она всегда обнажит меч на тех, которые посягнут на их свободу и национальность, Россия тем самым избавит себя от страшных забот и хлопот поддерживать силою это опекунство и политическое влияние свое на славян, им, конечно, ненавистное, а Европе всегда подозрительное. Но выказав полнейшее бескорыстие, тем самым Россия и победит, и привлечет, наконец, к себе славян; сначала в беде будут прибегать к ней, а потом, когда-нибудь, воротятся к ней и прильнут к ней все, уже с полной, с детской доверенностью. Все воротятся в родное гнездо.
О, конечно, есть разные ученые и поэтические даже воззрения и теперь в среде многих русских. Эти русские ждут, что новые, освобожденные и воскресшие в новую жизнь славянские народности с того и начнут, что прильнут к России, как к родной матери и освободительнице, и что несомненно и в самом скором времени привнесут много новых и еще не слыханных элементов в русскую жизнь, расширят славянство России, душу России, повлияют даже на русский язык, литературу, творчество, обогатят Россию духовно и укажут ей новые горизонты. Признаюсь, мне всегда казалось это у нас лишь учеными увлечениями; правда же в том, что, конечно, что-нибудь произойдет в этом роде несомненно, но не ранее ста, например, лет, а пока, и, может быть, еще целый век, России вовсе нечего будет брать у славян ни из идей их, ,ни из литературы, и чтоб учить нас, все они страшно не доросли.
Напротив, весь этот век, может быть, придется России бороться с ограниченностью и упорством славян, с их дурными привычками, с их несомненной и близкой изменой славянству ради европейских форм политического и социального устройства, на которые они жадно накинутся. После разрешения Славянского вопроса России, очевидно, предстоит окончательное разрешение Восточного вопроса. Долго еще не поймут теперешние славяне, что такое Восточный вопрос! Да и славянского единения в братстве и согласии они не поймут тоже очень долго. Объяснять им это беспрерывно, делом и великим примером будет всегдашней задачей России впредь. Опять-таки скажут: для чего это всё, наконец, и зачем брать России на себя такую заботу? Для чего: для того, чтоб жить высшею жизнью, великою жизнью, светить миру великой, бескорыстной и чистой идеей, воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом; вознести наконец всех малых сих до себя и до понятия ими материнского ее призвания - вот цель России, вот и выгоды ее, если хотите.
Если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим "интересам", то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут. А выше целей нет, как те, которые поставит перед собой Россия, служа славянам бескорыстно и не требуя от них благодарности, служа их нравственному (а не политическому лишь) воссоединению в великое целое. Тогда только скажет всеславянство свое новое целительное слово человечеству. Выше таких целей не бывает никаких на свете. Стало быть, и "выгоднее" ничего не может быть для России, как иметь перед собой эти цели, всё более и более уяснять их себе самой и всё более и более возвышаться духом в этой вечной, неустанной и доблестной работе своей для человечества.
Будь окончание нынешней войны благополучно - и Россия несомненно войдет в новый и высший фазис своего бытия.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Следующая цитата
Если даже просто перечислить общественную деятельность и произведения Федора Михайловича Достоевского, то невозможно будет поверить, что он прожил всего чуть более 59 лет. Из них четыре года на каторге, до которого его уже выводили на Семеновский плац для расстрела по приговору суда. В самую последнюю минуту расстрел был заменен каторгой согласно резолюции императора Николая I.
В историю русского народа Достоевский по праву вошел как великий писатель-психолог. В таком же качестве вошел в историю мировой литературы. Его романы - «Идиот», «Преступление и наказание», «Игрок», «Бесы», «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные, «Братья Карамазовы» и другие, а также повести и многочисленные рассказы - подтверждают это устоявшееся мнение. Произведения Достоевского вошли в золотой фонд мировой литературы, и сегодня трудно представить более или менее грамотного человека, не знакомого с его книгами.
В течение 1876 – 1877 годов Ф.Достоевский писал «Дневник писателя», удивительно глубокое произведение, которое не мешало бы изучить как современным литераторам, так и общественным и политическим деятелям, в первую очередь, России. Сам писатель писал о «Дневнике» как о произведении для личного пользования: «Я не летописец: это, напротив, совершенный дневник в полном смысле слова, то есть отчет о том, что наиболее меня заинтересовало лично». В действительности, «Дневник» - собрание публицистических рассказов на злобу дня, а также очерков, воспоминаний и критики. Но более всего «Дневник писателя» является политическим произведением, в котором писатель старался разобраться в межгосударственных и межнациональных отношениях своего времени. Именно это я имел в виду, когда написал, что «Дневник» стоит изучить современным политикам. Интересна также методика ведения «Дневника», превращенная Достоевским в способ живой двусторонней связи с читателями.
В «Дневнике» писатель (или уже, выражаясь современным термином, политолог?) критикует буржуазную Европу, рассматривает отношения европейских стран с Россией, проводит глубокий и аргументированный анализ пореформенной (1861 год) России.
Целиком это интересное и поучительное произведение Ф.М. Достоевского может прочитать каждый, а пока предлагаю ознакомиться с теми выдержками из «Дневника», которые, на мой взгляд, представляют несомненный интерес для армянского читателя.
Как мне кажется, приведенные отрывки из «Дневника» нуждаются в комментариях, что я и попробовал сделать. Кроме того, я посчитал необходимым дать разъяснения отдельным словам и терминам, использованным великим писателем в расчете на читателя своего времени.
Левон МЕЛИК-ШАХНАЗАРЯН
ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ
«Но, увы, чуть ли не вся интеллигенция восточной райи* хоть и зовет Россию на помощь, но боится ее, может быть, столько же, сколько и турок: «Хоть и освободит нас Россия от турок, но поглотит нас как и «больной человек»* и не даст развиться нашим национальностям" - вот их неподвижная идея, отравляющая все их надежды!»
Даже не знаю, стоит ли комментировать данное наблюдение Достоевского. Пожалуй, воздержусь.
«А кстати, неужели есть у нас даже такие любители турок, которые и ятаганов-то у них не желали бы отобрать? Не думаю и не верю, чтоб были».
К сожалению, дальнейшая история показала, что Достоевский ошибался. Были такие люди в России в конце ХIХ века, есть и сегодня. Как, впрочем, и в армянском народе.
«Позвольте, кстати, вам рассказать один анекдот*. Я уже передавал однажды, что в Москве, в одном из приютов, где наблюдают маленьких болгарских детей сироток, привезенных к нам в Россию после тамошнего разгрома, есть одна больная девочка, лет 10, которая видела (и не может забыть), как турки, при ней, содрали кожу с ее живого отца. Ну, так в этом же приюте есть и другая больная болгарка, тоже лет десяти, и мне об ней недавно рассказали. У ней странная болезнь: постепенный, всё больший и больший упадок сил и беспрерывный позыв ко сну. Она всё спит, но сон нисколько ее не укрепляет, а даже напротив. Болезнь очень серьезная. Теперь эта девочка, может быть, уже умерла. У ней тоже одно воспоминание, которого она не может выносить. Турки взяли ее маленького брата, ребенка двух-трех лет, сначала выкололи ему иголкой глаза, а потом посадили на кол. Ребеночек страшно и долго кричал, пока умер, факт этот совершенно верный. Ну, вот этого и не может забыть девочка, всё это они сделали при ней, на ее глазах».
В следующем отрывке станет ясно, почему Достоевский вспомнил несчастных девочек, столкнувшихся со зверством турок.
«Значит, не знает, что бы он сделал! А между тем это человек чувствительный, и вот, как чувствительный-то человек, он и боится убить. турку. Представим себе такую сцену: стоит Левин уже на месте, там, с ружьем и со штыком, а в двух шагах от него турок сладострастно приготовляется выколоть иголкой глазки ребенку, который уже у него в руках. Семилетняя сестренка мальчика кричит и как безумная бросается вырвать его у турка. И вот Левин стоит в раздумье и колеблется:
- Не знаю, что сделать. Я ничего не чувствую. Я сам народ. Непосредственного чувства к угнетению славян нет, и не может быть. Нет, серьезно, что бы он сделал, после всего того, что нам высказал? Ну, как бы не освободить ребенка? Неужели дать замучить его, неужели не вырвать сейчас же из рук злодея турка?
- Да, вырвать, но ведь, пожалуй, придется больно толкнуть турка?
- Ну и толкни!
- Толкни! А как он не захочет отдать ребенка, и выхватит саблю? Ведь придется, может быть, убить турку?
- Ну и убей!
- Нет, как можно убить! Нет, нельзя убить турку. Нет, уж пусть он лучше выколет глазки ребенку и замучает его, а я уйду к Кити.
Вот как должен поступить Левин, это прямо выходит из его убеждений и из всего того, что он говорит. Он прямо говорит, что не знает, помог ли бы он женщине или ребенку, если бы приходилось убить при этом турку. А турок ему жаль ужасно».
Как же этот Левин напоминает некоторых современных армянских (и русских) туркофилов, прикрывающихся за термином «пацифист»! Между тем, подобный «пацифизм» неоднократно становился причиной массовой резни населения везде, куда ступала нога турка. Смысла взывать к совести, состраданию и человеколюбию пацифистов – туркофилов нет совершенно. Ибо в глубинной своей сущности подобное поведение исходит не от убеждений – у слизняков по определению не может быть убеждений, а от стремления обречь безопасную нишу в этой жизни. Если же при этом «пацифисту» удается еще и «подработать», то турка может спокойно продолжать выкалывать глазки ребенку и насиловать его сестру.
«Слыхал ли Левин про наших дам, которые провозимым в вагонах пленным туркам бросают цветы, выносят дорогого табаку и конфет? Писали, что один турок, когда тронулся опять поезд, громко харкнул и энергически плюнул в самую группу гуманных русских дам, махавших отходящему поезду вслед платочками. Конечно, трудно согласиться вполне с мнением этого бесчувственного турка, и Левин может рассудить, что тут со стороны ласкавших турок дам наших – лишь истерическое сантиментальничание и ложный либеральный европеизм: «Вот, дескать, как мы гуманны, и как мы европейски развиты, и как мы умеем это выказать!» Но, однако, сам-то Левин: разве не ту же прямолинейность, не то же сантиментальное европейничанье он сам проповедует и высказывает? Убивают турок в войне, в честном бою, не мстя им, а единственно потому, что иначе никак нельзя вырвать у них из рук их бесчестное оружие. Так было и прошлого года. А если не вырвать у них оружие и – чтоб не убивать их, уйти, то они ведь тотчас же опять станут вырезывать груди у женщин и прокалывать младенцам глаза. Как же быть? Дать лучше прокалывать глаза, чтоб только не убить как-нибудь турку? Но ведь это извращение понятий, это тупейшее и грубейшее сантиментальничание, это исступленная прямолинейность, это самое полное извращение природы».
Заменить слово «сАнтименты» на «сЕнтименты», и можно подумать, что Федор Михайлович написал эти строки не в ответ «гуманным соображениям» Левина, а нашим современным карикатурным подражателям ложно понимаемого «европейского гуманизма». Показательный пример. Летом истекшего года руководитель Аналитического центра по глобализации и региональному сотрудничеству Степан Григорян заметил, что, в случае, если Азербайджан возобновит военные действия против Республики Арцах, армянская сторона не должна ничего предпринимать, кроме отражения атак врага. «Например, наши войска не должны входить в Гандзак. Это будет месиджем всему миру, что мы решаем только вопрос НКР и не претендуем на другие территории. В результате международное сообщество будет вынуждено признать независимость Нагорного Карабаха», - сказал он.
С трудом, но готов согласиться с тем, что С.Григорян, проведший в Москве годы войны 1991 – 1994 годов, абсолютный профан в военном деле, и не понимает, что «отсиживание в обороне» приведет к колоссальным жертвам среди мирного населения Республики Арцах. В этом случае возникает вопрос: а какое, собственно, имеет профан право давать советы по проблемам, далеким от его разумения? Ответ прост: С.Григоряном движет неистребимая тяга к европейничанью (как же здорово рифмуется со словом «обезьянничанье»! - Л.М.-Ш.), как это явление назвал Достоевский. Ему важно мнение «международного сообщества», а то, что в это время турок будет выкалывать глазки нашим детям, это уже не его проблема. Не его проблема и то, что по ту сторону границы Республики Арцах с Азербайджаном простирается армянская земля. Поэтому я сильно сомневаюсь, что «благие пожелания» армянского Левина вызваны желанием добиться признания «мировым сообществом» независимости Республики Арцах. Мне более понятно определение Ф.Достоевского: «Это – это тупейшее и грубейшее сантиментальничание… самое полное извращение природы».
«Но в Европе всё это понятно, и понятно, от чего это происходит. Но как у нас-то могут колебаться, волноваться и даже верить в какие-то новые, вдруг открывшиеся, жизненные силы турецкой нации? Чем проявила она эту силу? Фанатизмом? Но фанатизм мертвечина, а не сила, а у нас сто раз проповедовали это самые же эти люди, которые верят теперь в турецкие силы».
И вновь оставлю без комментариев, ибо у меня такое ощущение, что великий русский писатель жил среди нас все прошедшие после его физической смерти годы.
«Это несправедливо: мщения нет никакого. У нас и теперь ведется война с этими кровопийцами, и мы слышим только о самых гуманных фактах со стороны русских. Смело можно сказать, что немногие из европейских армий поступили бы с таким неприятелем так, как поступает теперь наша. Недавно только, в двух или трех из наших газет, была проведена мысль, что не полезнее ли бы было, и именно для уменьшения зверств, ввести репрессалии с отъявленно-уличенными в зверствах и мучительствах турками? Они убивают пленных и раненых после неслыханных истязаний, вроде отрезывания носов и других членов. У них объявились специалисты истребления грудных младенцев, мастера, которые, схватив грудного ребенка за обе ножки, разрывают его сразу пополам на потеху и хохот своих товарищей башибузуков. Эта изолгавшаяся и исподлившаяся нация отпирается от зверств, совершенных ею. Министры султана уверяют, что не может быть умерщвления пленных, ибо «коран запрещает это». Еще недавно человеколюбивый император германский с негодованием отверг официальную и лживую повсеместную жалобу турок на русские будто бы жестокости и объявил, что не верит им. С этой подлой нацией нельзя бы, кажется, поступать по-человечески, но мы поступаем по-человечески. Осмелюсь выразить даже мое личное мнение, что к репрессалиям против турок, уличенных в убийстве пленных и раненых, лучше бы не прибегать. Вряд ли это уменьшило бы их жестокости. Говорят, они и теперь, когда их берут в плен, смотрят испуганно и недоверчиво, твердо убежденные, что им сейчас станут отрезать головы. Пусть уже лучше великодушное и человеколюбивое ведение этой войны русскими не омрачится репрессалиями. Но выкалывать глаза младенцам нельзя допускать, а для того, чтобы пресечь навсегда злодейство, надо освободить угнетенных накрепко, а у тиранов вырвать оружие раз навсегда. Не беспокойтесь, когда их обезоружат, они будут делать и продавать халаты и мыло, как наши казанские татары, об чем я уже и говорил, но чтобы вырвать из рук их оружие, надо вырвать его в бою. Но бой не мщение, Левин может быть за турка спокоен».
Наиболее, пожалуй, спорный для меня отрывок из «Дневника». Турки не являются «изолгавшейся и исподлившейся нацией», ибо они, как в другом месте «Дневника» писал сам Ф.Достоевский, являют собой азиатскую орду. А орда, по определению, не может считаться нацией. Во-вторых, турки не изолгались и не «исподлились», они были такими всегда. Ложь и подлость – необходимые условия для выживания в веками исповедуемом турком кочевом образе жизни, а также в условиях окружения подобным себе племенам. Действительно, с этой подлой нацией (правильнее, подлыми племенами) нельзя поступать по-человечески, это не уменьшит их жестокости, но подорвет основы нашей цивилизации. Уничтожать можно и нужно только тех, кто одел форму аскера вооруженных сил Азербайджана. Аскероцид, - вот термин и понятие, которое мы должны претворять везде и в любых условиях. Кроме того, по моему глубочайшему убеждению, турка следует держать «за стеной», то есть между нами и турками всегда должна пролегать государственная граница, охраняемая Армянской армией.
Наконец, интересное совпадение. Достоевский пишет: «Министры султана уверяют, что не может быть умерщвления пленных, ибо «коран запрещает это». Несколько лет назад премьер-министр Турции Р. Эрдоган заявил, что Геноцида армян не могло быть, так как… «коран запрещает это». В ответ на это я заявил, что Геноцид армян совершили не мусульмане, а – турки. История на самом деле имеет склонность к повторению, и нашим первейшим долгом является нарушить эту дурную привычку истории.
Окончание следует
*Райя. Термин, использовавшийся в Османской Турции для обозначения христиан, живших в пределах империи.
*«Больной человек», так в ХIХ веке было принято называть Турцию.
*Анекдот, в ХIХ веке это слово часто использовалось в значении «быль», «история». Сравните с пушкинскими строками: «Но дней минувших анекдоты/ От Ромула до наших дней/ Хранил он в памяти своей».
Читайте также: