А скажут что нас было четверо цитата
Обновлено: 16.05.2024
– Ваше имя? – спросил комиссар.
– Атос, – ответил мушкетер.
– Но ведь это не человеческое имя, это название какой-нибудь горы! – воскликнул несчастный комиссар, начинавший терять голову.
– Это мое имя, – спокойно сказал Атос.
– Но вы сказали, что вас зовут д’Артаньян.
– Я это говорил?
– Да, вы.
– Разрешите! Меня спросили: «Вы господин д’Артаньян?» – на что я ответил: «Вы так полагаете?» Стражники закричали, что они в этом уверены. Я не стал спорить с ними. Кроме того, ведь я мог и ошибиться.
– Сударь, вы оскорбляете достоинство суда.
– Ни в какой мере, – спокойно сказал Атос.
Следующая цитата
Содержание
— Смеётся над конём тот, кто не осмелится смеяться над его хозяином! — воскликнул в бешенстве гасконец . — I
— Постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вам уши на ходу отрежу.
— Отлично, — крикнул д'Артаньян, — явлюсь без десяти двенадцать! — IV
— Париж, чёрт возьми, не вымощен батистовыми платочками. — IV
— А я дерусь просто потому, что дерусь, — покраснев, ответил Портос. — V
— Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу юноша, почти ребёнок, а скажут, скажут что нас было четверо. — V
Это действительно была одна из самых тяжелых болезней Людовика XIII.
Случалось, он уводил кого-нибудь из своих приближенных к окну и говорил ему: «Скучно, сударь! Давайте поскучаем вместе». — VI
— Ваше величество, — в один голос воскликнули четыре приятеля, — мы дали бы себя изрубить в куски за нашего короля!
— Хорошо, хорошо! Но лучше оставайтесь неизрубленными. — VI
Будь вино плохое, начальник стражи, быть может, усомнился бы в искренности д’Артаньяна, но вино было хорошее, и он поверил. — IX
— А теперь, господа, — произнёс д'Артаньян, <…> — один за всех, и все за одного — это отныне наш девиз, не правда ли? — IX
— Я допускаю, — сказал Атос, — что шпиона могла обмануть фигура, но лицо…
— На мне была широкополая шляпа, — объяснил Арамис.
— О, боже, — воскликнул Портос, — О, боже, сколько предосторожностей ради изучения богословия! — X
Тонкий, сверкающий белизной чулок, кружевной воротничок, изящная туфелька, красивая ленточка в волосах не превратят уродливую женщину в хорошенькую, но хорошенькую сделают красивой, не говоря уж о руках, которые от всего этого выигрывают. Руки женщины, чтобы остаться красивыми, должны быть праздными. — XI
А что ваше высокопреосвященство сделали с этим человеком? <…>
— Сделал с ним всё, что можно было с ним сделать. Я сделал из него шпиона, и он будет следить за собственной женой. — XIV
Тысяча чертей! — воскликнул Портос. — С каких это пор мушкетёрам предоставляется отпуск, о котором они не просили?
— С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них. — XIX
За три секунды д'Артаньян трижды ранил [графа де Варда], при каждом ударе приговаривая:
— Вот это за Атоса! Вот это за Портоса! Вот это за Арамиса! — XX
— Весьма сожалею, сударь, но я прибыл первым и не пройду вторым.
— Весьма сожалею, сударь, но я прибыл вторым, а пройду первым. — XX
— Мы говорим: «Горд, как шотландец», — вполголоса произнёс герцог.
— А мы говорим: «Горд, как гасконец», — ответил Д’Артаньян. — Гасконцы — это французские шотландцы. — XXI
После награды за преданность должна была прийти награда за любовь. — XXIII
У пистолей, молодой человек, нет имени, а у этого перстня имя есть, страшное имя, которое может погубить того, кто носит его на пальце. — XXIII
Когда я счастлив, мне хочется, чтобы были счастливы все кругом, но, по-видимому, это невозможно. — XXIV, вероятно, неоригинальная мысль
— Мир — это склеп, и ничего больше. — XXVI
Oн только улыбался, слыша латинские выражения, которыми щеголял Арамис и которые якобы понимал Портос; два или три раза, когда Арамис допускал какую-нибудь грамматическую ошибку, ему случалось даже, к величайшему удивлению друзей, поставить глагол в нужное время, а существительное в нужный падеж. — XXVII
— Вы ранены?
— Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и всё. И никогда ещё человек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть… — XXVII
Я хочу сказать, что любовь — это лотерея, в которой выигравшему достается смерть! Поверьте мне, любезный д’Артаньян, вам очень повезло, что вы проиграли! Проигрывайте всегда — таков мой совет. — XXVII
— О, боже мой, боже! — произнёс д'Артаньян, потрясенный страшным рассказом. <…>
Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал, что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит.
— Разучилась пить молодёжь, — сказал Атос, глядя на него с сожалением, — а ведь этот ещё из лучших! — XXVII
Это моя излюбленная история о белокурой женщине, и, если я рассказываю её, значит, я мертвецки пьян. — XXVIII
Бедная курица была худа и покрыта той толстой и щетинистой кожей, которую, несмотря на все усилия, не могут пробить никакие кости; должно быть, её долго искали, пока наконец не нашли на насесте, где она спряталась, чтобы спокойно умереть от старости.
«Чёрт возьми! — подумал Портос. — Как это грустно! Я уважаю старость, но не в вареном и не в жареном виде». — II
Он привлёк Кэтти к себе. Сопротивляться было невозможно — от сопротивления всегда столько шума, — и Кэтти уступила. — III
— И правда! — сказала Кэтти, — ведь ваш сын — единственный наследник своего дяди, и до его совершеннолетия вы могли бы располагать его состоянием.
Услыхав, как это пленительное создание ставит ему в вину то, что он не убил человека, которого она на его глазах осыпала знаками дружеского расположения, — услыхав этот резкий голос, обычно с таким искусством смягчаемый в светском разговоре, д'Артаньян весь затрепетал.
— Я давно отомстила бы ему, — продолжала миледи, — если б кардинал не приказал мне щадить его, не знаю сама почему.
— Да! Зато, сударыня, вы не пощадили молоденькую жену галантерейщика, которую он любил.
— А, лавочницу с улицы Могильщиков! Да ведь он давно забыл о её существовании! Право же, это славная месть!
Лоб д’Артаньяна был покрыт холодным потом: поистине эта женщина была чудовищем. — III
Д'Артаньян распечатал письмо и прочитал следующие строки:
«Вот уже третий раз я пишу вам о том, что люблю вас. Берегитесь, как бы в четвёртый раз я не написала, что я вас ненавижу». — III
— О, вы не любите меня! — вскричала Кэтти. — Как я несчастна!
На этот упрёк есть один ответ, который всегда вводит женщин в заблуждение. Д’Артаньян ответил так, что Кэтти оказалась очень далека от истины. — III
«Обычно люди обращаются за советом, — говорил Атос, — только для того, чтобы не следовать ему, а если кто-нибудь и следует совету, то только для того, чтобы было кого упрекнуть впоследствии». — IV
Понимаю. Чтобы разыскать одну женщину, вы ухаживаете за другой: это самый длинный путь, но зато и самый приятный. — IV
Д’Артаньян смотрел поочерёдно на этих двух женщин и вынужден был признать в душе, что, создавая их, природа совершила ошибку: знатной даме она дала продажную и низкую душу, а субретке — сердце герцогини. — V
Она смотрела на часы, вставала, снова садилась и улыбалась д’Артаньяну с таким видом, который говорил: «Вы, конечно, очень милы, но будете просто очаровательны, если уйдёте!» — V
Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы. — V
— Такие женщины, как я, не плачут, — сказала миледи. — VI
— Итак… — ответил д’Артаньян, нагибаясь к уху Атоса и понижая голос, — итак, миледи заклеймена на плече цветком лилии. — VIII
— А Бастилия? — спросил Арамис.
— Подумаешь! Вы вытащите меня оттуда, — сказал д’Артаньян. — IX
— Так вы богаты? — удивился Арамис.
— Богат, богат, как Крез, дорогой мой! — И д’Артаньян забренчал в кармане остатками своих пистолей. — IX
Четыре товарища пустились в путь: Атос на лошади, которой он был обязан своей жене, Арамис — любовнице, Портос — прокурорше, а д’Артаньян — своей удаче, лучшей из всех любовниц. — IX
— Хватит, хватит! — сказал кардинал. <…> — И всё же я дам вам один совет: берегитесь, господин д’Артаньян, ибо с той минуты, как вы лишитесь моего покровительства, никто не даст за вашу жизнь и гроша! — IX
В таком случае я скажу вашему высокопреосвященству, что все мои друзья находятся среди мушкетёров и гвардейцев короля, а враги, по какой-то непонятной роковой случайности, служат вашему высокопреосвященству, так что меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение, ваша светлость. — X
Атос глубоко задумался и ничего не ответил. Однако, когда они остались вдвоём, он сказал другу:
— Вы сделали то, что должны были сделать, д’Артаньян, но быть может, вы совершили oшибку.
Д’Артаньян вздохнул, ибо этот голос отвечал тайному голосу его сердца, говорившему, что его ждут большие несчастья. — X
— Атос, Атос, уверяю вас, это ваша жена! — повторял д’Артаньян. — Неужели вы забыли, как сходятся все приметы?
— И все-таки я думаю, что та, другая, умерла. Я так хорошо повесил её… — XII
— Я только временно состою в мушкетёрах, — со смирением сказал Арамис.
— По-видимому, он давно не получал известий от своей любовницы, — прошептал Атос. — Не обращайте внимания, это нам уже знакомо. — XII
— Исповедуйтесь мне — ведь вам известно, что я имею право отпускать грехи.
— Я, ваша светлость, — сказал Атос, — даже и не прикоснулся к шпаге я просто взял своего противника в охапку и вышвырнул его в окно… Кажется, при падении, — продолжал Атос с некоторым колебанием, — он сломал себе ногу.
— Ага! — произнес кардинал. — А вы, господин Портос?
— Я, ваша светлость, знаю, что дуэли запрещены, поэтому я схватил скамью и нанес одному из этих разбойников удар, который, надо думать, разбил ему плечо.
— Так… — сказал кардинал. — А вы, господин Арамис?
— У меня, ваша светлость, самый безобидный нрав, и к тому же я собираюсь постричься в монахи, что, быть может, неизвестно вашему высокопреосвященству. Поэтому я всячески удерживал моих товарищей, как вдруг один из этих негодяев нанес мне предательский удар шпагой в левую руку. Тут мое терпение истощилось, я тоже выхватил шпагу, и когда он снова бросился на меня, то мне показалось, что он наткнулся на острие всем телом. Не знаю точно, так ли это, но твердо помню, что он упал, и, кажется, его унесли вместе с двумя остальными. — XIII
Открыто и честно… — повторила миледи с едва уловимым оттенком двусмысленности. — XIV
— Если он будет упорствовать… — Кардинал сделал паузу, потом снова заговорил: — Если он будет упорствовать, тогда я буду надеяться на одно из тех событий, которые изменяют лицо государства. — XIV
— Да, ад воскресил вас, — продолжал Атос, — ад сделал вас богатой, ад дал вам другое имя, ад почти до неузнаваемости изменил ваше лицо, но он не смыл ни грязи с вашей души, ни клейма с вашего тела! — XV
— А теперь… — сказал Атос <…>, — теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь! — XV
— Но раз она попалась тебе в руки, почему ты её не утопил, не задушил, почему не повесил? — спросил Портос. — Ведь мёртвые не возвращаются обратно.
— Вы так думаете, Портос? — заметил Атос с мрачной улыбкой. — XVII
— А знамя, чёрт побери! Нельзя оставлять знамя неприятелю, даже если это просто салфетка. — XVII
Атос нашел подходящее название: семейное дело. Семейное дело не подлежало ведению кардинала; семейное дело никого не касалось; семейным делом можно было заниматься на виду у всех. — XVIII
Эти три «да» были произнесены Атосом, и каждое последующее звучало мрачнее предыдущего. — XVIII
И д’Артаньян бросил мешок на стол. При звоне золота Арамис поднял глаза, Портос вздрогнул, Атос же остался невозмутимым. — XVIII
Теперь остаётся только надписать на этом письме адрес. — Это очень легко, — сказал Арамис. Он кокетливо сложил письмо и надписал: «Девице Мишон, белошвейке в Туре». — XVIII
— Эх, господа, надо принимать во внимание все случайности! Жизнь — это чётки, составленные из мелких невзгод, и философ, смеясь, перебирает их. Будьте, подобно мне, философами, господа, садитесь за стол, и давайте выпьем: никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. — XVIII
— Право, этот человек очень неосторожно поступает, разговаривая так с мужчинами. Можно подумать, что ему приходилось иметь дело только с женщинами и детьми. — XXI
Бросьте жертву в пасть Ваала,
Киньте мученицу львам
Отомстит Всевышний вам.
Я из бездн к нему воззвала. — XXV
«Любезный кузен! Вот вам разрешение моей сестры взять нашу юную служанку из Бетюнского монастыря, воздух которого, по вашему мнению, вреден для неё». — XXX
— Если бы вы имели дело только с четырьмя мужчинами, д’Артаньян, я отпустил бы вас одного. Вы же будете иметь дело с этой женщиной — так поедем вчетвером, и дай бог, чтобы всех нас, да ещё с четырьмя слугами в придачу, оказалось достаточно! — XXX
— Засвидетельствуйте моё почтение кардиналу.
— А вы — мое почтение сатане. — Миледи и Рошфор обменялись улыбками и расстались. — XXXII
— Мне думается, однако, — заметил лорд Винтер, — что если нужно принять какие-нибудь меры против графини, то это моё дело: она моя невестка.
— И моё, — сказал Атос, — она моя жена. — XXXIII
— Лилльский палач! Лилльский палач! — выкрикивала миледи, обезумев от страха и цепляясь руками за стену, чтобы не упасть. — XXXV
Печальное зрелище представляли эти шесть человек, ехавшие молча, погруженные в свои мысли, мрачные, как само отчаяние, грозные, как само возмездие. — XXXIV
Атос поднял руку.
— Шарлотта Баксон, графиня де Ла Фер, леди Винтер, — произнес он, — ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и бога на небе. Если вы знаете какую-нибудь молитву, прочитайте её, ибо вы осуждены и умрёте. — XXXV
— Потому что я не хочу умирать! — воскликнула миледи, пытаясь вырваться из рук палача. — Потому что я слишком молода, чтобы умереть!
— Женщина, которую вы отравили в Бетюне, была ещё моложе вас, сударыня, и, однако, она умерла, — сказал д’Артаньян.
— Я поступлю в монастырь, я сделаюсь монахиней… — продолжала миледи. — Вы уже были в монастыре, — возразил палач, — и ушли оттуда, чтобы погубить моего брата. — XXXVI
— Я прощаю вам, — сказал он, — все зло, которое вы мне причинили. Я прощаю вам мою разбитую жизнь, прощаю вам мою утраченную честь, мою поруганную любовь и мою душу, навеки погубленную тем отчаянием, в которое вы меня повергли! Умрите с миром! — XXXVI
Друг мой, для Атоса это слишком много, для графа де Ла Фер, — слишком мало. — XXXVI
В. С. Вальдман (ч. I, гл. I-XXI), Д. Г. Лившиц (ч. I, гл. XXII-ХХХ; ч. II, гл. I-XXI), К. А. Ксанина (ч. II, гл. XIV-ХХХVI), до 1951
Следующая цитата
Содержание
— О, увеличенная… печень, печень… увеличенная… селезёночка… Аритмия… Замечательно! Какая прелесть!
— Где Чёрный Пёс?
— Успокойтесь! Здесь нет никаких собак.
А ты ожидал увидеть здесь епископа?
Билли! Разве ты не узнаёшь меня, Билли? Не узнаёшь своего старого товарища?
— Где карта, Билли? Нам нужна карта…
— Какая карта?! У меня нет никакой карты!
— Где карта?!
— У меня нет никакой карты!… Нет! Нет! Не дам. А… а… а… ПЧХИ.
— К чёрту дверь!
— Есть, сэр.
— Да, капитан, вы были правы. Признаю себя ослом и жду ваших распоряжений.
— Я такой же осёл, как и вы, сэр!
— Капитан, перехитрил вас Джон Сильвер! Он замечательный человек!
— Он был бы ещё замечательнее, если б болтался на рее!
— Сколько же на корабле верных нам людей?
— Нас семеро! Вместе с Джимом!
— Ха-ха-ха-ха! Против девятнадцати.
— Я буду драться за двоих! Нет, за четверых! За двенадцать! За три… з-з-за… Разрешите идти, сэр, выполнять долг?! (пауза) Есть, сэр! Кру-гом! Шагом марш! Ать-два, ать-два, ать-два, ать-два…
— Прошу прощенья, сэр, вы в последнее время стали часто нарушать наши обычаи. Команда имеет право собраться и поговорить!
— Согласно обычаю.
— На сходку!
— Таков закон. Ха-ха-ха…
Джимми Гоккинс. Очень, очень хороший и вежливый мальчик. Скромен, добр и правдив. Слушает маму и каждое утро делает зарядку. Характер [очень] мягкий.
Доктор Ливси. Очень хороший и весёлый человек. Характер общительный. Не женат.
Сквайр Трелони. Туп, жаден, прожорлив, надменен, трусоват и ленив. Характер отсутствует. Не женат.
Капитан Смоллетт. Старый моряк и солдат. Любит говорить всем правду в глаза, отчего и страдает. Характер прескверный. Не женат.
Билли Бонс, он же «Капитан». Обладатель карты Острова Сокровищ, из-за которой всё и началось. Много пьёт и всегда простужен. Характер скверный. Не женат.
Джон Сильвер, он же «Окорок», он же «Одноногий». Самый страшный пират, но притворяется добрым, что, впрочем, ему удаётся. Характер скрытный. Не женат.
Чёрный Пёс. Друг Флинта. Охотится за картой Острова Сокровищ. Характер скрытный. Не женат.
Слепой Пью. Тоже старый пират и друг капитана Флинта. Хитёр и жаден. Ради денег пойдёт на всё. Характер мерзкий. Не женат.
Бен Ганн. В детстве был благовоспитанным мальчиком, но начал играть в орлянку, связался с пиратами и покатился… Характер мягкий. Не женат.
Вот ваш друг… Билли…
Сквайр — самый щедрый человек на всем свете.
Не скажете ли бедному слепому человеку, потерявшему драгоценное зрение во имя храброй защиты своей родины Англии, в какой местности он находится?
Я не вижу тебя, но слышу, как дрожат твои пальцы.
Жаль, что я не выколол ему глаза.
Дерк, Джони, Чёрный Пёс! Вы не оставите в беде старого Пью?
Через час те из вас, кто останется в живых, будут завидовать, хе-хе, мёртвым.
Одни боялись Пью, другие — Билли Бонса, а меня… хе-хе… боялся сам Флинт.
Я не желаю быть капитаном таких дураков!
Хэндс, твоя башка очень недорого стоит, потому что в ней никогда не было мозгов. Не торопись!!
Вот что, сэр! Буду говорить с вами откровенно! Мне не нравится эта экспедиция! Мне не нравятся эти матросы! И вообще… что. Да! Нет! Мне вообще ничего не нравится, сэр!
Хоть я и капитан, но я не спрашиваю о цели нашей экспедиции. Однако! Даже самый последний матрос знает, что мы едем искать сокровища. Не нравится мне всё это! Сэр!
Дьявол! Прошло уже больше часа! Становится скучновато.
Вы крепко сели на мель, Сильвер!
Пушка… Они заряжают пушку… Зачем. А!! Они будут стрелять!! Прибавить ходу!
Вперёд, в рукопашную!
Отдать кормовые и носовые. Поднять якорь! Гафеля-гарделя, топсель-шкота, перетяжка. П-паруса па-а-а-адняять. Полный. Что? А, да!! Полный вперёд.
Спустить флаг?! Гордый морской обычай не позволяет спускать флаг во время сражения! Никогда!
Ладно, попытаемся спасти эту трижды никому не нужную жизнь.
Слово «ром» и слово «смерть» для вас означают одно и то же.
Так это же карта капитана Флинта!
Сруб с корабля не виден. Они целятся в наш флаг. Его надо спустить.
Увеличена… печень увеличена, замечательно… зубки гниловатые… многих не хватает… Ребята! Вы слишком много курите! С такой одышкой вам не пробежать и ста ярдов. Запомните: курение вредно для здоровья!
Все герои данной драмы,
От флибустьера и до магистра наук,
Сойдутся на краю вот этой ямы,
Где Флинт зарыл с пиастрами сундук.
Начнётся всё со старой карты,
В итоге кое-кто не соберет костей,
А островок, что мог бы быть курортом,
Объектом станет дьявольских страстей!
Припев:
«Остров сокровищ»…
Книжку про пиратов написал когда-то…
«Остров сокровищ»…
Роберт Льюис Стивенсон.
«Остров сокровищ»…
Здесь, что ни страница — мрачные всё лица,
Луидоров и пиастров звон.
муз: В.Быстряков
сл: Н.Олев, А.Балагин
Припев:
Деньги-деньги, дребеденьги,
Позабыв покой и лень.
Делает деньги, делает деньги,
А остальное всё дребедень,
А остальное всё дре-бе-бедень.
(Дальше что было?)
Здесь пенни, там шиллинг,
А где-нибудь фунт.
(Большие деньги…)
Стал Бобби мошенник,
Мошенник и плут, —
(Почему мошенник и плут?)
Скопил целый пуд.
(А-а-а, молодец…)
Но в том-то и дело,
Что он не один,
(Почему. )
Кто больше всех
Деньги на свете любил —
(Наш человек, наш…)
Боб это забыл.
Каждый лишний градус
Будет вам не в радость,
Вашему здоровью вреден каждый тост!
(«Простите, не цветёт, как роза,
Печень от цирроза?»)
Да! И от склероза лишь тупеет мозг!
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо! И бутылка рома!
Пей, и дьявол тебя доведёт до конца!
Йо-хо-хо! И бутылка рома!
Пей, и дьявол тебя доведёт до конца!
Йо-хо-хо! И бутылка рома!
(смех, фальцетом) И бутылка рома!
Утром встав с постели,
Лучше взять гантели —
И любая ноша будет вам как пух!
Нету лучше в мире
Полновесной гири,
И в здоровом теле здоровее дух!
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо! И бутылка рома!
Пей. И дьявол тебя доведёт до конца!
Йо-хо-хо! И бутылка рома!
Пей, и дьявол тебя доведёт до конца!
Йо-хо-хо! И бутылка рома!
Если хотите, поспорьте,
Но я скажу, наконец,
Кто себя выразил в спорте,
Тот молодец, тот молодец!
Бегать, скакать, кувыркаться
Каждый обязан уметь.
Нужно лишь только собраться
И захотеть, и захотеть!
Припев:
Соблюдает дня режим
Джим,
Знает, спорт необходим,
Джим.
Даже опытный пират
Будет в схватке с ним не рад,
Потому что пьёт пират,
Потому что пьёт пират,
Потому что пьёт пират,
Потому что пьёт пират,
Потому что пьёт пират
Джин!
Тренинг хорош постоянством.
Ну и, конечно, пират
С систематическим пьянством
Спорту не рад, спорту не рад!
В спорте основа успеха —
Стойкость и трезвый расчёт.
Тысячекратное эхо нам подпоёт.
Шанс!
Он — не получка, не аванс,
Он выпадает только раз.
Фортуна в дверь стучит, а вас
Дома нет!
Шанс!
Его так просто упустить,
Но легче локоть укусить,
Чем новый шанс заполучить!
Припев:
И приносят
Чёрную метку, чёрную метку
Мне!
Шанс…
Чёрная метка, чёртова метка…
Нет.
Шанс!
И вот, когда вы в двух шагах
От груды сказочных богатств,
Он говорит вам: «Хе-хе-хе, Бог подаст!».
Хитрый шанс!
Шанс!
Он подбирал вам экипаж,
Он с вами шёл на абордаж,
И от осечки он берёг
Ваш мушкет.
Шанс!
Один лишь раз осечку дав,
Теперь вы — кролик, он — удав,
А у удава мрачный нрав!
Шанс!
Он нажимал на ваш курок,
Он набивал ваш кошелёк,
И от осечки он берёг
Ваш мушкет.
Шанс!
И вот, когда вы в двух шагах
От груды сказочных богатств,
Он говорит вам: «Бог подаст…»
Был пиратом жадный Билли —
Правда, Билли не любили
Ни матросы, ни пираты,
Ни детишки, ни родня.
Да. И не мог умерить Билли
Аппетиты крокодильи,
И, чтоб Билли не побили,
Просто не было ни дня.
Женщин Билли сторонился,
Не встречался, не женился.
Из-за жадности ни разу
Не влюблялся, не страдал.
За конфеты и за астры
Не желал платить пиастры.
Заработал язву, астму,
А затем концы отдал.
Раз, два, три, четыре, пять,
Жадный век от века.
Раз, два, три, четыре, пять,
Нравственный калека!
Раз, два, три, четыре, пять,
Если жадным будешь,
Раз, два, три, четыре, пять,
Сам себя погубишь.
Сам себя погубишь.
Сам себя погубишь.
Набейте сундуки и брюхо,
Но всё равно в конце концов
С косой появится старуха
И загребет к себе гребцов.
Колумб, который Христофор, не ведал, что творил,
Немало утекло с тех пор в дым сизый наших сил.
Нам слаще аромата роз табачный перегар,
А в дыме том: инфаркт, склероз, рак лёгких и катар.
До конца всего осталось
Несколько минут,
И меня — какая жалость! —
Видно, не убьют.
Не болтаться мне на рее,
Не пойти на дно…
Припев:
Фортуна! Лотерея!
Фортуна! Лотерея!
В жизни и в кино,
В жизни и в кино,
В жизни и в кино (и в кино…)
В жизни как в кино?
Вроде как в кино,
Но не как в кино!
Потому так любит зритель
Этот дивный жанр —
Наш душевный исцелитель
И бальзам для ран.
Распахнёт иллюзий фея
В мир чудес окно.
Я кричу тем немногим,
Кто земные тревоги
На спасительный остров
Решил променять:
Лучше быть одноногим,
Чем быть одиноким,
Когда скучно и грустно,
И некому руку пожать.
Лучше быть одноногим,
Чем быть (эх…) одиноким,
Когда скучно и грустно,
И некому руку пожать.
Следующая цитата
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 221
- КНИГИ 653 863
- СЕРИИ 25 022
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 310
где устанавливается, что в героях повести, которую мы будем иметь честь рассказать нашим читателям, нет ничего мифологического, хотя имена их и оканчиваются на «ос» и «ис»
Но, как известно, прихотливый ум писателя иной раз волнует то, чего не замечают широкие круги читателей. Восхищаясь, как, без сомнения, будут восхищаться и другие, уже отмеченными здесь достоинствами мемуаров, мы были, однако, больше всего поражены одним обстоятельством, на которое никто до нас, наверное, не обратил ни малейшего внимания.
Д’Артаньян рассказывает, что, когда он впервые явился к капитану королевских мушкетеров г-ну де Тревилю, он встретил в его приемной трех молодых людей, служивших в том прославленном полку, куда сам он добивался чести быть зачисленным, и что их звали Атос, Портос и Арамис.
Признаемся, чуждые нашему слуху имена поразили нас, и нам сразу пришло на ум, что это всего лишь псевдонимы, под которыми д’Артаньян скрыл имена, быть может знаменитые, если только носители этих прозвищ не выбрали их сами в тот день, когда из прихоти, с досады или же по бедности они надели простой мушкетерский плащ.
С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен, возбудивших в нас живейшее любопытство.
Один только перечень книг, прочитанных нами с этой целью, составил бы целую главу, что, пожалуй, было бы очень поучительно, но вряд ли занимательно для наших читателей. Поэтому мы только скажем им, что в ту минуту, когда, упав духом от столь длительных и бесплодных усилий, мы уже решили бросить наши изыскания, мы нашли наконец, руководствуясь советами нашего знаменитого и ученого друга Полена Париса, рукопись in-folio, помеченную № 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную: «Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV».
Можно представить себе, как велика была наша радость, когда, перелистывая эту рукопись, нашу последнюю надежду, мы обнаружили на двадцатой странице имя Атоса, на двадцать седьмой – имя Портоса, а на тридцать первой – имя Арамиса.
Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если нам не удастся – что весьма вероятно – быть принятыми во Французскую Академию со своим собственным.
Такое разрешение, считаем своим долгом сказать это, было нам любезно дано, что мы и отмечаем здесь, дабы гласно уличить во лжи недоброжелателей, утверждающих, будто правительство, при котором мы живем, не очень-то расположено к литераторам.
Мы предлагаем сейчас вниманию наших читателей первую часть этой драгоценной рукописи, восстановив подобающее ей заглавие, и обязуемся, если эта первая часть будет иметь тот успех, которого она заслуживает и в котором мы не сомневаемся, немедленно опубликовать и вторую.
А пока что, так как восприемник является вторым отцом, мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия или скуки.
Установив это, мы переходим к нашему повествованию.
Перевод В. С. Вальдман (гл. I–XXI) и Д. Г. Лившиц (гл. XXII–XXX)
I. Три дара г-на д’Артаньяна-отца
В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе»,[7] было объято таким волнением, словно гугеноты[8] собирались превратить его во вторую Ла-Рошель.[9] Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мушкетом, кто бердышом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Вольный Мельник», перед которой собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.
В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной город не мог занести в свои летописи подобное событие. Знатные господа сражались друг с другом; король воевал с кардиналом; испанцы вели войну с королем. Но, кроме этой борьбы – то глухой, то явной, то тайной, то открытой, – были еще и нищие, и гугеноты, бродяги и слуги, воевавшие со всеми. Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко – против владетельных вельмож, время от времени – против короля, но против кардинала или испанцев – никогда. Именно в силу этой закоренелой привычки в вышеупомянутый первый понедельник апреля 1625 года горожане, услышав шум и не узрев ни желто-красных значков, ни ливрей слуг герцога Ришелье, устремились к гостинице «Вольный Мельник».
И только там для всех стала ясна причина суматохи.
Молодой человек… Постараемся набросать его портрет: представьте себе Дон-Кихота в восемнадцать лет, Дон-Кихота без доспехов, без лат и набедренников, в шерстяной куртке, синий цвет которой приобрел оттенок, средний между рыжим и небесно-голубым. Продолговатое смуглое лицо; выдающиеся скулы – признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые – неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить гасконца,[10] даже если на нем нет берета, – а молодой человек был в берете, украшенном подобием пера; взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины. Неопытный человек мог бы принять его за пустившегося в путь фермерского сына, если бы не длинная шпага на кожаной портупее, бившаяся о ноги своего владельца, когда он шел пешком, и ерошившая гриву его коня, когда он ехал верхом.
Ибо у нашего молодого человека был конь, и даже столь замечательный, что он и впрямь был всеми замечен. Это был беарнский[11] мерин лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками. Конь этот, хоть и трусил, опустив морду ниже колен, что освобождало всадника от необходимости натягивать мундштук, все же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье. Эти качества коня были, к несчастью, настолько заслонены его нескладным видом и странной окраской, что в те годы, когда все знали толк в лошадях, появление вышеупомянутого беарнского мерина в Менге, куда он вступил с четверть часа назад через ворота Божанси, произвело столь неблагоприятное впечатление, что набросило тень и на самого всадника.
Людовик XIV (1638–1715) – французский король с 1643 г. (Легенда приписывает Людовику XIV изречение: «Государство – это я»).
Следующая цитата
. И мы забываем, что нас чуть не убили сегодня, в предчувствии, что нас убьют завтра.
Добавил Николас Альмагро 10.10.14- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Ты нам, сукин сын, позавидовал, что нас в армии кормили и одевали? А то, что нас в армии убивали, ты забыл?
Добавил(а) Аноним 07.04.17- Скопировать
- Сообщить об ошибке
— Я из Москвы. Ваш коллега. Заведую 83-м детсадом.
— Так.
— Нас четверо.
— И все заведующие?
— Вроде.
Читайте также: