Цитаты из фильма по млечному пути

Обновлено: 21.11.2024

Представьте, вас занесло в цирк. Например, во сне. Или наяву, но будто во сне. Вы привыкли читать умные книжки, ходить на интеллектуальные спектакли, копаться в авторском кино. А здесь оглушительная музыка — трубы надрываются до фальши, барабаны отбивают марш — и размалеванные клоуны не прекращают шутить, эквилибристы кувыркаются в воздухе, жонглеры швыряют друг в друга тарелками, фокусники глотают карты и таскают из цилиндров кроликов…

Такие же чувства — восхищения и неловкости, архаики и новизны, виртуозности и надувательства — смешиваются в единый букет на сеансе нового фильма 61-летнего классика современного кино Эмира Кустурицы «По Млечному Пути». Одновременно спрашиваешь себя: «Что это вообще такое?» и «Как это у него получается?»

Наверное, теми же вопросами задались отборщики Каннского фестиваля, когда отказали фильму. Сгоряча Кустурица объяснил всему миру, что Канны мстят ему за дружбу с Путиным. Правда, потом взял свои слова назад. И правильно сделал, потому что доказать политический заказ решительно невозможно. И вот Венеция, такая же левацкая европейская организация, как и Канны, картину уже пригласила.

Фрагмент «По Млечному Пути»: Эмир Кустурица и Моника Беллуччи купаются на речке.

«По Млечному Пути» к России никакого отношения не имеет, если не считать неожиданной цитаты из фильма «Летят журавли». Политика в ее современном понимании тут тоже ни при чем. Тема фильма — та самая, давно закончившаяся балканская гражданская война всех со всеми, что когда-то сделала Кустурице имя большого художника и принесла две «Золотые пальмовые ветви». Время застыло, заело, как огромные часы на старинной железнодорожной станции, с поломки которых начинается фильм. Единственная политическая провокация, которую можно с натяжкой применить к сегодняшним реалиям, — это «голубые береты», миротворцы, которые в фантастическом мире Кустурицы оказались еще большими кровопийцами и негодяями, чем братоубийцы-славяне. Но и это подано условно и беззубо, без конкретных обвинений в чей-либо адрес.

Фильм о любви, а не о войне. Любовь крутят собственно Кустурица (хороший актер, который почему-то до сих пор не отваживался снимать самого себя) и Моника Беллуччи, неплохо освоившая за время съемок сербский язык. Впрочем, песни она поет по-итальянски. Тут вообще постоянно поют, играют музыку, танцуют, даже кувыркаются без нужды и причины. Кроме пресловутого балканского жизнелюбия и колорита это необходимо, чтобы компенсировать умопомрачительную примитивность фабулы. Молочник Костас (Кустурица) полюбил доярку — чужую невесту, которую в фильме для простоты зовут Невестой (Беллуччи). Сначала все долго готовились к свадьбе, в ожидании которой пели, пили и радовались жизни, изредка лениво постреливая друг в друга. Потом, после лживого объявления о конце войны, пришли иностранцы в одинаковом камуфляже и стали убивать всех без разбора. Выжили только любовники, ну вы понимаете.

«По Млечному Пути» — такая же умопомрачительная самодостаточная феерия, как «Утомленные солнцем-2» Никиты Михалкова. Российский режиссер недавно объявил о строительстве тематического парка «Цитадель», и тут хочется вспомнить, что Кустурица подобный парк уже построил. Сделанная из дерева деревня Дрвенград и свой фестиваль имеет, «Кустендорф». Безусловно, оба проекта — материализация персональной утопии большого художника, желающего царить в гармоничном выдуманном мире и не обращать внимания на изменения окружающей реальности.

Несмотря на это, с главной темой 73-го Венецианского кинофестиваля «По Млечному Пути» совпадает идеально. Ведь это тоже фильм об идее Рая. Кустурица предлагает нам побывать в Эдеме, где лев возлежит с ягненком. Рождение невинного агнца, кстати, одна из самых эффектных и символических сцен фильма: неудивительно, что к финалу герой переселяется в монастырь. Но до этого мы побываем в поразительной идиллии, откуда постепенно вычеркиваются несовершенные люди, чтобы уступить место животным. Чем хуже играют у Кустурицы актеры, тем лучше — братья наши меньшие. Продолжая цирковую метафору, можно констатировать, что из режиссера Кустурица переквалифицировался в укротителя.

Гуси купаются в ванне с кровью. Сокол выклевывает глаза злым солдатам. Змея пьет молоко, а потом спасает героя от неминуемой смерти. Овцы принимают влюбленных в свою отару. Козы и коровы отпаивают их своим молоком. Медведь ест из их рук апельсины, осел героически подставляет свою грудь под вражеские пули. Но и этого Кустурице мало. Он включает в представление номера в исполнении мух, бабочек и пчел. И каждое насекомое — на высоте.
Не случайно все плохое с героями фильма случается, после того как заканчивается война.

Моментальный взлет Кустурицы в 1980–1990-х был тесно связан с трагическим распадом Югославии. Сегодня, когда на Балканы пришел мир, из картин режиссера выветрилась вся энергия протеста (безусловно, не милитаристская, а миротворческая) и они сразу потеряли смысл, как жизнь бедолаги молочника без его возлюбленной Невесты. Что осталось? Ездить с концертами по Европе, пока зрителям не надоест. Вздыхать о старых добрых временах. Стирать пыль с двух «Золотых пальмовых ветвей» на каминной полке где-то в Дрвенграде. А в свободное время разговаривать с пчелами, птицами и млекопитающими.

Следующая цитата

Рецензия на новый фильм Эмира Кустурицы «По млечному пути»

Он спит одетым. Спит без женщины. И видит пророческие сны.

Рядом лежит автомат, подзеркальник уставлен фотокарточками. На одной из них какой-то злодей, по виду боевик-бошняк, держит за волосы голову старика. Впоследствии выяснится, что это голова его отца, не боевика, нет, но главного героя — сербского музыканта и молочника по имени Коста.

Кое-кто считает Косту сумасшедшим. Ещё бы — жить с памятью об отрезанной голове отца и толковать собственные сны! Иногда его можно увидеть с соколом на плече, и как тут не вспомнить безумного кровопийцу-барона Унгерна, грезившего о создании «жёлтой империи»? На плече у него сиживала другая дикая птица — филин, и барон частенько беседовал с филином, консультировался даже.

Но Коста — совсем не Унгерн, не кровопийца. Коста любит всякую божью тварь. Он дружит с соколом и поит змею молоком, да так поит, что та вырастает до размеров анаконды. Божьи твари отвечают ему взаимностью. Змея спасает от огнестрельной расправы, а сокол и вовсе контролирует его жизненный путь, едва не воспитывает. Ему помогают все: бабочка, пчелы и даже ударившая в дерево гроза.

Коста добр, как Дед Мороз. Когда он играет на своих цимбалах, становится похожим на нынешнего Пола Маккартни. Глаза округляет точь-в-точь, как мировой рок-кумир. Некогда, кстати, и югославский.

Коста добр, но он не верит в любовь. Ведь любовь — это счастье, а какую женщину может осчастливить такой несчастный отшельник? В одном из эпизодов он пытается даже убежать от любви и убежать анекдотично, верхом на осле…

…Она загадочна не менее. В её жилах течёт сербская и итальянская кровь. Она коротает свои дни в приюте для беженцев, в приюте под протекторатом ООН. Она тоже несчастна, сидит вечерами и плачет, пересматривая шедевр советской киноклассики. «Там небо, любовь и птицы» — так характеризует картину один из второстепенных персонажей. Почти правильно характеризует, кстати. «Летят журавли» называется это кино. И его она готова смотреть бесконечно. Она, которую решают выкупить предприимчивые цыгане, чтобы продать в качестве невесты местному герою, снайперу-наёмнику, что со дня на день вернётся из «командировки» в Афганистан.

И выкупают на свою голову, довольно поздно догадавшись, что сделали это зря. За ней охотится экс-любовник, англичанин, генерал-миротворец. Несколько лет назад генерала арестовали и «впаяли» три года, благодаря её показаниям «впаяли». Теперь он освободился и приказал своим парням: найти её и доставить живой или мёртвой…
…Он и она. Музыкант Коста и та, чьего имени мы так и не узнаем, превратившись в свидетелей Большой Любви, имена здесь не обязательны.

Они не могли не встретиться и не пойти вместе по этому пути, млечному и тернистому, неся свою любовь сквозь воду и ветер, храня её под пулями миротворцев.

«По млечному пути» — первый фильм Эмира Кустурицы, где главную мужскую роль сыграл он сам. Главная женская — Моника Белуччи. Да это уже и не секрет.

Кустурица передаёт приветы себе и классикам, это старая его «фишка». Здесь Вам и боснийский конфликт («Жизнь, как чудо») и привет «Андеграунду» в виде взлетающего до уровня крыши гусака, в дыму и огне. Но есть привет и более пламенный. В своём новом кино Кустурица сводит окончательные счёты с мировыми стервятниками. И если в «Андеграунде» миротворцы показаны, как деляги, торгующие оружием и крышующие одну из сторон конфликта, то в последнем фильме — это натуральные эсэсовцы, что уничтожают огнём горную деревушку, весёлую и независимую. Точно также хозяева мира сожрали и всю Югославию, с её беспечностью и политикой неприсоединения, не подавились.
— Упаси нас боже от безумных женщин и мировых держав! — такой произносит тост деревенский священник на весёлой вечеринке.

И вторят ему под лихие балканские запилы вокалисты местного ансамбля про то, что «не будет в мире покоя, пока Большой Брат не загнётся от передоза».

И ракия льётся рекой, ведь это же Кустурица! Стёб и трагедия, они в его фильмах уживались всегда. Но в этот раз здесь меньше стёба и больше трагедии, а равно — света и добра. Это уже Льву Толстому привет, «Война и Любовь» по смыслу-то.

«Жизнь, как чудо» тоже залита любовью, и полёты влюблённых имеются. Но там финал у любви счастливый, хотя и герой стоит перед серьёзным выбором: он должен обменять возлюбленную на пленного сына. Здесь же выбор другой: поверить в любовь или не поверить.

— Глупый ты, — говорит Косте итальянка, — ради чего же ещё жить, как не ради любви?
И он верит. И они начинают жить счастливо. Пусть даже и в бегстве, но счастливо. Доказывая, что любовь — это не только, когда всё хорошо, но и когда всё плохо. Любовь двух несчастных — самая крепкая любовь.

Рассказ без слов, рассказ спустя годы, поражает своей зрелищностью. То самое минное поле высоко в горах, заложенное камнями и в центре участок югославской земли, в нём легко угадываются очертания сердца.

Следующая цитата

Моргульский клинок можно извлечь из раны — но его ядовитый холод останется с раненым на всю жизнь. Война тоже накладывает стойкий отпечаток — в том числе на совсем маленьких детей, которые не столкнулись с ней лицом к лицу, а лишь услышали издалека её тяжёлую поступь. Ребёнок вырастет и, скажем, начнёт снимать добрые сказки — однако даже в историях про свинью-пилота или волшебный замок на курьих ножках у него будут фигурировать подосланные преследователи, сгущающийся милитаризм, пускаемое в ход оружие. И в 72 года этот седой давно-не-ребёнок продолжит рассказывать зрителям о войне, разгоревшейся ещё до его рождения. Так случилось с Хаяо Миядзаки. Эмир Кустурица родился на 13 лет позже, более чем на 9000 километров западнее и испытал воздействие другой войны при других обстоятельствах — но войны похожи между собой. И их отпечатки — тоже.

Кустурице на момент начала Боснийского конфликта было 38 лет. Незадолго до оного режиссёр уехал в США, где преподавал в университете и снимал «Аризонскую мечту». Но узнав, что творится на родине (дом его семьи в Сараево был разрушен, отец вскоре скончался от сердечного приступа), вернулся. И через пару лет представил первый из своих фильмов про войну — «Андеграунд», где реальность соседствует с абсурдом, смех со слезами. На этом Кустурица не остановился и стал снимать такие фильмы примерно раз в десять лет: «Андеграунд» вышел в 1995-м, «Жизнь как чудо» премьеровался в 2004-м, «По млечному пути» — в 2016-м. Да, у жителя реального Средиземноморья, как и у обитателя вымышленного Средиземья, постэффект «моргульского клинка» тоже накатывает периодами и растягивается на долгие годы.

Впрочем, недавно Кустурица заявил, что больше снимать фильмы о балканской войне не будет. А заодно зарёкся лицедействовать у самого себя. Не потому что плохо справился — наоборот, впервые сыграв в собственной полнометражке главную роль, он не нафальшивил в актёрском ансамбле, его невесёлый молочник Коста получился чуть чудаковатым, чуть отрешённым и очень трогательным. Но трудно это — одновременно прописывать, снимать и играть такую личную и общую драму.

Открывающие титры сразу говорят: «В основе фильма три реальные истории и много бурных фантазий». Но лучше бы вывесили более лаконичное предупреждение: «Это — Кустурица». Если взяться перечислять сходства с предыдущими лентами автора, счёт пойдёт на десятки. Яркий балканский колорит — с зелёными горами, деревенскими домами, шумными застольями, характерным саундтреком? В наличии. Дружественная фауна — от ослика и овец до бабочки и божьей коровки? Естественно, присутствует — и нередко затмевает персонажей-людей. Образность (купающиеся в крови белые гуси, свет в конце туннеля, зловещий большой брат, безумные ранящие часы, время разбрасывать камни)? Куда ж без неё. Магический реализм, полёты во сне и наяву, религиозные отсылки, знакомые лица (помимо самого Кустурицы здесь засветился Предраг Манойлович, игравший ещё в «Андеграунде» и «Папа в командировке»), прозрачный, как вода в горной реке, пацифистский посыл вкупе с едкой неприязнью к иностранным миротворцам? См. предупреждение «Это — Кустурица». Критики, пенявшие режиссёру на самоповторы ещё в «Жизнь как чудо», могут забраться на табуреточку и обличительно ткнуть пальцем, приговаривая: «Ага, ага-а-а!» Но лучше пускай вспомнят о том, что для очередного раскрытия болезненной и важной темы важны гуманизм и душевность, а не новые трюки.

Впрочем, даже при всех совпадениях «По млечному пути» чем-то да отличается от собратьев. С годами Кустурица всё больше внимания уделяет любви, здесь на ней вообще держится весь фильм — ведь по мнению автора, именно она способна привести человека к возрождению после всего пережитого. Недаром ключевая реплика фильма: «Только это и имеет смысл — любить кого-то изо всех сил». Кстати, о метких фразах — у снайпера Кустурицы их целый колчан, например: «Эти миротворцы кишки нам повыпускают», «Спаси нас бог от безумных женщин и мировых держав», «Мне правда пользы не приносила», «Будет свадьба, а потом хоть конец света».

К добру ли, к худу ли, авторский почерк Кустурицы по-прежнему ни с чьим не перепутать, для его узнавания графологом быть не надо. С «По млечному пути» вполне можно начать знакомство с фильмографией режиссёра; однако тем зрителям, кто и так с ней давно знаком, на сюрпризы здесь рассчитывать не приходится. Что, не всякий близкий является тебе другом и не всякий атакующий — врагом? Правда, красота и доброта приносят несчастья? «В мире всегда война» (цитата из интервью Кустурицы), но есть вещи сильнее неё, такие как любовь? Эка новость. Открытием подобные прописные истины могут стать разве что для новорождённого ягнёнка. Но для кого-то они до сих пор не очевидны — а значит, их и повторить не грех. Особенно так.

Следующая цитата

Выход на экраны нового фильма Эмира Кустурицы стал событием, которого любители кино ждали долгих восемь лет. После документальной картины о Марадоне и абсурдистской комедии «Завет» югославский режиссер (именно югославский, а не просто сербский) на какое-то время переквалифицировался в актера, словно вынашивая замысел очередного шедевра. И вот, наконец, на 73-м Венецианском кинофестивале состоялась премьера фильма «По млечному пути» («На млечном путу»), в котором снялись сам Кустурица, итальянская звезда Моника Беллуччи и «Мики» Манойлович, один из наиболее талантливых актеров в современном сербском синематографе.

Действие разворачивается на фоне Гражданской войны в Югославии. Близость линии фронта постоянно напоминает о себе канонадой, внезапно прилетающими шальными пулями и артобстрелами, на которые герой Кустурицы, флегматичный и добрый музыкант Коста, не обращает никакого внимания. Однако главной темой картины является не война, а любовь, вспыхнувшая между Костой и таинственной итальянкой (которую в фильме называют «Невестой»), бывшей любовницей одного английского генерала и фанаткой фильма «Летят журавли» Михаила Калатозова. В роли уроженки Апеннинского полуострова, конечно, Моника Беллуччи, которая по умолчанию сводит с ума всех мужских персонажей и вызывает ревность у более молодой и не менее красивой Милены (Слобода Мичалович). Гимнастка Милена – интересно, является ли ее имя отсылкой к фильму «Малена» Джузеппе Торнаторе, в котором когда-то снялась как раз Беллуччи? – представляет собой своего рода архетип сербской девушки в западном представлении: она стреляет из пистолета по бандитам, танцует на столе и лихо хлещет ракию. И, кроме того, она влюблена в Косту и собирается женить его на себе. Четвертый участник «любовного квадрата» в картине – это брат Милены, роль которого исполнил «Мики» Манойлович. Создается впечатление, что его герой въезжает в кадр на своем мотоцикле прямиком из какого-нибудь классического фильма о войне в Югославии, вроде «Красивые деревни красиво горят». Это лихой вояка, «лучший снайпер от Сомали до Афганистана», который собирается жениться на итальянке. Такова завязка фильма, и, казалось бы, ничего необычного в ней нет. Однако простых фильмов у Кустурицы не бывает, и он не только превратил начинавшуюся трагикомедию в тяжелую драму, но и наполнил ее символами и намеками.

Моника Белуччи, Эмир Кустурица и Слобода Мичалович

Режиссер, назвавший эту картину своим «завещанием», будто пытается подвести итог всему своему творчеству и включает в «По млечному пути» отсылки к своим предшествующим фильмам. Сделано это не из самолюбования или простого желания поиграть со зрителем в «угадай-откуда-этот-кадр», а потому что на «млечном пути» Кустурица впервые серьезно обращается к православной тематике (если не считать пародирующую всех и вся клоунаду в «Завете», но это уже отдельный разговор). В его более ранних работах она либо вообще отсутствовала, либо угадывалась в отдельных намеках, но «По млечному пути» можно рассматривать как серьезное христианское кино. Оно не просто говорит о вере, но и сравнивает Христианство с другими религиями. Так, в одном из ключевых моментов в картине Кустурица обыгрывает ситуацию из корейского фильма «Весна, лето, осень, зима… и снова весна». В эпизоде «Зима» буддийский монах, которого играет сам режиссер Ким Ки Дук, с привязанным на веревке камнем и статуей Будды в руках с трудом забирается на высокую гору. Аналогичные действия выполняет в конце фильма и ставший иноком Коста, только вместо Будды он тащит на себе огромный мешок камней. Путь до вершины одинаково труден для обоих монахов, однако в конце пути они достигают совершенно разных результатов. Герой Ким Ки Дука находит на горе пустоту. Он устанавливает статую Будды и погружается в медитацию, стараясь, в соответствии с буддийской философией, растворить свое Я в абсолюте и избавиться от любых эмоций. Кустурица же, пройдя трудный путь до вершины, переносится в рай, где его ждет любимая. На небесах он сохраняет свою сущность, а сама идея о блаженстве неразрывно связана с вечной любовью. Две философии, два мировоззрения, два различных результата.

Любовь героев вечна, она продолжается и после смерти, но при этом отношения между Костой и «Невестой» развиваются спокойно и неторопливо. Перед нами история любви двух уже немолодых людей (хотя, конечно, им еще далеко до возраста героев «Любви» Ханеке), и здесь дело далеко не сразу доходит до искр и страсти, как в «Аризонской мечте» того же Кустурицы. Робкий Коста не сопротивляется импульсивной Милене, которая хочет выйти за него замуж, и первое время его общение с «Невестой» ограничивается короткими диалогами и брошенными украдкой взглядами. Постепенно градус накала растет, и в одном из эпизодов влюбленные в разгар бури буквально улетают от преследователей (видимо, на крыльях любви). Кульминацией же становится самопожертвование итальянки ради Косты. Таким образом, перед нами по нарастающей разворачиваются различные стадии любви: случайный интерес, взаимное влечение, бурная страсть, готовность отдать свою жизнь за другого и в конечном итоге – любовь двух душ на небесах.

Христианство Косты проявляется не только в том, что в конце фильма он уходит в монастырь, но и в характере его отношений с окружающим мiром. Он ни на кого не сердится: ни на помыкающих им Милену с братом, ни на подтрунивающих над ним солдат на передовой, ни даже на пытающихся его убить бойцов натовского спецназа. При этом смирение Косты отнюдь не является покорностью барана, которого ведут на убой. Ради защиты своей любимой он вступает в схватку с безжалостными врагами и, не задумываясь, идет на убийство в бою. Делает он это совершенно беззлобно, но и без колебаний. С остальными же героями он поддерживает доброжелательные отношения. Благодушие Косты распространяется не только на людей, но и на животных: на ослика, на котором он постоянно ездит; на ручного сокола, часто сидящего у него на плече; и даже на дикую змею, которую Коста ежедневно поит молоком.

Благодушие Косты распространяется не только на людей, но и на животных: на ослика, на котором он постоянно ездит; на ручного сокола, часто сидящего у него на плече; и даже на дикую змею, которую Коста ежедневно поит молоком.

Христианские мотивы в фильме переплетаются с народными суевериями, уходящими корнями в языческие времена. Сама идея вечной жизни, в которой любящие друг друга герои живут вместе, идет вразрез со словами Христа о том, что «в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божии на небесах (Мф. 22:30). С другой стороны, человек на земле не может осознать или, тем более, изобразить райское блаженство; таким образом, сцену с раем можно воспринимать как аллегорию, символизирующую награду героям на небесах. Если сцена блаженства героев в загробной жизни допускает различные интерпретации, то некоторые моменты фильма отражают откровенно языческие представления о мiре. Например, природа родной земли наделяется разумом и способностью сопереживать главным героям: английские солдаты вынуждены противостоять пчелам, непогоде и хищным птицам, которые магическим образом вмешиваются в ход событий. Змея, которую Коста каждый день поит молоком, в одном из эпизодов не просто оказывается мыслящим существом, но и спасает героя Кустурицы от верной гибели.

Родная природа помогает, естественно, сербам; в то же время заслуживает внимание то, как изображены другие противоборствующие стороны. Югославские участники конфликта – хорваты и боснийцы – в фильме отсутствуют (за исключением нескольких кадров). В то же время натовцы показаны с самой неприглядной стороны. Фильм уже не просто подчеркивает бессмысленность присутствия миротворческих контингентов в Югославии, как в «Ничьей земле» Тановича или «Идеальном дне» Леона де Араноа, но доказывает всю гибельность вмешательства иностранцев во внутрибалканские распри. Если мы еще раз вспомним, что «По млечному пути» является своего рода завещанием Кустурицы, то особый смысл принимает концовка фильма, в которой сам режиссер – известный противник распада Югославии – закладывает камнями минное поле. Его титанический труд уже близок к завершению, а смысл этой работы заключается в том, чтобы кто угодно мог ходить здесь, не боясь подорваться на мине, оставшейся от войны. В таком ключе Кустурица и рассматривает свое творчество: ликвидация последствий гражданской войны и сглаживание противоречий между вчерашними соседями. Ведь, как мы помним, есть «время разбрасывать камни, и время собирать камни» (Еккл. 3:5), и, возможно, для жителей бывшей Югославии пришло время как раз для созидания.

В картине отражаются не только политические взгляды Кустурицы, но и все характерные особенности его режиссерского почерка. Таким образом, любители творчества уроженца Сараева найдут в «По млечному пути» все традиционные элементы, присутствующие в его фильмах: зажигательную музыку (автором которой выступил сын режиссера, Стрибор Кустурица), духовой оркестр, народные танцы, черный юмор и легкий оттенок безумия в действиях большинства героев картины. Оценивать данный фильм можно по-разному, но равнодушным он вряд ли кого-нибудь оставит.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Читайте также: