Достоевский о евреях цитаты

Обновлено: 24.11.2024

Об этом не рассказывают в школах на уроках литературы, в университетах стараются обходить стороной, а между тем отношение писателя к евреям занимает особое место в публицистике и художественных произведениях Достоевского. В творчестве Федора Михайловича Достоевского существовала тема, которая волновала многих читателей. Эта тема - так называемый "еврейский вопрос" Достоевского.

Существует мнение, что Ф. М. Достоевский не любил евреев и даже испытывал к ним антипатию. Вероятно, на эту мысль наталкивают комментарии, о евреях и "жидах" в романах Достоевского. Комментарии эти встречаются в романах не так часто, хотя и носят порой ироничный характер. Особенно подробно «еврейский вопрос» освещён Достоевским в «Дневнике писателя» - сборнике публицистических и художественных произведений, выходившем 1873—1881 годах.
«Дневник писателя» интересен, прежде всего, тем, что содержит отклик Достоевского на события, происходившие в его время. Своего рода документ эпохи. Правда в том, что Достоевский не питал ненависти или нелюбви к евреям. Однако Достоевский действительно считал, что евреи как нация отличаются от русского народа своими взглядами и менталитетом. Некоторые взгляды евреев Достоевский не разделял. И не стеснялся об этом говорить. Достоевский настаивал на том, что евреи как нация имеют свои особенные национальные черты - отличные от черт русского народа. В этом, пожалуй, и заключалась суть "еврейского вопроса" Достоевского. Он предвидел ужасы от засилья жидов и пытался предупредить всех об их деятельности.

Фото использовано для иллюстрации. Источник: Яндекс Картинки. Фото использовано для иллюстрации. Источник: Яндекс Картинки.

В «Дневнике писателя» за 1873 год Достоевский выражает обеспокоенность повсеместным распространением алкоголизма среди русских людей: «Матери пьют, дети пьют, церкви пустеют, отцы разбойничают; бронзовую руку у Ивана Сусанина отпилили и в кабак снесли; а в кабак приняли! Спросите лишь одну медицину: какое может родиться поколение от таких пьяниц?» Размышляет над дальнейшей судьбой народа:
«Если дело продолжится, если сам народ не опомнится, то весь, целиком, в самое малое время очутится в руках у всевозможных жидов. Жидки будут пить народную кровь и питаться развратом и унижением народным. Мечта скверная, мечта ужасная, и - слава богу, что это только лишь сон!»
Увы, страшный сон писателя стал явью спустя почти полтора столетия. Но дальше Достоевский пишет:

"Не раз уже приходилось народу выручать себя! Он найдет в себе охранительную силу, которую всегда находил; найдет в себе начала, охраняющие и спасающие, - вот те самые, которых ни за что не находит в нем наша интеллигенция. Не захочет он сам кабака; захочет труда и порядка, захочет чести, а не кабака!"

Сбывается и это пророчество писателя: все больше и больше людей просыпается из алкогольного сна, осознаёт разрушительную силу спиртного яда и выбирает трезвую жизнь.

В «Дневнике писателя» за 1876 год Достоевский говорит об экономическом засилье евреев, о многовековой особенности этого народа приносить с собой в чужие земли разорение. Попутно продолжает размышлять о дальнейшей судьбе русского народа, освобожденного от крепостной зависимости:
«Вообще если б переселение русских в Крым (постепенное, разумеется) потребовало бы и чрезвычайных каких-нибудь затрат от государства, то на такие затраты, кажется, очень можно и чрезвычайно было бы выгодно решиться. Во всяком ведь
случае, если не займут места русские, то на Крым непременно набросятся жиды и умертвят почву края. ( Дневник писателя. Июль и август, 1876 г.)

«Вон жиды становятся помещиками, – и вот, повсеместно, кричат и пишут, что они умерщвляют почву России, что жид, затратив капитал на покупку поместья, тотчас же, чтобы воротить капитал и проценты, иссушает все силы и средства купленной земли. Но попробуйте сказать что-нибудь против этого – и тотчас же вам возопят о нарушении принципа экономической вольности и гражданской равноправности.

Но какая же тут равноправность, если тут явный и талмудный Status in Statu (Государство в государстве (лат.).

Об этом термине подробнее можно прочитать в «Дневнике писателя» за март 1877 г.) прежде всего и на первом плане, если тут не только истощение почвы, но и грядущее истощение мужика нашего, который, освободись от помещиков, несомненно и очень скоро попадёт теперь всей своей общиной в гораздо худшее рабство и к гораздо худшим помещикам – к тем самым новым помещикам, которые уже высосали соки из западнорусского мужика, к тем самым, которые не только поместья и мужиков теперь закупают, но и мнение либеральное начали уже закупать и продолжают это весьма успешно» ( Дневник писателя. Июль и август, 1876 г.)

Ответ этому еврею, поздно научившемуся грамоте и уже возомнившему себя специалистом в еврейском вопросе(а на самом деле являвшимся просто неаргументированным и оголтелым заступником своих соплеменников), Фёдор Михайлович выдал более чем пространный, учитывая личность этого сидевшего в то время в тюрьме за мошенничество, еврейского уголовника Ковнера.

Достоевский решил не ограничиваться личной перепиской: он посвятил целую главу «еврейскому вопросу» в мартовском выпуске «Дневника писателя» за 1877 год, приводя цитаты из письма Ковнера (г-на NN) в первой части этой главы:

«Выпишу одно место из письма одного весьма образованного еврея, написавшего мне длинное и прекрасное во многих отношениях письмо, весьма меня заинтересовавшее. Это одно из самых характерных обвинений меня в ненависти к еврею как к народу. Само собою разумеется, что имя г-на NN, мне писавшего это письмо, останется под самым строгим анонимом.

Но я намерен затронуть один предмет, который я решительно не могу себе объяснить. Это ваша ненависть к "жиду" , которая проявляется почти в каждом выпуске вашего "Дневника".

Я бы хотел знать, почему вы восстаете против жида, а не против эксплуататора вообще, я не меньше вашего терпеть не могу предрассудков моей нации, - я немало от них страдал, - но никогда не соглашусь, что в крови этой нации живет бессовестная эксплуатация.

"Неужели вы не можете подняться до основного закона всякой социальной жизни, что все без исключения граждане одного государства, если они только несут на себе все повинности, необходимые для существования государства, должны пользоваться всеми правами и выгодами его существования и что для отступников от закона, для вредных членов общества должна существовать одна и та же мера взыскания, общая для всех. Почему же все евреи должны быть ограничены в правах и почему для них должны существовать специальные карательные законы? Чем эксплуатация чужестранцев (евреи ведь все-таки русские подданные): немцев, англичан, греков, которых в России такая пропасть, лучше жидовской эксплуатации? Чем русский православный кулак, мироед, целовальник, кровопийца, которых так много расплодилось во всей России, лучше таковых из жидов, которые все-таки действуют в ограниченном кругу? Чем такой-то лучше такого-то."
(Здесь почтенный корреспондент сопоставляет несколько известных русских кулаков с еврейскими в том смысле, что русские не уступят. Но что же это доказывает? Ведь мы нашими кулаками не хвалимся, не выставляем их как примеры подражания и, напротив, в высшей степени соглашаемся, что и те и другие нехороши.) Таких вопросов я бы мог вам задавать тысячами.

И действительно: до мартовского выпуска «Дневника писателя» в 1877 году Достоевский жидов упоминал мимоходом, но даже эти незначительные упоминания вызвали небывалую ярость среди еврейского народа. Более того, «богоизбранные» , упрекая писателя в антисемитизме, ничуть не стыдятся собственного русофобства, говорят о русском народе с презрением и высокомерием.

А вот, так сказать, в дальнейшее продолжение "еврейского вопроса" цитата:
"Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которым мы дадим такую ТИРАНИЮ, какая не снилась никогда самым страшным деспотам. Мы прольём такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери. Крупнейшие [еврейские] банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, РАЗДАВИМ РОССИЮ, а на погребальных обломках её УКРЕПИМ ВЛАСТЬ СИОНИЗМА и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путём террора, кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного идиотизма, до животного состояния. А наши юноши в кожаных куртках - сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, – о, как они умеют ненавидеть всё русское. С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию – офицеров, инженеров, учителей, священников, генералов, академиков, писателей!"
(речь Льва Троцкого – Лейбы Бронштейна, из кн. Воспоминаний Арона Симановича – цит. по: А. Смирнов, «Казачьи атаманы», СПб, Издательский Дом «Нева», 2002 г.).

Следующая цитата

Евреев Фёдор Михайлович не любил: в его произведениях вы не найдёте среди героев хороших евреев. Они всегда жалкие, подлые, наглые, трусливые, бесчестные, алчные и опасные.
Авторы еврейской энциклопедии, чтобы не навешивать клеймо антисемита на русского писателя с мировым именем, предпринимают жалкие попытки объяснить столь негативное отношение к евреям традиционной враждой христианина и иудея (писатель был глубоко религиозным человеком), как бы оправдывая Достоевского: уж очень задевает «богоизбранный» народ подобное отношение к себе великого русского писателя. Но ещё больше они боятся того, что еврейская тема в творчестве писателя станет широко известной и будет активно обсуждаться в обществе, что среди филологов кто-нибудь заинтересуется и займётся всесторонним исследованием этой темы и, возможно, обнаружит, что причина нелюбви писателя к евреям мало связана с его религиозностью.

Особенно подробно «еврейский вопрос» освещён Достоевским в «Дневнике писателя» - сборнике публицистических и художественных произведений, выходившем 1873—1881 годах.
«Дневник писателя» интересен, прежде всего, тем, что содержит отклик Достоевского на события, происходившие в его время. Своего рода документ эпохи.
1873 год. Прошло более 10 лет с дня отмены крепостного права в России.
В «Дневнике писателя» за 1873 год Достоевский выражает обеспокоенность повсеместным распространением алкоголизма среди русских людей: «Матери пьют, дети пьют, церкви пустеют, отцы разбойничают; бронзовую руку у Ивана Сусанина отпилили и в кабак снесли; а в кабак приняли! Спросите лишь одну медицину: какое может родиться поколение от таких пьяниц?»
Размышляет над дальнейшей судьбой народа:
«…если дело продолжится, если сам народ не опомнится<… > то весь, целиком, в самое малое время очутится в руках у всевозможных жидов <… > Жидки будут пить народную кровь и питаться развратом и унижением народным<… > Мечта скверная, мечта ужасная, и - слава богу, что это только лишь сон!»

Увы, страшный сон писателя стал явью спустя почти полтора столетия… Но дальше Достоевский пишет:

Не раз уже приходилось народу выручать себя! Он найдет в себе охранительную силу, которую всегда находил; найдет в себе начала, охраняющие и спасающие, - вот те самые, которых ни за что не находит в нем наша интеллигенция. Не захочет он сам кабака; захочет труда и порядка, захочет чести, а не кабака.

Сбывается и это пророчество писателя: все больше и больше людей просыпается из алкогольного сна, осознаёт разрушительную силу спиртного яда и выбирает трезвую жизнь.
В «Дневнике писателя» за 1876 год Достоевский говорит об экономическом засилье евреев, о многовековой особенности этого народа приносить с собой в чужие земли разорение. Попутно продолжает размышлять о дальнейшей судьбе русского народа, освобожденного от крепостной зависимости:
Вообще если б переселение русских в Крым (постепенное, разумеется) потребовало бы и чрезвычайных каких-нибудь затрат от государства, то на такие затраты, кажется, очень можно и чрезвычайно было бы выгодно решиться. Во всяком ведь
случае, если не займут места русские, то на Крым непременно набросятся жиды и умертвят почву края. (Дневник писателя. Июль и август, 1876 г.)

Вон жиды становятся помещиками, - и вот, повсеместно, кричат и пишут, что они умерщвляют почву России, что жид, затратив капитал на покупку поместья, тотчас же, чтобы воротить капитал и проценты, иссушает все силы и средства купленной земли. Но попробуйте сказать что-нибудь против этого - и тотчас же вам возопят о нарушении принципа экономической вольности и гражданской равноправности.

Но какая же тут равноправность, если тут явный и талмудный Status in Statu* прежде всего и на первом плане, если тут не только истощение почвы, но и грядущее истощение мужика нашего, который, освободясь от помещиков, несомненно и очень скоро попадет теперь, всей своей общиной, в гораздо худшее рабство и к гораздо худшим помещикам - к тем самым новым помещикам, которые уже высосали соки из западнорусского мужика, к тем самым, которые не только поместья и мужиков теперь закупают, но и мнение либеральное начали уже закупать и продолжают это весьма успешно. (Дневник писателя. Июль и август, 1876 г.)

*(Государство в государстве (лат.). Об этом термине подробнее можно прочитать в «Дневнике писателя» за март 1877 г.)

Разумеется, подобные выпады Достоевского в адрес евреев не могли остаться незамеченными: писатель получил массу гневных откликов от «богоизбранных», среди которых особенно стоит отметить некоего еврея-журналиста А.У. Ковнера (который до 19 лет не знал русского языка и не говорил на нем), открыто обвинившего Достоевского в антисемитизме. В начале 1877 года, будучи в тюрьме (отбывал наказание за неудавшееся мошенничество), он обратился к писателю с посланием, которое было передано Достоевскому через адвоката. Вскоре Ковнер получил ответ писателя. Но Достоевский решил не ограничиваться личной перепиской: он посвятил целую главу «еврейскому вопросу» в мартовском выпуске «Дневника писателя» за 1877 год, приводя цитаты из письма Ковнера (г-на NN) в первой части этой главы:+

. но я намерен затронуть один предмет, который я решительно не могу себе объяснить. Это ваша ненависть к "жиду", которая проявляется почти в каждом выпуске вашего "Дневника".

Неужели вы не можете подняться до основного закона всякой социальной жизни, что все без исключения граждане одного государства, если они только несут на себе все повинности, необходимые для существования государства, должны пользоваться всеми правами и выгодами его существования и что для отступников от закона, для вредных членов общества должна существовать одна и та же мера взыскания, общая для всех. Почему же все евреи должны быть ограничены в правах и почему для них должны существовать специальные карательные законы? Чем эксплуатация чужестранцев (евреи ведь все-таки русские подданные): немцев, англичан, греков, которых в России такая пропасть, лучше жидовской эксплуатации? Чем русский православный кулак, мироед, целовальник, кровопийца, которых так много расплодилось во всей России, лучше таковых из жидов, которые все-таки действуют в ограниченном кругу? Чем такой-то лучше такого-то.

(Здесь почтенный корреспондент сопоставляет несколько известных русских кулаков с еврейскими в том смысле, что русские не уступят. Но что же это доказывает? Ведь мы нашими кулаками не хвалимся, не выставляем их как примеры подражания и, напротив, в высшей степени соглашаемся, что и те и другие нехороши.)

Таких вопросов я бы мог вам задавать тысячами.

Между тем вы, говоря о "жиде", включаете в это понятие всю страшно нищую массу трехмиллионного еврейского населения в России, из которых два миллиона 900000, по крайней мере, ведет отчаянную борьбу за жалкое существование, нравственно чище не только других народностей, но и обоготворяемого вами русского народа. В это название вы включаете и ту почтенную цифру евреев, получивших высшее образование, отличающихся на всех поприщах государственной жизни, берите хоть.

(Тут опять несколько имен, которых я, кроме Гольдштейнова, считаю не вправе напечатать, потому что некоторым из них, может быть, неприятно будет прочесть, что они происходят из евреев.)

. Гольдштейна (геройски умершего в Сербии за славянскую идею) и работающих на пользу общества и человечества? Ваша ненависть к "жиду" простирается даже на Дизраэли. который, вероятно, сам не знает, что его предки были когда-то испанскими евреями, и который, уж конечно, не руководит английской консервативной политикой с точки зрения "жида"

Нет, к сожалению, вы не знаете ни еврейского народа, ни его жизни, ни его духа, ни его сорокавековой истории, наконец. К сожалению, потому, что вы во всяком случае, человек искренний, абсолютно честный, а наносите бессознательно вред громадной массе нищенствующего народа, - сильные же "жиды", принимая сильных мира сего в своих салонах, конечно, не боятся ни печати, ни даже бессильного гнева эксплуатируемых. Но довольно об этом предмете! Вряд ли я вас убежду в моем взгляде, - но мне крайне желательно было бы, чтобы вы убедили меня.

Вот этот отрывок. Прежде чем отвечу что-нибудь (ибо не хочу нести на себе такое тяжелое обвинение), - обращу внимание на ярость нападения и на степень обидчивости. Положительно у меня, во весь год издания "Дневника", не было таких размеров статьи против "жида", которая бы могла вызвать такой силы нападение. Во-вторых, нельзя не заметить, что почтенный корреспондент, коснувшись в этих немногих строках своих и до русского народа, не утерпел и не выдержал и отнесся к бедному русскому народу несколько слишком уж свысока. Правда, в России и от русских-то не осталось ни одного непроплеванного места (словечко Щедрина), а еврею тем "простительнее". Но во всяком случае ожесточение это свидетельствует ярко о том, как сами евреи смотрят на русских. Писал это действительно человек образованный и талантливый (не думаю только, чтоб без предрассудков); чего же ждать, после того, от необразованного еврея, которых так много, каких чувств к русскому?

(Дневник писателя. Март, 1877 г. Глава вторая. «Еврейский вопрос»)
И действительно: до мартовского выпуска «Дневника писателя» в 1877 году Достоевский жидов упоминал мимоходом, но даже эти незначительные упоминания вызвали небывалую ярость среди еврейского народа. Более того, «богоизбранные», упрекая писателя в антисемитизме, ничуть не стыдятся собственного русофобства, говорят о русском народе с презрением и высокомерием.Марья Дунаева
источник сайт крамола

А вот, так сказать, в дальнейшее продолжение "еврейского вопроса" цитата:
"Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которым мы дадим такую ТИРАНИЮ, какая не снилась никогда самым страшным деспотам… Мы прольём такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери… Крупнейшие [еврейские] банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, РАЗДАВИМ РОССИЮ, а на погребальных обломках её УКРЕПИМ ВЛАСТЬ СИОНИЗМА (выд. авт.) и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путём террора, кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного идиотизма, до животного состояния. А наши юноши в кожаных куртках - сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, – о, как они умеют ненавидеть всё русское. С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию – офицеров, инженеров, учителей, священников, генералов, академиков, писателей. ",
(речь Льва Троцкого – Лейбы Бронштейна, из кн. Воспоминаний Арона Симановича – цит. по: А. Смирнов, «Казачьи атаманы», СПб, Издательский Дом «Нева», 2002 г.).
;;;

Ну а сегоднешнее продолжение этого вопроса не увидит только слепой, достаточно взглянуть на мировую и российскую так называемую "Элиту"

Следующая цитата

Вторая глава мартовского выпуска «Дневника писателя» за 1877 год, «библия русского антисемитизма», как её многие называют, родилась из переписки Достоевского с евреем Авраамом-Урией Ковнером.

Советский литературовед Леонид Гроссман(!) написал целую монографию («Исповедь одного еврея»), посвящённую жизни и творчеству своего полузабытого соплеменника, отдельного внимания в книге удостоилась переписка Ковнера с Достоевским. Гроссману нравится, что великий русский писатель счел письмо Ковнера «прекрасным во многих отношениях» - он не перестает приводить эту цитату из «Дневника писателя». При этом чётко прослеживается попытка литературоведа умалить значение мартовского выпуска «Дневника». Гроссман говорит о том, что аргументы Достоевского носят «газетный, а не философский характер», писатель не поднимается выше «ходячих доводов националистической прессы», «всюду остается на уровне фельетонных выпадов Дрюммонов и Мещерских», а «тяга к глубинам духа здесь решительно изменяет ему, на протяжении своего журнального очерка о евреях он ни разу не пытается пристально вглядеться в их историю, этическую философию, или расовую психологию».

Ему же вторит и автор предисловия к изданию монографии 1999 года, С.Гуревич (!), говоря о том, что «Достоевский так и не нашёл достойного ответа на вопросы и обвинения Ковнера ни в письме к нему, ни в дневнике писателя», что все доводы писателя – это «хорошо знакомый и привычный круг утверждений на эту тему», носят шаблонный характер. Однако дальше невольно проговаривается: «именно Достоевский впервые свёл в своеобразную систему все возможные реальные доводы и фантастические измышления, которые постоянно предъявляют как обвинение еврейскому народу». Другими словами, Гуревич признаёт, что среди высказываний Достоевского есть не только фантастические измышления, но и реальные доводы. Более того, писателю удалось их систематизировать (систематизация сведений – один из научных методов, поэтому можно говорить о том, что писателем предпринимается попытка научного исследования «еврейского вопроса»).

Кроме того, Гуревич пытается дискредитировать очерк писателя о евреях, напоминая о том, что во время войны гитлеровцы разбрасывали у окопов советских бойцов листовки с цитатами из Достоевского, и фактически ставит знак равенства между русскими национал-патриотами и солдатами гитлеровской армии, говоря, что у них были общие цели.

И Гуревич, и Гроссман отмечают двойственность взглядов Достоевского, изложенных в «Дневнике писателя» (мы к этому ещё вернёмся и попытаемся дать своё объяснение). К своему соплеменнику-современнику Достоевского Ковнеру они относятся с особенным пиететом, постоянно повторяют, какой он был умнейший и образованнейший человек своего времени, как восхищались его интеллектом Розанов, Достоевский, Толстой. На этом фоне невероятно смешными и жалкими выглядят потуги двух литературоведов приукрасить позорный факт биографии этого "умнейшего и образованнейшего человека" – попытку совершить подлог и мошенничество, последующий арест, суд и тюремное заключение. Гуревич называет все происходящее «трагическим периодом в его жизни», Гроссман поэтизирует неудавшееся мошенничество Ковнера. Кража денег у банка – это, по его мнению, « попытка пойти против условностей окружающего общества и его правового строя с целью углубить свой умственный подвиг и выявить до конца свое призвание».

Подведём итоги. В книге Гроссмана «Исповедь одного еврея» с предисловием Гуревича к изданию 1999 года очень явно выражено намерение автора преуменьшить значение мартовского выпуска «Дневника писателя» за 1877 год, вклад Достоевского в изучение «еврейского вопроса».

Высказывание Гуревича о том, что отношение к евреям в России – «лакмусовая бумажка», безошибочно показывающая «падение нравственного уровня значительной части российского общества, прежде всего, его интеллектуального слоя» и вовсе не выдерживает никакой критики. Потому что как раз после того, как русский народ стали преследовать за антисемитизм (после еврейской революции 1917 года), когда к власти в стране пришли «богоизбранные», и произошло то самое «падение нравственного уровня значительной части российского общества».

Но вернёмся непосредственно к «библии русского антисемитизма» - второй главе мартовского «Дневника писателя» за 1877 год. Она состоит из четырёх частей:

I. "ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС"

II. PRO И CONTRA

III. STATUS IN STATU. СОРОК ВЕКОВ БЫТИЯ

IV. НО ДА ЗДРАВСТВУЕТ БРАТСТВО!

Рассмотрим каждую из этих частей.

В «Еврейском вопросе» Достоевский в самом начале заявляет, что никогда не испытывал ненависти к еврейскому народу, отвергает подозрения в том, что его антипатия к еврейскому народу имеет религиозную подоплёку, говорит о том, что он лишь на словах осуждает еврея «как эксплуататора и за некоторые пороки». Попутно писатель отмечает такую особенность евреев, как обидчивость: «на деле трудно найти что-нибудь раздражительнее и щепетильнее образованного еврея и обидчивее его, как еврея».

Фёдор Михайлович разграничивает понятие «еврей» и «жид»: «. слово "жид", сколько помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи: "жид, жидовщина, жидовское царство" и проч. Тут обозначалось известное понятие, направление, характеристика века. Можно спорить об этой идее, не соглашаться с нею, но не обижаться словом».

Во второй части, «Pro и Contra», Достоевский, в ответ на обвинения Ковнера, что он не знает сорокавековую историю еврейского народа, говорит, что уж одно он знает наверняка: « нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою, поминутно, за каждым шагом и словом своим, на свое принижение, на свое страдание, на свое мученичество».

Писатель признается в том, что не верит подобным жалобам, сравнивает тяготы евреев с тяготами простого русского народа: «Но все-таки не могу вполне поверить крикам евреев, что уж так они забиты, замучены и принижены. На мой взгляд, русский мужик, да и вообще русский простолюдин, несет тягостей чуть ли не больше еврея».

В одном из писем к Достоевскому Ковнер говорит о необходимости предоставления всех гражданских прав евреям, в том числе свободного выбора местожительства. Только после этого, полагает Ковнер, можно требовать от евреев «исполнения своих обязанностей к государству и к коренному населению». Достоевский ему отвечает на страницах своего «Дневника»:

«Но подумайте и вы, г-н корреспондент <…> подумайте только о том, что когда еврей "терпел в свободном выборе местожительства", тогда двадцать три миллиона "русской трудящейся массы" терпели от крепостного состояния, что, уж конечно, было потяжелее "выбора местожительства". И что же, пожалели их тогда евреи? <…> Нет, они и тогда точно так же кричали о правах, которых не имел сам русский народ, кричали и жалобились, что они забиты и мученики и что когда им дадут больше прав, "тогда и спрашивайте с нас исполнения обязанностей к государству и коренному населению".

<…> Но разве русский "коренной" человек уж так совершенно свободен в выборе местожительства? Разве не продолжаются и до сих пор еще прежние, еще от крепостных времен оставшиеся и нежелаемые стеснения в полной свободе выбора местожительства и для русского простолюдина, на которые давно обращает внимание правительство? А что до евреев, то всем видно, что права их в выборе местожительства весьма и весьма расширились в последние двадцать лет. <…> Но евреи всё жалуются на ненависть и стеснения.»

Достоевский признаётся в том, что не силен в познании еврейского быта, но убеждён в том, что среди русского народа нет религиозной вражды вроде "Иуда, дескать, Христа продал". В доказательство своей правоты он приводит свой пятидесятилетний жизненный опыт. Русский народ всегда проявлял веротерпимость по отношению к евреям, чего не скажешь о евреях, «которые чуждались во многом русских, не хотели есть с ними, смотрели чуть не свысока (и это где же? в остроге!) и вообще выражали гадливость и брезгливость к русскому, к "коренному" народу».

И веротерпимость русские проявляют повсеместно: То же самое и в солдатских казармах, и везде по всей России: «наведайтесь, спросите, обижают ли в казармах еврея как еврея, как жида, за веру, за обычай? Нигде не обижают, и так во всем народе». Более того, русский народ прощает еврею презрительное к себе отношение: «везде русский простолюдин слишком видит и понимает (да и не скрывают того сами евреи), что еврей с ним есть не захочет, брезгает им, сторонится, и ограждается от него сколько может, и что же, - вместо того, чтоб обижаться на это, русский простолюдин спокойно и ясно говорит: "Это у него вера такая, это он по вере своей не ест и сторонится" (то есть не потому, что зол), и, сознав эту высшую причину, от всей души извиняет еврея».

Дальше писатель задаётся потрясающим по своей глубине и силе вопросом: ну что, если б это не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов - ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собою в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили ли бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали ли бы кожу совсем? Не избили бы дотла, до окончательного истребления, как делывали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю?

В третьей части «Status in Statu» (государство в государстве) Достоевский отдает должное силе и живучести еврейского народа, размышляет над тем, что помогло евреям сохраниться как нации, не раствориться среди других народностей в течение сорока столетий. Писатель полагает, что такой народ, как евреи, не мог бы выжить, если бы не имел одной общей идеи, «не мог существовать без status in statu, который он сохранял всегда и везде, во время самых страшных, тысячелетних рассеяний и гонений своих».

В чём же, по мнению Достоевского, заключается объединяющая всех евреев идея, или status in statu? Он перечисляет некоторые признаки этой идеи: «отчужденность и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире лишь одна народная личность - еврей, а другие хоть есть, но все равно надо считать, что как бы их и не существовало».

Свои слова писатель подкрепляет цитатами из Талмуда:

«Выйди из народов и составь свою особь и знай, что с сих пор ты един у бога, остальных истреби, или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что всё покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся. И даже когда лишишься земли своей, политической личности своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами - всё равно, - верь всему тому, что тебе обещано, раз навсегда верь тому, что всё сбудется, а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй и - ожидай, ожидай. »

Этот status in statu, как полагает писатель, недостаточно приписывать одним лишь гонениям и чувству сохранения, как это делают некоторые образованные евреи. Одного лишь самосохранения не хватило бы на сорок веков: более могущественные цивилизации и половины этого срока не смогли прожить. Поэтому «не одно самосохранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая, нечто такое, мировое и глубокое».

Достоевский, будучи глубоко верующим человеком, считает, что «всё что требует гуманность и справедливость, всё что требует человечность и христианский закон - всё это должно быть сделано для евреев». Но в то же время высказывает опасения, что «совершенное уравнение всевозможных прав» ничем хорошим для русского человека не закончится. И эти опасения имеют под собой основания: везде евреи всегда находили возможность пользоваться правами и законами. Они всегда умели водить дружбу с теми, от которых зависел народ, и уж не им бы роптать хоть тут-то на малые свои права сравнительно с коренным населением. Довольно они их получали у нас, этих прав, над коренным населением.

Здесь Достоевский подходит к самой сути идеи status in statu, которая «дышит именно этой безжалостностью ко всему, что не есть еврей, к этому неуважению ко всякому народу и племени и ко всякому человеческому существу, кто не есть еврей. <…> Еврей предлагает посредничество, торгует чужим трудом. Капитал есть накопленный труд; еврей любит торговать чужим трудом! Но всё же это пока ничего не изменяет; зато верхушка евреев воцаряется над человечеством всё сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть».

Прекрасный контраргумент Фёдора Михайловича на избитое выражение, что «среди евреев тоже есть хорошие люди»:

Евреи все кричат, что есть же и между ними хорошие люди. О боже! да разве в этом дело? Да и вовсе мы не о хороших или дурных людях теперь говорим. <…> Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир».

В заключительной части главы, «Но да здравствует братство!» Достоевский повторяет свои слова о том, что он за «полное и окончательное уравнение прав - потому что это Христов закон, потому что это христианский принцип» - тут мы видим, что религиозность писателя вовсе не является причины его нелюбви к евреям, как принято считать, скорее, наоборот: будучи добропорядочным христианином, он выступает за гуманное отношение к этому народу, за уравнение его в правах, несмотря на последствия. Достоевский из христианских и гуманных соображений провозглашает идею русско-еврейского братства («Да будет полное и духовное единение племен и никакой разницы прав!»), говорит о том, что для воплощения этой идеи в действительность со стороны русских нет никаких препятствий, зато их полно со стороны евреев – речь о брезгливости и высокомерии еврейского народа по отношению к русским и другим национальностям. Не у русского больше предубеждений против еврея, а у последнего, еврей более неспособен понимать русского, чем русский – еврея.

Провозглашая идею братства народов, Достоевский подчеркивает, что «все-таки для братства, для полного братства нужно братство с обеих сторон. Пусть еврей покажет ему и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его». Другими словами, русские не против братства, это евреев против него.

И «библия русского антисемитизма» заканчивается вопросом: а насколько даже самые лучшие из евреев «способны к новому и прекрасному делу настоящего братского единения с чуждыми им по вере и по крови людьми»?

Достоевский не даёт прямого ответа на этот вопрос, но сама объединяющая всех евреев идея status in statu, о которой так много он рассуждал выше, свидетельствует о невозможности этого братства. За сорок веков бытия этот народ так и не научился жить в мире с другими народами. С момента публикации «Дневника писателя» около 140 лет – почти полтора столетия. И ничего не изменилось: эту неспособность к единению с другими народами они демонстрируют до сих пор.

Итак, мы видим, что Достоевский, будучи талантливым писателем и публицистом, даёт невероятно точную психологическую характеристику еврейскому народу. В его рассуждениях по «еврейскому вопросу» нет никаких противоречий, наоборот, он очень логичен и последователен в своих взглядах.

Совершенно неправильно считать, что антипатия писателя к еврейскому народу имеет религиозную подоплёку: у Достоевского вполне конкретные претензии к «жидам», и эти претензии вытекают из некоторых особенностей национального характера, который, в свою очередь, обусловлен status in statu.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что все доводы Гроссманов и Гуревичей относительно взглядов Достоевского на «еврейский вопрос» абсолютно несостоятельны.
источник сайт крамола

Умничка! Какого года издания у вас гроссмановская книжица? Я ушёл дальше. В РГАРЛИ нашёл рукописи Ковнера, которые Гроссман считал утерянными, в Питере, в ИРЛИ, обрёл его рассказ "Единственная", в ленинке обнаружил ковнеровский роман, уничтоженный цензурой сразу вслед за выпуском. Слетал в Омск, где нашёл следы грязного и мелкого жидишки.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Читайте также: