Жил юный отшельник духовный стих

Обновлено: 22.04.2024

Что дела­ешь, Рус­лан несчастный,
Один в пустын­ной тишине?
Люд­милу, сва­дьбы день ужасный,
Всё, мнится, видел ты во сне.
На брови мед­ный шлем надвинув,
Из мощ­ных рук узду покинув,
Ты шагом едешь меж полей,
И мед­ленно в душе твоей
Надежда гиб­нет, гас­нет вера.

Узнай, Рус­лан: твой оскорбитель
Вол­шеб­ник страш­ный Черномор,
Кра­са­виц дав­ний похититель,
Пол­нощ­ных обла­да­тель гор.
Еще ничей в его обитель
Не про­ни­кал доныне взор;
Но ты, злых коз­ней истребитель,
В нее ты всту­пишь, и злодей
Погиб­нет от руки твоей.
Тебе ска­зать не дол­жен боле:
Судьба твоих гря­ду­щих дней,
Мой сын, в твоей отныне воле».

Наш витязь старцу пал к ногам
И в радо­сти лоб­зает руку.
Свет­леет мир его очам,
И сердце поза­было муку.
Вновь ожил он; и вдруг опять
На вспых­нув­шем лице кручина…
«Ясна тоски твоей причина;
Но грусть не трудно разогнать, —
Ска­зал ста­рик, — тебе ужасна
Любовь седого колдуна;
Спо­койся, знай: она напрасна
И юной деве не страшна.
Он звезды сво­дит с небосклона,
Он свист­нет — задро­жит луна;
Но про­тив вре­мени закона
Его наука не сильна.
Рев­ни­вый, тре­пет­ный хранитель
Зам­ков без­жа­лост­ных дверей,
Он только немощ­ный мучитель
Пре­лест­ной плен­ницы своей.
Вокруг нее он молча бродит,
Кля­нет жесто­кий жре­бий свой…
Но, доб­рый витязь, день проходит,
А нужен для тебя покой».

Рус­лан на мяг­кий мох ложится
Пред уми­ра­ю­щим огнем;
Он ищет поза­быться сном,
Взды­хает, мед­ленно вертится…
Напрасно! Витязь наконец:
«Не спится что-то, мой отец!
Что делать: болен я душою,
И сон не в сон, как тошно жить.
Поз­воль мне сердце освежить
Твоей бесе­дою святою.
Про­сти мне дер­зост­ный вопрос.
Откройся: кто ты, благодатный,
Судьбы наперс­ник непонятный?
В пустыню кто тебя занес?»

Вздох­нув с улыб­кою печальной,
Ста­рик в ответ: «Любез­ный сын,
Уж я забыл отчизны дальной
Угрю­мый край. При­род­ный финн,
В доли­нах, нам одним известных,
Гоняя стадо сел окрестных,
В бес­печ­ной юно­сти я знал
Одни дре­му­чие дубравы,
Ручьи, пещеры наших скал
Да дикой бед­но­сти забавы.
Но жить в отрад­ной тишине
Дано не долго было мне.

Тогда близ нашего селенья,
Как милый цвет уединенья,
Жила Наина. Меж подруг
Она гре­мела красотою.
Одна­жды утрен­ней порою
Свои стада на тем­ный луг
Я гнал, волынку надувая;
Передо мной шумел поток.
Одна, кра­са­вица младая
На берегу плела венок.
Меня влекла моя судьбина…
Ах, витязь, то была Наина!
Я к ней — и пла­мень роковой
За дерз­кий взор мне был наградой,
И я любовь узнал душой
С ее небес­ною отрадой,
С ее мучи­тель­ной тоской.

Умча­лась года половина;
Я с тре­пе­том открылся ей,
Ска­зал: люблю тебя, Наина.
Но роб­кой горе­сти моей
Наина с гор­до­стью внимала,
Лишь пре­ле­сти свои любя,
И рав­но­душно отвечала:
«Пас­тух, я не люблю тебя!»

И всё мне дико, мрачно стало:
Род­ная куща, тень дубров,
Веселы игры пастухов —
Ничто тоски не утешало.
В уны­ньи сердце сохло, вяло.
И нако­нец заду­мал я
Оста­вить фин­ские поля;
Морей невер­ные пучины
С дру­жи­ной брат­ской переплыть
И бран­ной сла­вой заслужить
Вни­ма­нье гор­дое Наины.
Я вызвал сме­лых рыбаков
Искать опас­но­стей и злата.
Впер­вые тихий край отцов
Услы­шал бран­ный звук булата
И шум немир­ных челноков.
Я вдаль уплыл, надежды полный,
С тол­пой бес­страш­ных земляков;
Мы десять лет снега и волны
Баг­рили кро­вию врагов.
Молва нес­лась: цари чужбины
Стра­ши­лись дер­зо­сти моей;
Их гор­де­ли­вые дружины
Бежали север­ных мечей.
Мы весело, мы грозно бились,
Делили дани и дары,
И с побеж­ден­ными садились
За дру­же­люб­ные пиры.
Но сердце, пол­ное Наиной,
Под шумом битвы и пиров,
Томи­лось тай­ною кручиной,
Искало фин­ских берегов.
Пора домой, ска­зал я, други!
Пове­сим празд­ные кольчуги
Под сенью хижины родной.
Ска­зал — и весла зашумели;
И, страх оставя за собой,
В залив отчизны дорогой
Мы с гор­дой радо­стью влетели.

Сбы­лись дав­ниш­ние мечты,
Сбы­лися пыл­кие желанья!
Минута слад­кого свиданья,
И для меня блес­нула ты!
К ногам кра­са­вицы надменной
При­нес я меч окровавленный,
Кораллы, злато и жемчуг;
Пред нею, стра­стью упоенный,
Без­молв­ным роем окруженный
Ее завист­ли­вых подруг,
Стоял я плен­ни­ком послушным;
Но дева скры­лась от меня,
При­молвя с видом равнодушным:
«Герой, я не люблю тебя!»

К чему рас­ска­зы­вать, мой сын,
Чего пере­ска­зать нет силы?
Ах, и теперь один, один,
Душой уснув, в две­рях могилы,
Я помню горесть, и порой,
Как о минув­шем мысль родится,
По бороде моей седой
Слеза тяже­лая катится.

Но слу­шай: в родине моей
Между пустын­ных рыбарей
Наука див­ная таится.
Под кро­вом веч­ной тишины,
Среди лесов, в глуши далекой
Живут седые колдуны;
К пред­ме­там муд­ро­сти высокой
Все мысли их устремлены;
Все слы­шит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И гроз­ной воле их подвластны
И гроб и самая любовь.

И я, любви иска­тель жадный,
Решился в гру­сти безотрадной
Наину чарами привлечь
И в гор­дом сердце девы хладной
Любовь вол­шеб­ствами зажечь.
Спе­шил в объ­я­тия свободы,
В уеди­нен­ный мрак лесов;
И там, в уче­нье колдунов,
Про­вел неви­ди­мые годы.
Настал давно желан­ный миг,
И тайну страш­ную природы
Я свет­лой мыс­лию постиг:
Узнал я силу заклинаньям.
Венец любви, венец желаньям!
Теперь, Наина, ты моя!
Победа наша, думал я.
Но в самом деле победитель
Был рок, упор­ный мой гонитель.

В меч­тах надежды молодой,
В вос­торге пыл­кого желанья,
Творю поспешно заклинанья,
Зову духов — и в тьме лесной
Стрела про­мча­лась громовая,
Вол­шеб­ный вихорь под­нял вой,
Земля вздрог­нула под ногой…
И вдруг сидит передо мной
Ста­рушка дрях­лая, седая,
Гла­зами впа­лыми сверкая,
С гор­бом, с тря­су­чей головой,
Печаль­ной вет­хо­сти картина.
Ах, витязь, то была Наина.
Я ужас­нулся и молчал,
Гла­зами страш­ный при­зрак мерил,
В сомне­нье всё еще не верил
И вдруг запла­кал, закричал:
«Воз­можно ль! ах, Наина, ты ли!
Наина, где твоя краса?
Скажи, ужели небеса
Тебя так страшно изменили?
Скажи, давно ль, оставя свет,
Рас­стался я с душой и с милой?
Давно ли. » «Ровно сорок лет, —
Был девы роко­вой ответ, —
Сего­дня семь­де­сят мне было.
Что делать, — мне пищит она, —
Тол­пою годы пролетели.
Про­шла моя, твоя весна —
Мы оба поста­реть успели.
Но, друг, послу­шай: не беда
Невер­ной мла­до­сти утрата.
Конечно, я теперь седа,
Немножко, может быть, горбата;
Не то, что в ста­рину была,
Не так жива, не так мила;
Зато (при­ба­вила болтунья)
Открою тайну: я колдунья!»

Читайте также: