Зенкевич михаил александрович стихи
Обновлено: 22.11.2024
Здесь собраны все стихи русского поэта Михаил Зенкевич на тему Стихи серебряного века.
Товарищи артиллеристы, Что прочитать я вам могу? Орудий ваших гул басистый — Гроза смертельная врагу.
Безумец! Дни твои убоги, А ты ждешь жизни от любви,- Так лучше каторгой в остроге Пустую душу обнови.
Лежал в бреду я и в жару. Мне чудилось, что на пиру Мой череп, спаянный кольцом, Наполнен был цветным вином.
Бывают минуты. Как красные птицы Над степью раздольной в лиловом кругу, Махают крылами глухие зарницы В разгульно-кроваво шумящем мозгу.
Пред десятками загонов пурпурные души Из вскрытых артерий увлажняли зной. Молодцы, окончив разделку туши, Выходили из сараев за очередной.
Дрожа от взнузданного пыла, В лицо швыряя мне землей, Вся в мыльном серебре кобыла Блистает шерстью вороной.
Пускай рога трубят по логу И улюлюканье в лесу, Как зверь, в родимую берлогу Комок кровавый унесу.
В поднебесье твоего безбурного лица Не я ль на скаку, встряхнув рукавицей, Позволил каменной грудью взвиться Белому соколу с золотого кольца.
Я вновь верхом в пространствах, взрытых Плугами солнцу и ветрам, И слышу предзакатный гам Грачей прожорливых, несытых.
Видел я, как от напрягшейся крови Яростно вскинув трясущийся пах, Звякнув железом, заросшим в ноздрях, Ринулся бык к приведенной корове.
Вы горечью соли и йодом Насыщали просторы земли, Чтоб ящеры страшным приплодом От мелких существ возросли.
Ну-ка дружным взмахом взрежем гладь раздольной ширины, Грянем эхом побережий, волжской волею пьяны.
Вот она, Татарская Россия, Сверху — коммунизм, чуть поскобли. Скулы-желваки, глаза косые, Ширь исколесованной земли.
Все прошлое нам кажется лишь сном, Все будущее — лишь мечтою дальней, И только в настоящем мы живем Мгновенной жизнью, полной и реальной.
* * * Ты дико-сумрачна и косна, Хоть окрылил тебя Господь,- Но как ярка, как кровеносна.
Пусть там далеко в подкове лагунной Лучезарно стынет Великий Океан И, выгнувши конусом кратер лунный. Потоками пальм истекает вулкан.
Взмывают без усталости Стальные тросы жил,— Так покидай без жалости Места, в которых жил.
Хоть отроческих снов грехи Средь терпких ласк ей не рассказаны, Но с женщиной тайно связаны Струнами зычных мышц стихи.
Живут стихи, которые с трибуны Бросают гулко громовой раскат. От их порыва, как в грозу буруны, Рукоплескания толпы гремят.
За золотою гробовою крышкой Я шел и вспоминал о нем в тоске — Быть в тридцать лет мечтателем, мальчишкой, Все кончить пулей, канувшей в виске.
Землю делите на части, Кровью из свежих ран, Въедчивой краской красьте Карты различных стран.
О мать Земля! Ты в сонме солнц блестела, Пред алтарем смыкаясь с ними в круг, Но струпьями, как Иову, недуг Тебе изрыл божественное тело.
О, прости, о прости меня, моя Беатриче Без твоего светоносного тела впереди Я обуздывал тьму первозданных величий, Заколял, как на вертеле, сердце в груди.
И смертные счастливцы припадали На краткий срок к бессмертной красоте Богинь снисшедших к ним — священны те Мгновенья, что они безумцам дали.
И у тигра есть камышовое логово, И он, усталый от ночных охот, Налакомившийся сладким мясом двуногого, Залезая, языком кровавым лизнет.
Их вывели тихо под стук барабана, За час до рассвета, пред радужным днем - И звезды среди голубого тумана Горели холодным огнем.
Меж хребтов крутых плоскогорий Солнцем пригретая щель На вашем невзрачном просторе Нам была золотая купель.
Который год мечтаю втихомолку — Сменить на книжный шкаф простую полку И сборники стихов переплести. О, Муза, дерзкую мечту прости.
Тих под осенними звездами Простор песчаный, голубой. Я полон музыкой, огнями И черной думой, и тобой.
Над взморьем пламенем веселым Исходит медленно закат, И женские тела за молом Из вод сиреневых сквозят.
От тьмы поставлены сатрапами, Тиары запрокинув ввысь, Два полюса, как сфинксы, лапами В граниты льдистые впились;.
Корнями двух клыков и челюстей громадных Оттиснув жидкий мозг в глубь плоской головы, О махайродусы, владели сушей вы В третичные века гигантских травоядных.
Дремали вы среди молчанья, Как тайну вечную, сокрыв Все, что пред первым днем созданья Узрел ваш огненный разлив.
Мы носим все в душе - сталь и алтарь нарядный, И двух миров мы воины, жрецы. То пир богам готовим кровожадный, То их на бой зовем, как смелые бойцы.
Над бурным морем Северным Сражались истребители, Стальные ястреба, В свинцовом ливне веерном —.
Пришел солдат домой с войны, Глядит: в печи огонь горит, Стол чистой скатертью накрыт, Чрез край квашни текут блины.
Нам, привыкшим на оргиях диких, ночных Пачкать розы и лилии красным вином, Никогда не забыться в мечтах голубых Сном любви, этим вечным, чарующим сном.
Небо, словно чье-то вымя, В трещины земли сухой Свой полуденный удой Льет струями огневыми.
В бессоннице ночи, о, как мучительно Пульсируют в изломанном безволием теле — Боксирующих рифм чугунные мячи, Черные в подушках перчаток гантели.
Чад в мозгу, и в легких никотин - И туман пополз. О, как тяжел ты После льдистых дождевых крестин, День визгливый под пеленкой желтой.
Пары сгущая в алый кокон,- Как мудрый огненный паук, Ткет солнце из цветных волокон За шелковистым кругом круг.
Мне страшен летний Петербург. Возможен Здесь всякий бред, и дух так одинок, И на площадках лестниц ждет Рогожин, И дергает Раскольников звонок.
Под мясной багряницей душой тоскую, Под обухом с быками на бойнях шалею, Но вижу не женскую стебельковую, а мужскую Обнаженную для косыря гильотинного шею.
Подсолнух поздний догорал в полях, И, вкрапленный в сапфировых глубинах, На легком зное нежился размах Поблескивавших крыльев ястребиных.
На кольях, скорчась, мертвецы Оцепенелые чернеют. Средь нечистот голодная грызня Собак паршивых. В сутолке базара.
Поэт, бедняга, пыжится, Но ничего не пишется. Пускай еще напыжится,— Быть может, и напишется.
Поэт, зачем ты старое вино Переливаешь в новые меха? Все это сказано уже давно И рифмою не обновишь стиха.
Просторны, как небо, Поля хлебородные. Всего на потребу! А рыщут голодные.
Не забыть нам, как когда-то Против здания тюрьмы У ворот военкомата Целый день прощались мы.
Пять материков, пять океанов Дано моей матери, и я пятью Лучезарными зеркалами в душу волью Солнечный ветер млечных туманов.
Стал прощаться, и в выцветших скорбных глазах, В напряжённости всех морщин Затаился у матери старческий страх, Что умрет она позже, чем сын.
И он настанет - час свершения, И за луною в свой черед Круг ежедневного вращения Земля усталая замкнет.
Весь день звенит в ушах пронзительный (как скрежет Гвоздей иль грифелей, водимых по стеклу), Высокий, жирный визг свинарника, где режет.
Дыханье мощное в жерло трубы лилось, Как будто медное влагалище взывало, Иссохнув и изныв. Трехгодовалый, Его услышавши, взметнулся сонный лось.
И теперь, как тогда в июле, Грозовые тучи не мне ль Отливают из града пули, И облачком рвется шрапнель.
Et le pole attire a lui sa fidele cite * Этот город бледный, венценосный В скользких и гранитных зеркалах.
Твой сон предрассветный сладок, И дразнит дерзкого меня Намеками прозрачных складок Чуть дышащая простыня.
О темное, утробное родство, Зачем ползешь чудовищным последом За светлым духом, чтоб разумным бредом Вновь ожило все, что в пластах мертво.
Жизнь часто кажется мне ученицей, Школьницей, вызванной грозно к доске. В правой руке ее мел крошится, Тряпка зажата в левой руке.
Я помню, как девушка и тигр шаги На арене сближали и, зарницы безмолвнее, В глаза, где от золота не видно ни зги, Кралась от прожектора белая молния.
Ты, смеясь, средь суеты блистала Вороненым золотом волос, Затмевая лоск камней, металла, Яркость мертвенных, тепличных роз.
Тягостны бескрасные дни. Для мужчины - охотника и воина Сладостна искони Не стервятина, а убоина.
Пасхальной ночью у двух проталин Два трупа очнулись и тихо привстали.
Читайте также: