Высоцкий на стихи вознесенского
Обновлено: 05.11.2024
Твой случай таков, что мужи этих мест и предместий
Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.
Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной,
Так - быть? Или как? Что решил ты в своем Эльсиноре?
Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может.
Дарующий радость, ты щедрый даритель страданья.
Но Дании всякой, нам данной, тот славу умножит,
Кто подданных душу возвысит до слез, до рыданья.
Спасение в том, что сумели собраться на площадь
Не сборищем сброда, бегущим глазеть на Нерона,
А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.
Народ невредим, если боль о певце - всенародна.
Народ, народившись, - не неуч, он ныне и присно -
Не слушатель вздора и не покупатель вещицы.
Певца обожая - расплачемся. Доблестна тризна.
Ведь быть или не быть - вот вопрос.
Как нам быть. Не взыщите.
Хвалю и люблю не отвергшего гибельной чаши.
В обнимку уходим - все дальше, все выше и чище.
Не скаредны мы, и сердца разбиваются наши.
Лишь так справедливо. Ведь, если не наши, то чьи же?(Воспоминания Владимира Высоцкого.
Составитель А. Сафонов. Москва: "Советская Россия" 1989.)
ТЕАТР
Эта смерть не моя есть ущерб и зачет
жизни кровно-моей, лбом упершейся в стену.
Но когда свои лампы Театр возожжет
и погасит - Трагедия выйдет на сцену.
Вдруг не поздно сокрыться в заочность кулис?
Не пойду! Спрячу голову в бархатной щели.
Обреченных капризников тщетный каприз -
вжаться,
вжиться в укромность - вина неужели?
Дайте выжить. Чрезмерен сей скорбный сюжет.
Я не помню из роли ни жеста, ни слова.
Но смеется суфлер, вседержатель судеб:
говори: все я помню, я здесь, я готова.
Говорю: я готова. Я помню. Я здесь.
Сущ и слышим тот голос, что мне подыграет.
Средь безумья, нет, средь слабоумья злодейств
здраво мыслит один: умирающий Гамлет.
Донесется вослед: не с ума ли сошед
Тот, кто жизнь возлюбил
да забыл про живучесть.
Дай, Театр, доиграть благородный сюжет,
бледноликий партер повергающий в ужас.
(Bella Akhmadulina. The Garden. New and selected poetry and prose.
Ed., transl. by F.D.Reeve. New York: Henry Holt and Co., 1990.)
РЕКВИЕМ ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ 1970-го ГОДА
За упокой Высоцкого Владимира
коленопреклоненная Москва,
разгладивши битловки, заводила
его потусторонние слова.
Владимир умер в 2 часа.
И бездыханно
стояли серые глаза,
как два стакана.
А над губой росли усы
пустой утехой,
резинкой врезались трусы,
разит аптекой.
Спи, шансонье Всея Руси,
отпетый.
Ушел твой ангел в небеси
обедать.
Володька,
если горлом кровь,
Володька,
когда от умных докторов
воротит,
а баба, русый журавель,
в отлете,
кричит за тридевять земель:
"Володя!"
Ты шел закатною Москвой,
как богомаз мастеровой,
чуть выпив,
шел популярней, чем Пеле,
с беспечной челкой на челе,
носил гитару на плече,
как пару нимбов.
(Один для матери - большой,
золотенький,
под ним для мальчика - меньшой. )
Володя.
За этот голос с хрипотцой,
дрожь сводит,
отравленная хлеб-соль
мелодий,
купил в валютке шарф цветной,
да не походишь.
Отныне вечный выходной.
Спи, русской песни крепостной -
свободен.
О златоустом блатаре
рыдай, Россия!
Какое время на дворе -
таков мессия.
А в Склифосовке филиал
Евангелья.
И Воскрешающий сказал:
"Закрыть едальники!"
Твоею песенкой ревя
под маскою,
врачи произвели реа-
нимацию.
Ввернули серые твои,
как в новоселье.
Сказали: 'Топай. Чти ГАИ.
Пой веселее".
Вернулась снова жизнь в тебя.
И ты, отудобев,
нам говоришь: "Вы все - туда.
А я - оттуда. "
Гремите, оркестры.
Козыри - крести.
Высоцкий воскресе.
Воистину воскресе!
Москва, 1971
(Венок Высоцкому. Стихи. Сборник посвящений.
Ангарск: А/О "Формат", 1994.
Составитель Повицкий И.Л.)
По людскому обычаю на сороковой день после смерти я написал строки, ему посвященные:Наверно, ты скоро забудешь,
как жил на краткой земле.
Ход времени не разбудит
оборванный крик шансонье.
Несут тебе свечки по хляби.
И дождик их тушит, стуча.
На каждую свечку - по капле.
На каждую каплю - свеча.
(Воспоминания Владимира Высоцкого.
Составитель А. Сафонов. Москва: "Советская Россия" 1989.)
ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГОНе называйте его бардом.
Он был поэтом по природе.
Меньшого потеряли брата -
Всенародного Володю.
Остались улицы Высоцкого,
Осталось племя в Леви-страус,
От Черного и до Охотского
Страна неспетая осталась.
Вокруг тебя за свежим дерном
Растет толпа вечно живая.
Ты так хотел, чтоб не актером -
Чтобы поэтом называли.
Правее входа на Ваганьково
Могила вырыта вакантная.
Покрыла Гамлета таганского
Землей есенинской лопата.
Дождь тушит свечи восковые.
Все, что осталось от Высоцкого,
Магнитофонной расфасовкою
Уносят, как бинты живые.
Ты жил, играл и пел с усмешкой,
Любовь российская и рана.
Ты в черной рамке не уместишься.
Тесны тебе людские рамки.
С какою страшной перегрузкой
Ты пел Хлопушу и Шекспира -
Ты говорил о нашем, русском,
Так, что щемило и щепило!
Писцы останутся писцами
В бумагах тленных и мелованных.
Певцы останутся певцами
В народном вздохе миллионном.
(Воспоминания Владимира Высоцкого.
Составитель А. Сафонов. Москва: "Советская Россия" 1989.)
Мамаша, успокойтесь, он не хулиган.
Он не пристанет к Вам на полустанке.
В войну (Малахов помните курган?)
С гранатами такие шли под танки.
Такие строили дороги и мосты,
Каналы рыли, шахты и траншеи.
Всегда в грязи, но души их чисты.
Навеки жилы напряглись на шее.
Что за манера - сразу за наган?!
Что за привычка - сразу на колени?!
Ушел из жизни Маяковский-хулиган,
Ушел из жизни хулиган Есенин.
Чтоб мы не унижались за гроши,
Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,
Ушел из жизни хулиган Шукшин,
Ушел из жизни хулиган Высоцкий.
Мы живы, а они ушли Туда,
Взяв на себя все боли наши, раны.
Горит на небе новая звезда -
Ее зажгли, конечно, хулиганы.
(Венок Высоцкому. Стихи. Сборник посвящений.
Ангарск: А/О "Формат", 1994.
Составитель Повицкий И.Л.)
* * *Погиб поэт. Так умирает Гамлет,
Опробованный ядом и клинком.
Погиб поэт, а мы вот живы - нам ли
Судить о нем, как встарь, обиняком?
Его словами мелкими не троньте:
Что ваши сплетни суетные все?
Судьба поэта - умирать на фронте,
Мечтая о нейтральной полосе.
Где прежние его единоверцы,
Надежные и близкие друзья?
Погиб поэт - не выдержало сердце,-
Ему и было выдержать нельзя.
Толкуют громко плуты и невежды
Над лопнувшей гитарною струной.
Погиб поэт, и нет уже надежды,
Что это просто слух очередной.
Теперь от популярности дурацкой
Ушел он за иные рубежи.
Тревожным сном он спит в могиле братской,
Где русская поэзия лежит.
Своей былинной не растратив силы,
Умолк поэт, набравши в рот воды,
И голос потерявшая Россия
Не замечает собственной беды.
А на дворе - осенние капели
И наших судеб тлеющая нить.
Но сколько песен все бы мы ни пели,
Его нам одного - не заменить.
30 июля 1980 г.
(Воспоминания Владимира Высоцкого.
Составитель А. Сафонов. Москва: "Советская Россия" 1989.)
КИОСК ЗВУКОЗАПИСИ(Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.)
ЗАПОЗДАЛОЕ ЗАКЛИНАНИЕПамяти Владимира Высоцкого
Какие песни ни пропеты,
лишь ими дни не исчисляй.
Не исчезай с лица планеты,
прошу тебя, не исчезай!
Ты жил не зря, ты много сделал,
но нежно, неутешно жаль
живой души, живого тела!
Прошу тебя, не исчезай!
Не только - нотою упрямой
захлестывая мир и зал,-
как для любимой, как для мамы,
жив, во плоти - не исчезай!
Оправдывай хулу, наветы,
озорничай, дури, базарь
и лишь с лица своей планеты,
прошу тебя, не исчезай.
Горячкой глаз, парком дыханья,-
даритель правды, маг тепла,-
с Таганки, из любых компаний
не исчезай, прошу тебя!
В календаре не смею метить
твою посмертную зарю.
Мне говорят: исчез в бессмертье.
- Не исчезай!- я говорю.
А ты, что пел, как жил, нелживо,
смеешься: мол, себя не жаль.
И говоришь всему, что живо,
и мне, как всем:- Не исчезай.
(Воспоминания Владимира Высоцкого.
Составитель А. Сафонов. Москва: "Советская Россия" 1989.)
Ну что ты будешь делать -
Не шаг, а бег.
Век поисков пределов -
Двадцатый век.
Что атомно-смертельный
Само собой,
Но, главное, предельный,
Как ближний бой.
Плывет под самолетом
Земля - ковер.
И чуть вступил и вот оно -
Кто кого.
Компьютер выдал четко
Предел для мышц
И из девятки сотку
Не пробежишь.
Бескрайний космос узок
И мал уже.
Предел для перегрузок -
Пятнадцать "g".
Смертельные пределы
Так манят нас.
Нам надо в каждом деле
Дать высший класс.
И вот она - гитара,
Всего семь струн,
И падают удары,
Как зерна в грунт.
И вырастают песни,
Хрустя корой.
И гонит твое сердце
По веткам кровь.
Нет на тебя похожих,
Ты свой предел,
Сдирая с пальцев кожу,
Преодолел.
Не чая сохраниться,
Под крик: "Не сметь!"
Ты пересек границу,
Чье имя - смерть!
И плата бесконечна,
И нет в ней лжи.
Ты будешь первым вечно
И будешь жив!
(Венок Высоцкому. Стихи. Сборник посвящений.
Ангарск: А/О "Формат", 1994.
Составитель Повицкий И.Л.)
Жил артист, жил поэт, жил певец среди нас,
он играл, он писал, он нам пел - он угас,
он угас, как свеча на ветру,
сон пришел - он уснул поутру,
сон пришел не к добру -
он уснул навсегда в этот раз.
Жил артист, жил поэт, жил певец - шумно жил,
жил, как пел свою песнь изо всех своих сил,
и хрипел в микрофон его бас,
и струна у гитары рвалась,
не рвалась только связь
между нами и ним, не рвалась.
Жил артист, жил поэт, жил певец - песней жил,
душу всю, сердце все в эту песнь он вложил.
И ушла его песня в народ,
словно Як-истребитель на взлет,
и не смог гололед
помешать ей, не смог гололед.
Жил артист, жил поэт, жил певец наших дней,
не сумел он сдержать бег упрямых коней,
что его по земле так несли,
как нести только кони могли
нашей русской земли,
удивительной русской земли.
(Воспоминания Владимира Высоцкого.
Составитель А. Сафонов. Москва: "Советская Россия" 1989.)
Настоящих поэтов хоронят без шума.
Черной Речки вода у подножья Машука.
И за тысячи верст ковыляет карета -
"Грибоеда везут. Грибоеда!"
"Вовсе он не поэт, а паяц и повеса,-
Значит, мог быть любой и на месте Дантеса!"
"Отвернитесь, мадам, не смотрите на это".
"Грибоеда везут. Грибоеда!"
А итог предрешен - жизнь подобна дуэли.
"Промахнитесь, Дантес, он и так на прицеле,
Остановят без Вас это сердце Поэта. "
"Грибоеда везут, Грибоеда!"
И ваганьковский шум остается снаружи.
- И ковой-то хоронят? - пытает старушка.
Извините, не знаю другого ответа:
- Грибоеда везут, Грибоеда!
(Венок Высоцкому. Стихи. Сборник посвящений.
Ангарск: А/О "Формат", 1994.
Составитель Повицкий И.Л.)
Духота, жара.
Двадцать пятого в четыре утра
Умер Владимир,
Покинул мир.
Он жил безоглядно,
То падал на дно,
То вновь поднимался,
Предсмертно метался,
Рвал струны и сердце
Усердно! Усердно!
Крещендо! Крещендо!
Все форте и форте.
Сломалась аорта.
И скорбно у рта
Тихо складка легла.
И люди пришли,
Положили цветы.
Раскрыли зонты,
От жары берегли цветы.
И долго стояли,
Как будто бы ждали.
. И девять дней все шли и шли.
Давно уж не было такого!
Он мертв. Не саван, дело шили.
А хоронили в день Владимира Святого..
(Венок Высоцкому. Стихи. Сборник посвящений.
Ангарск: А/О "Формат", 1994.
Составитель Повицкий И.Л.)
Мой тезка знаменитый,
Мой ровесник,
Не завели историю болезни,
И медицине не предъявит иска,
Диагноз твой -
"Гипертрофия риска".
Но нету и в каноне Авиценны
Диагноза того у медицины.
Гипертрофия риска -
На театре,
На теле-, на магнитофонной ленте,
Груженной скальною породой "Татрой"
Ты мчался, свирепея, по столетью.
Мне говорили о тебе в Пицунде
Грузины - ты играл им на гитаре.
Похлеще времени нас песни старят,
Поскольку счет идет не на секунды.
Не отгорела красная калина,
Не отошли от смерти шукшинской,
Еще один мужик страну покинул
С диагнозом
"Гипертрофия риска".
Теперь в цене упала позолота,
И экономней тратятся румяна.
Кто людям смог помочь
Хоть на йоту,
Того запомнят
И еще вспомянут.
Вновь
К югу - К дюку, к облетевшим кленам
Уходят без задержки самолеты.
. Щит рыцарства,
Что в патине зеленой,
Ты хоть чуть-чуть
Отчистил от налета.
(Воспоминания Владимира Высоцкого.
Составитель А. Сафонов. Москва: "Советская Россия" 1989.)
Что так тихо. кричу, а вокруг пустота.
Сон от яви уже не могу отличить.
Эй, апостол, давай закрывай ворота,
Никого не впускай, на земле дай пожить!
Эту горечь тебе ни за что не понять,
Там ведь в небе для вас херувимы поют.
Спрячь ключи от ворот, погоди отворять,
Ведь его на земле песни новые ждут.
Но все кончено, крик оборвался.
Спазмой сжатое горло немеет.
Мир проснулся и не разрыдался.
Видно, мир безнадежно стареет.
Что ж, помянем его, пусть наступит покой.
Мы устали рубцы до крови раздирать,
Кулаками бить в грудь, захлебнувшись строкой,
А потом, похмелясь, все по новой прощать.
Да и совесть молчит - неуютно ей тут,
Лишь заденет струну - испугавшись замрет.
Наши музы оркестрами сводными лгут,
Только сердце в набат, словно колокол, бьет.
Перестроить охрипшую лиру
Не хватило годов, слава Богу.
И надорванный голос по миру,
Как в войну, объявляет тревогу.
Все молчали, лишь струны не дали уснуть:
"Где же ваши слова, где же ваши дела?"
В темноте, задрожав, пробивали нам путь,
Ну, а нас, как слепцов, наша совесть вела.
И уж каждый слова для себя подобрал,
Только рта не раскрыть и не выплюнуть их,
Но нашелся чудак, что за всех откричал,
И за всех отстрадал, да сорвался, затих.
Ax, как трудно болеть за Рассею.
Каждый крик - в сердце пуля шальная,
И рыдать, и смеяться над нею,
Материться, шепча "дорогая".
Как хотелось писать о любви, о весне,
О прозрачных мечтах с голубым кораблем.
Но когда в душах хворь, боль дрожит на струне,
Все же морщась - не мед - зелье горькое пьем.
Вот бы песню сложить, чтобы враз обо всем,
Только сердце одно, да и жизнь коротка.
Почему ж, как струну, свои нервы мы рвем?
Знать, отступит болезнь, знать, цена велика!
Ах, как тошно от сладкой надежды.
Век не наш - времена исцеленья.
Но меж прошлым и будущим между
В души брошены зерна сомненья.
Мне бы зубы сомкнуть, закусить бы губу
До кровавых молитв, до вопросов немых,
Бросить к черту дела, да задуть в ту трубу,
Созывая всех тех, кого нету в живых.
И - последний парад, и - по коням, вперед!
Пусть несется в сердцах сумасшедшая рать.
А стрела своего адресата найдет,
Ведь ей право дано второй раз выбирать.
Не окончена времени повесть,
И ни племени нет, и ни роду,
Лишь на совесть зарытая Совесть
На Ваганьково, справа от входа.
(Венок Высоцкому. Стихи. Сборник посвящений.
Ангарск: А/О "Формат", 1994.
Составитель Повицкий И.Л.)
ВИСОКОСНЫЙ ГОДО високосный год, проклятый год!
Как мы о нем беспечно забываем!
И доверяем жизни хрупкий ход
Все тем же самолетам и трамваям.
А между тем в злосчастный этот год
Нас изучает пристальная линза,
Из тысяч лиц,- не тот, не тот, не тот!-
Отдельные выхватывая лица.
И некая верховная рука,
В чьей воле все кончины и отсрочки,
Раздвинув над толпою облака,
Выкрадывает нас поодиночке.
А мы бежим, торопимся, снуем,-
Причин спешить и впрямь довольно много.
И вдруг о смерти друга узнаем,
Наткнувшись на колонку некролога.
И, стоя в переполненном метро,
Готовимся увидеть это в яви.
Вот он лежит, лицо его мертво.
Вот он в гробу. Вот он в могильной яме.
Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг,
И смерть бы проиграла в поединке!
Она б его взяла за воротник,
А мы бы уцепились за ботинки.
Но что тут толковать, коль пробил час.
Слова отныне мало что решают,
И сказанные десять тысяч раз,
Они друзей, увы, не воскрешают.
. Ужасный год! Кого теперь винить!
Погоду ли с ее дождем иль градом.
Жить можно врозь и даже не звонить,
Но в високосный - будь с друзьями рядом!
(Фильм "О Высоцком". Фонограмма.)
И кому теперь горше
Средь вселенской тоски -
Машинисту из Орши,
Хипарю из Москвы.
Чья страшнее потеря -
Знаменитой вдовы
Или той, из партера,
Что любила вдали.
Чья печаль ощутимей -
Тех, с кем близко дружил,
Иль того, со щетиной,
С кого списывал жизнь.
И на равных в то утро
У Таганских ворот
Академик и урка
Представляли народ.
(Венок Высоцкому. Стихи. Сборник посвящений.
Ангарск: А/О "Формат", 1994.
Составитель Повицкий И.Л.)
Читайте также: