Белинский о гоголе цитаты

Обновлено: 20.11.2024

Портрет Гоголя работы Ф. А. Моллера (1841)

Поляков. Гоголь в оценке русской критики

Н. В. ГОГОЛЬ В ОЦЕНКЕ РУССКОЙ КРИТИКИ

Гениальное художественное наследие Гоголя разделило судьбу, весьма показательную и типичную для прогрессивных и демократических деятелей культуры XIX века. В условиях буржуазно-дворянского общества творчество подлинно большого писателя неминуемо становилось предметом ожесточенной борьбы различных социальных сил. Полемика вокруг Гоголя, развернувшаяся буквально на следующий день по выходе его первой книги «Вечера на хуторе близ Диканьки» и длившаяся на протяжении двух третей столетия, была особенно острой и напряженной.

Официальные идеологи самодержавия сразу же увидели в Гоголе опасного и серьезного врага. Изобличение исторической отсталости, бесчеловечности феодально-крепостнического общества, утверждение свободомыслия, гуманизма и демократизма, отчетливо проявившиеся уже в первой книге великого сатирика, делали Гоголя неприемлемым защитникам самодержавия, реакции, крепостного строя, Гоголь, один «из великих вождей России на пути сознания, развития, прогресса», по замечательному выражению Белинского, вызывал ожесточенные нападки литературной реакции и высокую оценку и поддержку со стороны передовой демократической общественности.

Великий патриот, Гоголь явился выразителем интересов широких демократических кругов России 30-х и 40-х годов XIX столетия. Гневный протест против самодержавно-крепостнического строя, произвола и угнетения народа составляет живое и прогрессивное содержание всей его деятельности. И это превосходно понимали русские революционные демократы. Н. Г. Чернышевский писал: «…ни в ком из наших великих писателей не выражалось так живо и ясно сознание своего патриотического значения, как в Гоголе. Он прямо считал себя человеком, призванным служить не искусству, а отечеству; он думал о себе:

Я не поэт, я гражданин».[1]

И не случайно Некрасов объединял имена Гоголя и Белинского и называл их «заступниками народными».

Гигантская фигура Гоголя восхищала величайших деятелей русской культуры. «Как непосредственен, как силен Гоголь и какой он художник! — восклицал Чехов. — Одна его «Коляска» стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего. Это величайший русский писатель». Восторженно о Гоголе писали такие титаны русской литературы и критики, как Пушкин, Белинский, Герцен, Некрасов, Чернышевский, Добролюбов, Гончаров, Тургенев, Островский, Л. Толстой, Короленко. Поразительно разнообразие откликов на его творчество. Тут и «Очерки гоголевского периода русской литературы» Чернышевского и лирическая заметка Пушкина, страстный памфлет «Письмо к Гоголю» Белинского и проницательные, поразительно умные, содержательные записи в дневнике и заметки Герцена, яркий и колоритный портрет у Тургенева и глубоко обоснованный этюд у Короленко. Статьи и рецензии Белинского, посвященные Гоголю, поражают исчерпывающим разнообразием критических жанров. Так творчество Гоголя помогало становлению критической мысли и вместе способствовало совершенствованию ее форм, выработке критического, научного и публицистического языка.

Гоголь своими художественными произведениями помогал величайшим представителям революционной теории вырабатывать основы нового, подлинно научного и революционного понимания искусства. Именно поэтому гениальные произведения Гоголя на протяжении едва ли не целого столетия вносили резкое обострение в литературно-политическую борьбу. Либерально-буржуазная фальсификация наследия великого сатирика сочеталась с клеветническим умалением его великого художественного значения. Одна из наиболее распространенных легенд буржуазно-либеральной науки, состоявшая в отрицании у Гоголя сознательной критической направленности, родилась еще при жизни Гоголя в стане его врагов, укрывавшихся под личиною «друзей».

Прогрессивное значение, глубокое социальное содержание и высокое мастерство гениального художника слова были впервые раскрыты и оценены в критике великих вождей революционной демократии — Белинского, Чернышевского и Добролюбова.

Советское литературоведение, освободившее Гоголя от буржуазно-либеральной клеветы и извращений и установившее подлинно научное понимание его творчества, опирается на основные положения революционно-демократической критики.

В 1831–1832 годах вышли в свет «Вечера на хуторе близ Диканьки». Высокой оценкой встретил книгу Гоголя его великий учитель Пушкин. Предвидя нападения литературных староверов на «неприличие выражений» и «дурной тон» народной книги Гоголя, он отправил издателю «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» А. Ф. Воейкову письмо, которое было опубликовано в рецензии на «Вечера…» Л. Якубовича: «Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки». Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности… Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился».[2] Так было ознаменовано рождение нового большого писателя. Пушкин зорко подметил новаторские черты стиля Гоголя — юмор, поэтичность и лиризм. Уже в первой книге Гоголь рисует простого крестьянина, стремится поэтически раскрыть черты народного характера. Отсюда у него — особая лирическая интонация, пронизывающая изображение народной жизни. Так возникает в книге образ мудрого и лукавого рассказчика из народа, принципиально утверждающий демократический элемент в искусстве. Пасечник Рудный Панько прямо обращается к широкому, демократическому читателю и противопоставляет его «высшему лакейству» — панам и панычам. Повествования «мужичка» иронически противостоят «хитрым» и «вычурным» панским побасенкам.

В повестях, составляющих первый сборник Гоголя, — и в безмятежно-веселой истории прекрасной любви («Сорочинская ярмарка»), и в трагической легенде о чудовищности измены родине, предательства («Страшная месть»), и в повести о растлевающем влиянии на душу человека денег, золота («Вечер накануне Ивана Купала»), — поражали читателя разнообразие характеров, теплота и яркость красок, словно пронизанных ликующим солнцем. Но тут же рядом рождалось мучительное раздумье. Крик щемящей тоски вырывался из груди Гоголя вслед за радостным и кипучим весельем. И в этих сменах настроений в ранних произведениях Гоголя отразилась характерная черта его творчества — неприятие крепостнической действительности, глубокое сочувствие к угнетенному и исстрадавшемуся в неволе народу.

Одна из выдающихся особенностей «Вечеров на хуторе близ Диканьки» заключается в социально-остром контрасте: народ, вопреки гнету и насилию, полный великих человеческих качеств, и рядом отвратительные типы представителей господствующих классов. В «Иване Федоровиче Шпоньке» Гоголь безжалостно разоблачает духовную нищету, моральную пошлость и ничтожество дворянства. Сила Гоголя в том, что распад человеческой личности он сумел показать как результат тлетворного влияния крепостного права. Из множества деталей возникает мрачная картина крепостнического хамства, объясняющая появление низких и ничтожных характеров.

Народность повестей Гоголя, свежесть и богатство художественных красок, юмор и реализм вызвали восторженное одобрение передовых читателей и недовольство реакционной критики.

В октябре месяце 1831 года опубликовал рецензию на первую часть «Вечеров…» прогрессивный критик и издатель передового журнала «Телескоп» профессор Н. И. Надеждин. Для него важнейшим достоинством произведений Гоголя являлось правдивое изображение действительности. В повестях Гоголя он отметил сочетание верного воссоздания украинских «преданий» с «приключениями из действительной жизни». Надеждин оценил реалистическую природу народно-поэтических и фантастических элементов творчества молодого писателя. В следующем году, когда вышла вторая часть «Вечеров…», он заметил «очаровательную поэзию украинской народной жизни, представленной во всем неистощимом богатстве родных неподдельных прелестей».[3]

Следующая цитата

На данной странице вы найдете цитаты Белинского о Гоголе, вам обязательно пригодится эта информация для общего развития.

«Мёртвые души» Гоголя – творение столь глубокое по содержанию и великое по творческой концепции и художественному совершенству формы, что одно оно напомнило бы собой отсутствие книг за десять лет и явилось бы одиноким среди изобилия хороших литературных произведений. В.Г.Белинский

Гоголь убил два ложные направления в русской литературе: натянутый, на ходулях стоящий идеализм, махающий мечом картонным, подобно разрумяненному актеру, и потом - сатирический дидактизм. Марлинский пустил в ход эти ложные характеры, исполненные не силы страстей, а кривляний поддельного байронизма; все принялись рисовать то Карлов Мооров в черкесской бурке, то Лиров и Чайльд-Гарольдов в канцелярском вицмундире. Можно было подумать, что Россия отличается от Италии и Испании только языком, а отнюдь не цивилизациею, не нравами, не характером. Никому в голову не приходило, что ни в Италии, ни в Испании люди не кривляются, не говорят изысканными фразами и не беспрестанно режут друг друга ножами и кинжалами, сопровождая эту резню высокопарными монологами. Презрение к простым чадам земли дошло до последней степени. У кого не было колоссального характера, кто мирно служил в департаменте или ловко сводил концы с концами за секретарским столом в земском или уездном суде, говорил просто, не читал стихов и поэзию предпочитал существенности, - тот уже не годился в герои романа или повести и неизбежно делался добычею сатиры с нравоучительною целью. И - боже мой! - как страшно бичевала эта сатира всех простых, положительных людей за то, что они не герои, не колоссальные характеры, а ничтожные пигмеи человечества. Она так безобразно отделывала их своею мочальною кистию, своими грязными красками, что они нисколько не походили на людей и были до того уродливы, что, глядя на них, уже никто не решался брать взяток, ни предаваться пьянству, плутовству и проч. Прошло это время, - и общество, которое так хорошо уживалось с такою литературою, теперь часто ссорится с нею, говоря: как можно писать то-то, выставлять это то, выдумывать такое-то - и многие из этого общества чуть не со слезами на глазах клянутся, что ничего не бывает, например, подобного тому, что выставлено в "Ревизоре", что все это ложь, выдумка, злая "критика", что это обидно, безнравственно и пр. И все, довольные и недовольные "Ревизором", знают чуть не наизусть эту комедию Гоголя. Такое противоречие стоит того, чтоб обратить на него внимание.

«Вы у нас теперь один – и мое нравственное существование, моя любовь к творчеству тесно связаны с вашего судьбою; не будь Вас – и прощай для меня настоящее и будущее, в художественной жизни нашего отечества». Письмо Белинского Гоголю

Следующая цитата

Д. Н. Овсянико-Куликовский:

"Гоголь поражает нас разносторонностью своего художественнаго дарования и глубиною поэтическаго гения. Он был и великий мастер в области искусства образного, и вѳликий поэт-лирик, и великий художник-юморист.

Этот необыкновенный человек, одаренный изумительной поэтической гениальностыо, быль прежде всего человек необыкновеннаго исключительно сильного ума. <. >

Великий юморист и тонкий наблюдатель пошлой стороны души и жизни человеческой, он вместе с тем был и великий лирик, в душе котораго слагались вдохновенные гимны в то время, когда еще не сошла с уст саркастическая улыбка, и глаза еще искрились веселым или лукавым юмором. В его смехе было много веселости и много грусти.

Н. А. Котляревский:

"Теперь для всех ясно, что вмесше с Пушкиным, Гоголь разделяет славу истинно-народного великого художника-реалиста. <. >

Литературная деятельность Гоголя, как известно, приняла в последние годы его жизни совсем особое направление. Художник-бытописатель превратился в моралиста-проповедника. . никакого резкого перелома, никакого кризиса его творчество не испытало, но общий характер его незаметно и постепенно изменился. <. > Это случилось приблизительно в середине сороковых годов. <. >

И при всей такой романтической организации духа Гоголь был одарен удивительным даром, который и составил всю красоту и все несчастье его жизни: художник обладал редкой способностью замечать всю прозаичность, мелочность, всю грязь жизни действительной. <. >

Естественно, что при такой раздвоенности настроения и творчества художник был осужден на страдание, и не мог освободиться от тяжелого душевного разлада.

Чемь больше в Гоголе разгоралось желание помочь своим ближним в деле нравственного и общественного воспитания, темь труднее становилось ему, как художнику. <. > И глубокой трагедгей стала жизнь этого человека."
(Котляревский Н.А., "Н. В. Гоголь. 1829-1842 : Очерк из истории рус. повести и драмы", 1908 г.)

Это была критика о творчестве Гоголя, отзывы современников о произведениях писателя.

Следующая цитата


Читая критические статьи Белинского, невольно создаётся впечатление, что общаешься с давним хорошим знакомым. Настолько подкупает открытость и крайняя эмоциональность его стиля, что забываешь о немалом временном отрезке, разделяющем критика Белинского и современного читателя. Недаром ещё его современники подметили важную черту его критического и человеческого дара, которую, к примеру, Герцен в «Былом и думах» определил так: «…В этом застенчивом человеке, в этом хилом теле обитала мощная, гладиаторская натура. Да, это был сильный боец! Он не умел проповедовать, поучать, ему нужен был спор…Когда он чувствовал себя уязвлённым, когда касались до его дорогих убеждений, когда у него начинали дрожать мышцы щёк и голос прерываться, тут надобно было его видеть: он бросался на противника барсом, он рвал его на части, делал его смешным, делал его жалким и по дороге с необычайной силой, с необычайной поэзией развивал свою мысль» . По-моему, замечательный портрет.
Естественно, что человек, натуре которого свойственны такие неприемлемые серой массой качества как принципиальность, искренность и вызывающая откровенность настраивает против себя немалую рать врагов. Так было и у Белинского. Но, не смотря ни на их количество, ни на их силу – он всегда был готов броситься в бой. Без ложной скромности говорил о себе: «Я в мире боец». Что же касается его работы критика - подкупает его взгляд на саму цель критики, которая, по его мнению, бывает двух родов – уклончивая и прямая. Именно к критику прямого рода он себя и причислял, не боясь первым произнести имя поэта, только возникшего на литературном горизонте. Боящиеся высказывать своё мнение уклончивые критики по суждению Белинского скорее вредят, нежели помогают понять читателю то или иное произведение, тем более нового автора, имя которого пока не на слуху у публики. «Мы не можем победить нашего отвращения к уклончивой критике», -- пишет Белинский и далее. Описывая своё понимание прямой критики он говорит, -- « Не такова критика прямая и смелая: заметив в первом произведении молодого автора исполинские силы, пока ещё не сформировавшиеся и не для всех приметные, она, упоённая восторгом великого явления, прямо объявляет его Алкидом в колыбели, который детскими руками мощно душит завистливые мелкие дарованьица, пристрастных или ограниченных и недальновидных критиков… Тогда на бедную «прямую» критику сыплются насмешки и со стороны литературной братии и со стороны публики» .
По всей видимости, его скорее заводило наличие противников. Спор вдохновлял его, давал сил идти вперед. Даже благодаря этим бойцовским качествам уже заранее интересно читать то, что вышло из под пера критика. В отличие от многих бумагомарателей, с их чрезмерным академизмом, тягой к избыточной терминологии и умничаньем от которых клонит в сон, Белинского же, напротив, увлекательно читать. С его помощью приятно открывать, казалось бы, в давно знакомых писателях новые, ранее не замеченные подробности, либо с детской непосредственностью радоваться, находя параллели в собственном понимании того или иного произведения.
К чему это говорю? Да к тому, что когда-то давно, ещё в средней школе мне не повезло с учителем русской литературы, на что с присущим тому возрасту юношеским максимализмом, последовал отказ читать то, что предлагал прочитывать этот «синий чулок». Да, это беда многих наших школ – неумение заинтересовать детей творчеством наших великих писателей. И – «О, счастье!» Только теперь, когда насильно не заставляют, а главное – умеют заинтересовать (честь и слава преподавателям литературного института!), я наконец-то начинаю открывать для себя то, чего ранее была лишена, по выше названным причинам. Теперь, хотя и с опозданием (но лучше поздно, чем никогда), я открыла для себя Белинского и была поражена общностью взглядов, в данном случае, касающихся темы контрольной работы о творчестве Гоголя. Возможно поэтому, вступление может показаться несколько сумбурным и восторженным. Реакция нормальная, сказал бы любой психиатр. Достаточно вспомнить, как в детстве мы впервые разглядывали мир через осколки цветного стекла. Вспомните это ощущение чуда! У некоторых и сейчас остаётся такое же восприятие новых для себя открытий. Да, и мне не стыдно в этом признаваться – то, что многие пытались открыть в школе, я открываю только сейчас. И какое счастье, что я заглянула не во все «цветные стёклышки»! Сколько их ещё уп-рятано в тайниках мироздания! Будет чем заняться в отпущенный Срок…

1. Гоголь Н. В. Собр. соч.: в 9 т. /Сост. подг. текста и комментарий В. А. Воропаева и В. В. Виноградова. - М.: Русская книга, 1994.
2. Золотоусский И. П. Гоголь. Жизнь замечательных людей. М.: Молодая гвардия, 1984.
3.В. В. Набоков. Лекции по русской литературе. Москва, Независимая газета, 1996.
4. В. В. Розанов. Мысли о литературе. Москва, Современник, 1989.
5. Воропаев В. А. Духом схимник сокрушенный …// “Прометей”. - 1990.
6. Гиппиус В. В. Н. В. Гоголь в письмах и воспоминаниях. М., 1931.
7. Ломброзо Ц. Гениальность и помешательство. СПб. 1990.
8. Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. М. изд-во Моск. ун-та. 1988.
9. Гумбольт В. О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода. СПб. 1859.
10. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М. 1991.
11. Выготский Л.С. Психология искусства. М. 1987.
12. Буянов М.И. Лики великих или знаменитые безумцы. М. 1991.
13. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета. М. 1994.
14. Cd\ROM Русская литература. Дискавери, 2003.
15. Стр.20 В.Г.Белинский «Избранные статьи» М., 1978г.

Читайте также: