Валерий брюсов стихи о москве
Обновлено: 24.12.2024
Москва в стихотворениях Валерия Брюсова на рубеже веков, времени старого уклада и нового советского времени. Это еще старый город, теперь новая столица, вступающая в эру новых рубежей, смены образа и ракурса жизни.
Стародавняя Москва
Нет тебе на свете равных,
Стародавняя Москва!
Блеском дней, вовеки славных,
Будешь ты всегда жива!
Град, что строил Долгорукий
Посреди глухих лесов,
Вознесли любовно внуки
Выше прочих городов!
Здесь Иван Васильич
Третий Иго рабства раздробил,
Здесь, за длинный ряд столетий,
Был источник наших сил.
Здесь нашла свою препону
Поляков надменных рать;
Здесь пришлось Наполеону
Зыбкость счастья разгадать.
Здесь как было, так и ныне –
Сердце всей Руси святой,
Здесь стоят ее святыни
За кремлевскою стеной!
Здесь пути перекрестились
Ото всех шести морей,
Здесь великие учились –
Верить родине своей!
Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах.
Ты стоишь, сияя златом
Необъятных куполов,
Над Востоком и Закатом
Зыбля зов колоколов!
Ночью (Дремлет Москва. )
Дремлет Москва, словно самка спящего страуса,
Грязные крылья по темной почве раскинуты,
Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,
Тянется шея — беззвучная, черная Яуза.
Чуешь себя в африканской пустыне на роздыхе.
Чу! что за шум? не летят ли арабские всадники?
Нет! качая грузными крыльями в воздухе,
То приближаются хищные птицы — стервятники.
Падали запах знаком крылатым разбойникам,
Грозен голос близкого к жизни возмездия.
Встанешь, глядишь… а они все кружат над покойником,
В небе ж тропическом ярко сверкают созвездия.
Советская Москва
Все ж, наклонясь над пропастью,
В века заглянув, ты, учитель,
Не замрешь ли с возвышенной робостью,
И сердце не полней застучит ли?
Столетья слепят Фермопилами,
Зеркалами жгут Архимеда,
Восстают, хохоча, над стропилами
Notre-Dame безымянной химерой;
То чернеют ужасом Дантовым,
То Ариэлевой дрожат паутиной,
То стоят столбом адамантовым,
Где в огне Революции — гильотина.
Но глаза отврати: не заметить ли
Тебе — тот же блеск, здесь и ныне?
Века свой бег не замедлили,
Над светами светы иные.
Если люди в бессменном плаваньи,
Им нужен маяк на мачте!
Москва вторично в пламени, —
Свет от англичан до команчей!
У Кремля
По снегу тень — зубцы и башни;
Кремль скрыл меня — орел крылом.
Но город-миф — мой мир домашний,
Мой кров, когда вне — бурелом.
С асфальтов Шпре, с Понтийских топей,
С камней, где докер к Темзе пал,
Из чащ чудес — земных утопий,—
Где глух Гоанго, нем Непал,
С лент мертвых рек Месопотамий,
Где солнце жжет людей, дремля,
Бессчетность глаз горит мечтами
К нам, к стенам Красного Кремля!
Там — ждут, те — в гневе, трепет — с теми;
Гул над землей метет молва…
И — зов над стоном, светоч в темень,—
С земли до звезд встает Москва!
А я, гость лет, я, постоялец
С путей веков, здесь дома я.
Полвека дум нас в цепь спаяли,
И искра есть в лучах — моя.
Здесь полнит память все шаги мне,
Здесь, в чуде, я — абориген,
И я храним, звук в чьем-то гимне,
Москва! в дыму твоих легенд!
Парки в Москве
Ты постиг ли, ты почувствовал ли,
Что, как звезды на заре,
Парки древние присутствовали
В день крестильный, в Октябре?
Нити длинные, свивавшиеся
От Ивана Калиты,
В тьме столетий затерявшиеся,
Были в узел завиты.
И, когда в Москве трагические
Залпы радовали слух,
Были жутки в ней — классические
Силуэты трех старух.
То — народными пирожницами,
То — крестьянками в лаптях,
Пробегали всюду — с ножницами
В дряхлых, скорченных руках.
Их толкали, грубо стискивали,
Им пришлось и брань испить,
Но они в толпе выискивали
Всей народной жизни нить.
И на площади,- мне сказывали,-
Там, где Кремль стоял как цель,
Нить разрезав, цепко связывали
К пряже — свежую кудель:
Чтоб страна, борьбой измученная,
Встать могла, бодра, легка,
И тянулась нить, рассученная
Вновь на долгие века!
Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной.
Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной,
Когда кругом пруда реки Неглинной, где
Теперь разводят сквер, лежал пустырь огромный,
И утки вольные жизнь тешили в воде;
Когда поблизости гремели балаганы
Бессвязной музыкой, и р, яд больших картин
Пред ними — рисовал таинственные страны,
Покой гренландских льдов, Алжира знойный сплин;
Когда на улице звон двухэтажных конок
Был мелодичней, чем колес жестокий треск,
И лампы в фонарях дивились, как спросонок,
На газовый рожок, как на небесный блеск;
Когда еще был жив тот «город», где героев
Островский выбирал: мир скученных домов,
Промозглых, сумрачных, сырых, — какой-то Ноев
Ковчег, вмещающий все образы скотов.
Но изменилось всё! Ты стала, в буйстве злобы,
Всё сокрушать, спеша очиститься от скверн,
На месте флигельков восстали небоскребы,
И всюду запестрел бесстыдный стиль — модерн…
Читайте также: