Шутка в музыке это

Обновлено: 04.11.2024

В ней можно услышать пение птиц и шелест листвы, шепот волн и порывы ветра, капли дождя и восход солнца. (Назвать или озвучить фрагменты произведений: Глинка «Жаво­ронок», Алябьев «Соловей», Чайковский «Март» («Песня жаворонка»), Шуберт «Липа», Лист «Гроза», Косенко «Дождик», Григ «Утро», Гайдн.Симфония «Утро».1 ч.- по выбору).

Музыка рассказывает о красоте родной земли и позволяет совершать увлекательные путешествия в дальние страны. Вспомним «Арагонскую хоту» Глинки, «Венгерские рапсодии» Листа, «Песни венецианского гондольера» Мендельсона, образы Норвегии в халлингах Грига, образы Польши — в мазурках и полонезах Шопена, кавказские ритмы в музыке Хачатуряна.

В произведениях композиторов можно услышать отголоски реальной повседневной жизни: шум города, гудки паровоза, звуки заводских цехов (Свиридов. Сюита «Время, вперед», Онеггер. «Пасифик 231», Мосолов. «Завод»). Другие сочинения помогают пере­нестись в далекое историческое прошлое. Таковы: «Богатырская симфония» Бородина, «Богатырские ворота» из цикла «Картинки с выставки» Мусоргского, опера «Садко» Римского-Корсакова, прелюдии Дебюсси «Дельфийские танцовщицы» и «Затонувший собор».
Слушая классическую музыку, любители сказок и фантастики встретят множество знакомых героев и персонажей: Золушка из балета Прокофьева, Щелкунчик из балета Чайковского, Храбрый витязь Руслан и карлик Черномор из оперы Глинки, гномы и кобольды из пьес Грига, Баба-Яга в произведениях Мусоргского и Лядова, Дед Мороз в пьесе Шумана и опере Римского-Корсакова «Снегурочка», Шехеразада – в музыке Шумана, Равеля и Римского-Корсакова.

Мечты и грезы, надежды и стремления, радость и отчаяние человека находят выражение в музыкальных звуках.

А может ли музыка быть веселой? Передавать шутку, юмор, иронию? Дарить нам улыбку и смех? Конечно, да! Хотя до сих пор некоторые люди думают, что классическая музыка - это что-то скучное, грустное, слишком серьезное и непонятное. Уверяю вас, что это совсем не так! И сегодня нас ждет экскурсия в мир музыкального смеха.

Оглянитесь вокруг. Мы видим портреты мастеров комедийного жанра в литературе раз­личных эпох и национальных культур. Создатель древнегреческой комедии – Аристофан (VI–V вв. до н.э.), У.Шекспир, Лопе де Вега, Мольер (XVI–XVII век), Бомарше, Гоцци, Шеридан, Фонвизин – XVIII в., Грибоедов, Гоголь, Островский, О.Уайльд, Б. Шоу – XIX век.
А сколько улыбок дарит нам изобразительное искусство в портретах и рисунках, иллюстрациях, шаржах, карикатурах (репродукции и альбомы).

Можно ли представить, что композиторы стояли в стороне от образов веселья и хорошего настроения? Ведь даже на портретах многие композиторы смотрят на нас с улыбкой (Вивальди, Бах, Глюк, Гайдн. Равель, Стравинский, Прокофьев, Бриттен).

Целая группа музыкальных произведений уже своими названиями располагает нас к улыбке: «Шутка» Баха и «Музыкальная шутка» Моцарта, «Сарказмы» Прокофьева, «Озорные частушки» Щедрина, «Прибаутки, «Кошачьи колыбельные песни» и «Цирко­вая полька для молодого слона» Стравинского, «Юморески» Шумана, Грига, Дворжака, Рахманинова, Щедрина и многих других.

Итак, решено. Мы стараемся постичь условности различных жанров и стилей, особенности их средств выразительности. Вместе с поэтом В. Хлебниковым мы совершаем «Заклятие смехом» и под звуки «Попутной песни» М.И.Глинки отправляемся путешествовать в Мир Музыкального Юмора!

О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно.
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищь надсмеяльных – смех усмейных смехачей!
О, смейся рассмеяльно, смех надсмейньгх смеячей!
Смейево, смейево.
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи! (В.Хлебников)

Дым столбом, кипит, дымится пароход.
Пестрота, разгул, волненье, ожиданье, нетерпенье.
Веселится и ликует весь народ,
И быстрее, шибче воли поезд мчится в чистом поле. (Н. Кукольник)

Музыкальная фонограмма. Работа со шкалой времени и географической картой.

Фантастически быстро переместившись во времени и пространстве, мы выходим на первой остановке. Слышна итальянская речь. Судя по прическам и костюмам – мы в XVII веке. Это не Рим, не Венеция, не Флоренция. Это город Болонья. Город, в котором жил и работал монах, органист, теоретик, композитор Адриано Банкьери (1567 – 1634). Видимо это был очень энергичный и веселый человек. В свободное от игры на органе в церкви время, в перерывах между написанием учебников и трактатов он сочинял мадригальные комедии. В этих комедиях он был автором и литературного текста, и музыки. Среди них: «Старческое сумасбродство» (1698), «Музыкальная смесь» (1603), «Юношеское благоразу­мие» (1607). «Представление на Масленицу» (1608).

В «Представлении на Масленицу» 20 музыкальных номеров, исполняемых вокальным ансамблем с инструментальным сопровождением. Это веселый карнавал, где встречаются персонажи комедии дель-арте, различные маски, звучат шутовские песенки, забавные скороговорки.

А знаете ли вы, что такое мадригал? Это светская песня эпохи Возрождения, XIV– XVII вв. Её исполнял ансамбль из 2, 3, иногда 5 голосов. Текст звучал на родном языке,в отличие от церковных произведений, для которых была характерна латынь.

В мадригале № 12 5 исполнителей. Четырех из них мы легко узнаем во время слушания. Каждый из них будет петь на своем языке, но мы легко их поймем. А пятый пытается продемонстрировать свою мнимую ученость. Он важно поет хоральную мелодию, исполь­зуя латинский текст, в котором, увы, нет смысла. (Фонограмма).

Итак, мы верно определили большинство участников ансамбля. Это кот, пёс, кукушка и сова. А пятый, считающий себя самым ученым, участник беседы – осёл. Исполнители забавно подражали голосам животных и птиц. А осёл повеселил публику игрой в образованность. Маски животных, характерные для жанра басни, создают здесь аллегорию и позволяют сделать какие-то выводы. Как, например, в стихотворении Г.Р. Державина «Вельможа»:

Осёл останется ослом,
Хотя осыпь его звездами:
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.
О! тщетно счастия рука,
Против естественного чина,
Безумца рядит в господина
Или в шумиху дурака.

Так итальянская музыка XVII века и русская литература XVIII века неожиданно приводят нас к мысли, что от смешного до серьезного – один шаг.

А мы снова отправляемся в путь и через короткий промежуток времени попадаем в Германию первой половины XVIII века. Здесь, в городе Лейпциге живет очень трудолюби­вый, очень энергичный, очень веселый органист, клавесинист, дирижер, педагог по фамилии Ручей. Правда, Ручей – это в переводе на русский язык. А вообще-то его все знают по фамилии Бах.

Как?! – воскликнете вы. Бах – известный композитор, который писал медленные ученые фуги. Да. Но при этом он написал около 20 сюит, в которых чередуются различ­ные танцы! А «Шутка» из его оркестровой сюиты по сей день никого не оставляет равнодушным и дарит нам улыбку. Такую же добрую, как у И.С. Баха на этом портре­те. (Фонограмма).

В семье И.С.Баха росли сыновья и дочери. К нему в дом приходили талантливые ученики. Он любил общаться с молодежью и знал их интересы. В Лейпциге Бах создал множество кантат (вокально-инструментальных произведений, где чередовались арии, речитативы, ансамбли и хоры). Это были произведения на религиозные и светские тексты. Среди последней группы мягким юмором, живостью характеров, чертами театральности выделяется «Кофейная кантата». Она написана для трех солистов (сопрано, тенор, бас) и струнного оркестра с флейтой. В кантате 10 номеров. Слушая их, мы становимся свидете­лями забавной семейно-бытовой сценки: ворчливый папаша Шлендриан переживает из-за непослушания дочери Лизхен, которой он запрещает пить кофе. А она так любит этот на­питок, что посвящает ему целую арию. Лизхен придумывает благополучное решение этой «проблемы» и завершает кантату дружный веселый ансамбль.

А мы послушаем арию Лизхен «Ах, как вкусен сладкий кофе». Она звучит в движении менуэта – танца, популярного в XVIII веке. Серебристое звучание сопрано перекликается с мелодией флейты. Возгласы «Кофе, кофе!» повторяются много раз, вызывая улыбку слушателей. (Фонограмма)

Оставим Лизхен лакомиться её любимым напитком и направимся дальше. Посмотрим на шкалу времени, географическую карту м рисунки с видами города. Мы – в Вене послед­них десятилетий XVIII века. В этот период здесь жили и работали многие известные компози­торы: Глюк, Гайдн, Моцарт, Сальери (показ портретов).

Творчество В.А.Моцарта поражает многоплановостью, мастерством передачи различ­ных образов и характеров, контрастами и сопоставлениями лирического, комического, драматического и философского в произведениях разных жанров. Ведь и в характере самого композитора сочетались общая жизнерадостность, общительность, дружелюбие с обост­ренным чувством собственного достоинства, эмоциональной ранимостью, резким неприя­тием чужой тупости и ограниченности.

В 1787 году Моцарт написал оригинальный камерный ансамбль для струнного квартета и двух валторн и назвал его «Музыкальная шутка». В каждой из четырех частей этого цикла встречаются забавные эпизоды с пародированием творческой безликости само­уверенного композитора – дилетанта и игры неумелых исполнителей.

Вторая часть – менуэт – открывается монументальными аккордами в пунктирном ритме. Утрированная важность и торжественность музыки вызывает улыбку. Вспоминаются ко­мические рассуждения учителя танцев из пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве»: «Все людские невзгоды, все злоключения, коими полна история, оплошности государст­венных деятелей, ошибки великих полководцев – все это проистекает единственно от неумения танцевать.

Когда человек поступает не так, как должно, будь то просто отец семейства, или же государственный деятель, или же военачальник, про него обыкновенно говорят, что он сделал неверный шаг, не правда ли?

А чем еще может быть вызван неверный шаг, как не умением танцевать?».

Серьезность, невозмутимость, основательность, рассудительность, нарочитая важность заключены в первой теме менуэта.

Разгар веселья наступает в середине экспозиции, когда после энергичных триольных мотивов струнных дуэт валторн с непревзойденной фальшью исполняет тему в характере незатейливой веселой песенки. Музыкантам никак не удается попасть на нужные ноты, возникают абсолютно непредсказуемые созвучия, но исполнители с невозмутимой серьезностью старательно продолжают играть дальше по принципу «кто в лес, кто по дрова». (Фонограмма)

В этом же городе Вене в 1790-х годах жил молодой музыкант Людвиг Ван Бетховен. Сейчас мы его знаем как автора множества новаторских произведений, в творчестве которого получили яркое воплощение драматические, героические и философские образы. 9 симфоний, 11 увертюр, 32 сонаты для фортепиано, 16 квартетов, инструментальные концерты отражают глубокие раздумья о жизни, борьбе человека с судьбой.

Однако веселые страницы тоже встречаются в его музыке. Одно из таких сочинений создано во второй половине 1790-х годов. Это фортепианное рондо-каприччио Соль мажор. «Ярость из-за потерянного гроша, излившаяся в Каприччио» – таково полное название этого опуса, являющегося его краткой программой. В статье, посвященной рондо-каприччио, немецкий композитор и музыкальный критик Р.Шуман дал следующую характеристику Бетховену: «Когда ему было весело (. ) он смеялся, как лев. И наносил удары направо и налево, ибо он во всем был неукротим».

Современные музыковеды сравнивают это рондо с развернутым комическим рассказом-сценкой, где музыка передает различные контрастные эпизоды и ситуации: начальная безмятежность, затем обнаружение пропажи, чередования надежды и волнения. Далее следуют бестолковые поиски с блужданием по тональностям и нарушениями в композиции, создающими хаос. Наконец, бешеная ярость от безрезультатного поиска. Дополнительный комический эффект создает контраст понятий «ярость» и «грош». Это гнев по самому ничтожному поводу. Вспомним выражения «буря в стакане воды», «дело не стоит выеденного яйца», «много шума из ничего» и подобные им. (Фонограмма)

Слушая рондо-каприччио, мы наблюдаем, как его герой в приступе гнева, под влиянием неконтролируемых эмоций теряет облик разумного уравновешенного человека. От звуков начальной веселой и беззаботной темы в духе польки музыка переходит к бурным пассажам. Трелям и арпеджио в низком регистре, напоминающим возмущенное рычание. И хотя это лишь музыкальная шутка, она приводит к выводу о необходимости сохранять человеческий облик в любой ситуации. «Учитесь властвовать собой».

Наше путешествие завершается.

Сегодня музыка позволила нам побывать в разных городах и странах. Вспомнить известных композиторов, послушать произведения разных жанров. В воображаемом Музее Музыкального Юмора мы познакомились лишь с некоторыми экспонатами, характерными для искусства XVII–XVIII веков. Но хочется верить, что эта экскурсия была интересной, увлекательной и полезной. И нам снова захочется обратиться к творчеству композиторов-классиков в поисках произведений, несущих радость, улыбку и хорошее настроение. До новых встреч в мире музыки!

Всё дело в названии

Иногда юмористическая идея, сознательно заложенная композитором в музыкальном произведении, проявляется не столько в музыке, сколько в названии.

Знаменитое Рондо cоль мажор (Rondo à capriccio, op. 129) Людвига ван Бетховена — стремительное, мощное и яростное, возможно, воспринималось бы совсем по-другому, если бы не авторский подзаголовок «Ярость по поводу утерянного гроша» (Die Wut über den verlorenen Groschen).

Естественно, настоящая бетховенская буря, неожиданно оказавшаяся в стакане воды, не может не вызвать у слушателя добродушную усмешку.

Особым любителем смешных названий был французский композитор Эрик Сати. В списке его произведений можно обнаружить «Вялые прелюдии для собаки» (Préludes flasques, pour un chien), «Бюрократическую сонатину» (Sonatine bureaucratique), «Изысканные вальсы пресыщенного жеманника» (Valses distinguées du précieux dégoûté) и многое другое.

Однако в самой музыке этих произведений ничего собственно смешного нет.

Следующий анекдот

Это просто убивает шутку.
Так что же, и не браться за объяснения? Нет, мы можем делать это без опаски, потому что у музыкального юмора есть одна прекрасная особенность. Обычную шутку второй раз слушать неинтересно, несмешно. А музыкальную шутку вы можете слушать как угодно часто, и каждый раз вам будет еще смешнее.
Есть много видов юмора: остроумие, сатира, пародия, карикатура, бурлеск, или просто клоунада. Все эти разные виды можно найти и в музыке. Но мы сразу должны понять самую важную вещь: музыка не может шутить ни над чем, кроме самой музыки. Композитор подсмеивается над своей музыкой или над музыкой другого композитора, но никогда не удастся ему передать в музыке шутку о слоне и мышке.
В распоряжении композитора тысячи способов сделать музыку смешной. Он может неожиданно усилить звук как раз тогда, когда вы ждете тихой музыки. Или внезапно остановиться посредине фразы. Или нарочно поставить неверную ноту, ноту, которой вы не ждете, неуместную в этом случае. Как видите, нам все (время приходится употреблять слова: "неожиданно", "неуместно", "внезапно". Это не случайно. У музыкальной шутки тот же секрет, что и у шутки обычной: в ней таится какой-то сюрприз, в ней есть какая-то несовместимость.
Самый простой способ насмешить слушателей – подражать животным или людям, передразнивать их. Музыка подражает звукам, которые мы все знаем, – жужжанию комара, или шуму поезда, или писку цыплят, или даже чиханию. Например, в сюите венгерского композитора Золтана Кодаи, которая называется "Хари Янош", можно услышать такое громкое-прегромкое чихание. Там человек медленно, захлебываясь, набирает воздух – "а-а-ап", потом взрывается – "ап-чхи!" – во все стороны.
Старый французский композитор Рамо подражал в музыке и кукушке и петуху – и кого только он не передразнивал! "Курица" Жана-Филиппа Рамо:

Настоящим мастером смешного в музыке был австрийский композитор Гайдн. В его музыке не простое подражание – она остроумна. Гайдн все время веселит слушателя внезапными паузами, его музыка неожиданно становится то громкой, то тихой; его быстрые, пробегающие мелодии напоминают шалости маленькой таксы, разыгравшейся в комнате. Шутки Гайдна очень коротки. Вы едва успеваете заметить их. Коротко и смешно – вот правила остроумия, и Гайдн хорошо знает их, эти правила. Финал его Сто второй симфонии вроде волшебного сундучка: трюки следуют один за другим, один за другим.
Отрывок из "Сто второй" симфонии Гайдна:

Теперь поговорим о другом виде юмора, о сатире. Сатира – это и пародия, и карикатура, и бурлеск. Все эти слова, грубо говоря, означают одно и то же: насмешку над чем-нибудь с помощью преувеличения.
Лучшая из всех музыкальных сатир, которые когда-либо были написаны, принадлежит композитору Сергею Прокофьеву. Это его "Классическая симфония" – настоящая драгоценность, выдающаяся имитация симфоний Гайдна. По форме это настоящий Гайдн. Только у Прокофьева сюрпризы, неожиданные усиления звука, паузы, элегантные мелодии – все преувеличено. И очень часто вкрадывается в музыку что-то очень тонкое – маленькая неверная нотка или одно слишком сильное или неожиданно слабое ударение, а затем все идет правильно, словно ничего не случилось.
Тут намек, легкий привкус очень современной музыки, который кажется несовместимым с музыкой XVIII столетия, которой подражает Прокофьев. Вот эта комбинация преувеличений и несовместимого и делает музыку Прокофьева такой смешной:

Мне кажется, это – единственное музыкальное произведение, над которым я хохотал во все горло. Я услышал симфонию Прокофьева по радио, когда мне было пятнадцать лет. Хорошо помню, что я буквально катался по полу от смеха до тех пор, пока у меня слезы не потекли. Я не знал, что это за музыка. Я никогда не слышал имени Прокофьева. Я только понимал, что это что-то очень тонкое, смешное и прекрасное. Вот что отличает истинную сатиру от простой пародии: она прекрасна. Ну вот как великая сатира в литературе – "Путешествия Гулливера". Это ведь тоже прекрасная книга, не правда ли? Пародия шутит ради того, чтобы шутить, а сатира, насмешничая, создает новое, быть может, более прекрасное, чем то, что сама высмеивает.
Мы уже говорили, что в остроумной музыке всегда есть несовместимое. Лучше всего это видно в Первой симфонии композитора Густава Малера. Вот что он сделал. Все знают старую песенку: "Братец Яков, братец Яков, спишь ли ты, спишь ли ты?" Вот она:

Малер переделал эту коротенькую веселую мелодию так, что внезапно она стала звучать мрачно и печально. Потом он сделал ее еще более мрачной и печальной, он написал ее в темпе похоронного марша! И вдобавок этот марш исполняет контрабас соло (контрабас – очень угрюмый инструмент), а затем все самые мрачные инструменты оркестра.
Конечно, это может показаться странным: забавный. похоронный марш. Но он и вправду смешной, потому что мы знаем: на самом деле это наш старый друг, веселый "Братец Яков", это он скрывается под мрачной маской.
Что может быть более несовместимо, чем веселая песенка и похоронный марш? Но эта несовместимость и делает музыку смешной:

Юмор в музыке

. Мы начали разговор о юморе в музыке с очень высоких образцов сатиры – с Гайдна, Прокофьева, Малера. Теперь давайте погрузимся в более низкие формы музыкального юмора, поговорим о пародии, карикатуре и даже о бурлеске. Бурлеск - это простая клоунада. Этот вид юмора многие из вас любят, наверно, больше всего. Он доступен каждому.
Представьте себе: идет по улице важный человек, идет с достоинством, и вдруг он поскользнулся на апельсиновой корке и – бац! – растянулся. Все, кто видит его, смеются. Почти никто не может удержаться от смеха. Почему так? Почему нам смешно, когда кто-нибудь падает?
Вот тут мы подобрались к самому главному в юморе: все шутки что-то высмеивают. Чтобы мы рассмеялись, что-то должно быть разрушено, опрокинуто – человеческое достоинство, или какая-то идея, или целый мир, или даже логика. Что-то внезапно исчезает, и обычно прежде всего исчезает смысл. Получается бессмысленность. Мы идем в цирк и видим клоуна, который сунул руку в огонь и заливает ее водой, как на пожаре. Это смешно. Мы смеемся над клоуном, потому что знаем: это только трюк, клоун вне опасности. Или мы видим маленький автомобиль, а из него один за другим выходят клоуны, еще и еще, без конца. Как они все помещались в такой маленькой машине? Это невозможно! И мы смеемся громче и громче с появлением каждого нового клоуна! Это ужасно смешно. Но над чем мы смеемся? Над логикой, над здравым смыслом: на наших глазах происходит то, чего не может быть.
Вот так и в музыке можно разрушать, опрокидывать здравый смысл, как на цирковой арене. Много лет назад это сделал Моцарт в его известной "Музыкальной шутке": в конце ее все инструменты берут пронзительно-фальшивые ноты.
Многие композиторы прибегали к этому приему. Неверные ноты всегда вызывают смех; но они должны быть поставлены рядышком с верными, чтобы прозвучать, как неправильные. Советский композитор Дмитрий Шостакович – великий мастер на такие шутки с неверными нотами. В его знаменитой польке из балета "Золотой век" много совершенно абсурдных нот; он делает их еще смешнее тем, что в оркестре играет или труба – у нее очень низкий звук, или флейта-пикколо, или ксилофон, – у них звук очень высокий. Все получается преувеличенным.
Однако неправильно думать, что юмор в симфонической музыке обязательно должен вызывать смех. Он может быть просто веселым, игривым, озорным. Обычно такой юмор мы встречаем в особой части симфонии, которая называется "скерцо". Это итальянское слово означает "шутка". Но в музыке слово "скерцо" приобрело другое значение: "игриво", "простосердечно", "с юмором". Почти в каждой симфонии есть "скерцо", обычно это третья часть симфонии. Во времена Моцарта и Гайдна (то есть в XVIII веке) третья часть была, как правило, "менуэт" – грациозный, элегантный танец. Но потом пришел Бетховен и превратил менуэт в скерцо – в веселую музыку, полную движения и энергии, полную – как и положено шутке – доброго юмора. И хотя у большинства композиторов скерцо вовсе не вызывает смеха. Эта веселая часть имеет отношение к юмору, потому что, слушая ее, вы приходите в доброе расположение духа.
А музыка для того и существует, чтобы люди были добрее.

Леонард Бернстайн

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Несмешные шутки

Подавляющее большинство музыкальных «шуток» и «юморесок» практически не имеют ничего общего с юмором в нашем понимании. Такие известные пьесы, как «Шутка» (Badinerie, из Оркестровой сюиты №2, си минор) Иоганна Баха, «Юмореска» (Humoresque, op. 101, №7) Антонина Дворжака или «Юмореска» (op. 10, №5) Сергея Рахманинова, могут вызывать восхищение, но вряд ли вызовут именно смех — даже при очень сложной цепочке культурных ассоциаций.

Эти произведения скорее своеобразные «шутки гениев», написанные легко, не вполне всерьез. К ним следует относиться с той же легкостью, но смеяться при этом вовсе необязательно.

Такой же смысл несет в себе слово «скерцо» (scherzo) в названии или в подзаголовке многих музыкальных произведений. Это слово в переводе с итальянского означает «шутка».

Первоначально скерцо было одной из частей классической симфонии, иногда заменявшей традиционный менуэт, а потом стало вполне самостоятельным музыкальным жанром. Основные формальные признаки скерцо — стремительный быстрый темп и трехчастная форма da capo.

Но в самой музыке скерцо, несмотря на его «шуточное» название, юмор присутствует далеко не всегда, как, например, в скерцо Фредерика Шопена.

Исключением являются скерцо, написанные намеренно смешно, — например, юмористическое скерцо «Кот и мышь» (The Cat and the Mouse. Scherzo Humoristique) Аарона Копленда.

Юмор в этом скерцо проявляется в звукоизобразительности — в частности, в передаче кошачьего мяуканья звуками фортепиано или в изображении стремительной погони кота за мышью.

Над чем смеются музыканты

Основной принцип юмора в музыке — такой же, как и в других искусствах: показать банальные вещи в необычном и неожиданном ракурсе либо выставить излишне официозные фигуры и лозунги в преувеличенном или искаженном виде, доведя их до абсурда или карикатурности.

Отсюда и появляются два основных объекта для музыкальных шуток: банальность, иногда принимающая вид пошлости или самодовольного невежества, и помпезный официоз во всех их проявлениях.

Следующий анекдот

Ничто человеческое композиторам не чуждо — в том числе и юмор

Ничто человеческое композиторам не чуждо — в том числе и юмор

Ничто человеческое композиторам не чуждо — в том числе и юмор.

Однако чувство юмора у них довольно своеобразное: даже анекдоты музыкантов носят профессиональный характер и часто понятны только им самим.

Над чем же смеются музыканты и можем ли мы, обычные слушатели, разделить их юмор?

Юмор для избранных

Противоположность этим шуткам — чисто музыкальный юмор, восприятие которого основано на тонких ассоциациях, заложенных композитором в музыку в надежде, что мы их поймем и оценим.

Характерный пример такого юмора — сюита «Карнавал животных» (Le carnaval des animaux) Камиля Сен-Санса с подзаголовком «Большая зоологическая фантазия» (Grande fantaisie zoologique).

Это та самая сюита, в состав которой входит знаменитый «Лебедь» (Le Cygne), который с легкой руки балетмейстера Михаила Фокина и балерины Анны Павловой стал известен в России как «Умирающий лебедь». На самом деле лебедь Сен-Санса и не думал умирать, а лишь важно и самодовольно демонстрировал свою красоту слушателям.

В 14 пьесах «Карнавала животных» композитор применял самые разнообразные юмористические приемы. Одним из них было звукоподражание, популярное у французских музыкантов еще со времен барокко: например, забавное кудахтанье и кукареканье в пьесе «Куры и петухи» (Poules et Coqs), трогательный голос «Кукушки в чаще леса» (Le coucou au fond des bois) и нарочно противные крики осла в пьесе «Персонажи с длинными ушами» (Personnages à longues oreilles) — которые мастерски изображали инструменты симфонического оркестра.

Другим юмористическим приемом этого цикла было использование мелодических, тембровых и других контекстных ассоциаций. В частности, звучание известных мелодий в необычном изложении.

Так, например, тягучая тема пьесы «Черепахи» (Tortues) на поверку оказалась замедленной версией самого знаменитого французского канкана из оперетты Жака Оффенбаха «Орфей в аду» (Orphée aux Enfers).

Или пьеса «Ископаемые» (Fossiles), в которой на протяжении около полутора минут в темпе Allegro ridicolo («насмешливое» аллегро) звучат темы из «Пляски смерти» (Danse macabre, op.40) самого Сен-Санса в изложении ксилофона, изображающего стук костей пляшущих скелетов; известной французской песенки «Ah, vous dirai-je, maman!»; а также каватины Розины из оперы Джоаккино Россини «Севильский цирюльник».

Особо ироничной получилась пьеса Сен-Санса «Пианисты» (Pianistes). Эти «страшные звери» его музыкального зоопарка изображаются при помощи двух роялей, на которых исполнители нарочито неумело, но занудно-настойчиво разыгрывают гаммы и упражнения.

Следующий анекдот

Питерские коты. Владимир Румянцев

Питерские коты. Владимир Румянцев

В честь 1 апреля вспомним несколько проявлений юмора в музыке.

«Кошачий дуэт» – легкая вокальная пьеса для двух голосов, изображающая мяуканье кошек. Гимн сильных и независимых, да и просто смешная, при этом очень музыкальная и приятная слуху композиция.

Симфония №45 Гайдна, «Прощальная» – это своеобразная музыкальная просьба о повышении жалованья.

Когда музыканты играют эту симфонию, к концу они потихоньку уходят и на сцене остаются только 2 первые скрипки.

Когда и они доигрывают, то гасят свечи и покидают сцену вслед за остальными.

Таким образом Гайдн намекнул Графу Эстерхази, что будет с оркестром, если он не поднимет музыкантам зарплату.

Тот же Гайдн изобретательно пошутил и в другой своей симфонии, №94, которая имеет подзаголовок «Сюрприз».

4′33″ Джона Кейджа – пример того, как тишина может быть музыкальной. На протяжении всего исполнения музыканты не извлекают из своих инструментов ни звука. По задумке автора главное содержание произведения в звуках, которые будут звучать во время тишины.

Знаменитый «Собачий вальс» – небольшая и незатейливая пьеса для фортепиано. Её первая часть, из-за своей лёгкости, иногда разучивается людьми, не умеющими сыграть что-либо другое. Нередко именно с собачьего вальса начинается обучение игре на фортепиано.

Вальсом в собственном смысле слова эта пьеса не является, так как исполняется в размере 2/4 или 4/4 вместо присущего вальсу размера 3/4. Несколько ближе она к другим танцам — польке или галопу.

Также существует трехдольный вариант «Собачьего вальса» (хотя он и не получил широкого распространения). Он звучит в фильмах «Джентльмены удачи», «Обыкновенный человек», «Сто дней после детства» и «Окно в Париж».

Смешить по-русски

Русская классическая музыка в целом отличается от западноевропейской повышенной философской нагрузкой. Именно поэтому ее по большей части сложно использовать в качестве фона: она слишком серьезна и заставляет себя слушать.

И даже юмор, который иногда присутствует в произведениях русских композиторов, почти никогда не бывает вполне беззаботным. Это всегда либо сатира — социальная или политическая, либо гротеск, либо смех сквозь слезы, рефлексию и самоуничижение.

Один из ярких примеров русского музыкального юмора — сатирическая песня-сценка «Раёк» Модеста Мусоргского, в которой композитор высмеял некоторых известных деятелей культуры того времени. Сделал он это так мастерски, что, по свидетельствам очевидцев, сами объекты насмешек до слез хохотали во время премьеры сочинения.

Опера другого композитора «Могучей кучки» Александра Бородина — «Богатыри», невероятно смешная сама по себе, оказалась настолько неудобной для власти, что обе попытки поставить ее — и при царском режиме, и в СССР 1930-х годов — были запрещены цензурой.

А в опере Николая Римского-Корсакова по сказке Александра Пушкина «Золотой петушок», поставленной в 1908 году, вскоре после первой русской революции, царь Додон в «муках творчества» выдавливал из себя любовное признание на мотив песенки «Чижик-Пыжик». Это было и смешно, и невероятно смело — и потому положило начало череде «эзоповых» протестов деятелей искусства против режима как явления.

В более безобидном контексте — как озорное ребячество — использовал похожий прием Дмитрий Шостакович в Первом концерте для фортепиано с оркестром (op. 35), первая часть которого начиналась с интонаций «Аппассионаты» (Сонаты для фортепиано №23 фа минор Людвига ван Бетховена) — не без намека на известную ленинскую фразу «Ничего не знаю лучше Аппассионаты».

В задорном финале Концерта цитата из Ре-мажорной сонаты Йозефа Гайдна (Hob. XVI:37) весело соседствовала с мотивами уличных песенок про «Цыпленка жареного» и «Отличные галоши».

В дальнейшем юмор Шостаковича приобрел более мрачную окраску, приблизился к гротеску и политической сатире: в его зрелых сочинениях периодически возникали ритмы еврейского танца фрейлахс или интонации грузинской песни «Сулико», напоминавшие о жертвах сталинских репрессий и о периодических гонениях на евреев в СССР.

Пародийно-сатирический характер носил и эпизод нашествия из первой части Седьмой симфонии (соч. 60) Шостаковича: нарочитая тупость и механистичность темы этого эпизода стала музыкальной карикатурой на врага, в духе шаржей кукрыниксов.

Одним из традиционных поводов для иронии у русских композиторов была тема пьянства, приобретавшая разную окраску — от карикатурного юмора в песне Александра Дюбюка «Улица, улица» до зловещего гротеска в песне пьянеющего Варлаама «Как едет Ён» из оперы Модеста Мусоргского «Борис Годунов».

Сатира социальная чаще всего жила в песнях. Например, в «Козле» Александра Даргомыжскогои «Семинаристе» Модеста Мусоргского. Ее отголоски слышны и в советской музыке, в частности у того же Шостаковича, например в его «Сатирах» на слова Саши Черного.

Пожалуй, одно из немногих просто юмористических произведений русской музыки — это «Парафразы» для фортепиано в три руки, написанные целой группой русских композиторов — Александром Бородиным, Николаем Римским-Корсаковым, Цезарем Кюи и Анатолием Лядовым.

Это коллективное сочинение было остроумной пародией на различные музыкальные жанры и стили, популярные во второй половине XIX века, вместе с присущими им штампами и банальностями.

Указание на исполнение «Парафраз» именно в три руки, а не в две и не в четыре, говорит о том, что один из двух пианистов, сидящих за инструментом, может играть свою партию всего одной рукой — настолько она незатейлива.

Кстати говоря, в англоязычной традиции эта тема, популярная во всем мире, называется «chopsticks». Тем самым имеется в виду, что ее можно сыграть всего двумя пальцами — или вообще китайскими палочками для еды.

Читайте также: