В соколов стихи анализ

Обновлено: 22.11.2024

И думает, уставший

Под ношею своей,

Как скажет самый старший,

А вот, поди ж ты, смог.

Спасибо, музыка, за то,

Что ты единственное чудо,

Что ты душа, а не причуда,

Что для кого-то ты ничто, –

Пишущие о Соколове любят цитировать:

Спасибо, музыка, за то,

Чего и умным не подделать.

Художник должен быть закрепощен,

Чтоб ощущал достойную свободу,

Художник знает музыку и цвет,

Он никогда не бог и не безбожник,

Он только мастер, сеятель, поэт.

На двух ногах стоит его треножник.

Мне интересен человек,

Не понимающий стихов,

Не понимающий, что снег

Дороже замши и мехов.

Да и пишу я, может быть,

Затем лишь, бог меня прости, –

Чтоб эту стенку прошибить,

Чтоб эту душу потрясти.

Есть у В. Соколова стихотворение, как бы задающее норму его творческого поведения:

Заручиться любовью немногих,

Отвечать перед ними тайком –

В свете сумерек мягких и строгих

Над белеющим черновиком.

Отказаться, отстать, отлучиться,

То увидеть, чему научиться

Невозможно, – что будет потом.

Лишь на миг. И в смиренную строчку

Между пальцев зимой растереть.

Спасибо, музыка, за то,

Что ты меня не оставляешь,

Что ты лица не закрываешь,

Себя не прячешь ни за что.

Цветом В. Соколов пользуется действительно мастерски. Подобно художнику, он часто видит пейзаж как соединение цветовых пятен:

И облака на синем Белые, как сирень.

Над белым снегом красный кран подъемный.

Деревья черные стояли На красном зареве зари.

Найдя дворы в зеленом, окна в синем.

Угол дома, и желтая ветка, И упавшая вниз синева.

Это излюбленный способ использовать краски, но вовсе не единственный. Вот, например, строки, в которых особую выразительность приобретают слова, соединяющие в себе цвет и действие (здесь и ниже слова в стихах подчеркнуты мною):

Я портфельчик под мышку возьму.

От зимы воротник побелеет.

Я о том не скажу никому,

Что в тетрадке моей лиловеет.

Черные ветки России

В белом, как небо, снегу.

На Черной речке белый снег.

Любить ее светлые воды

И темные воды любить.

После белых подушек

Деревья черные стояли

На желтом дерне и листве.

Их ветки черные торчали

В пустой и голой синеве.

Деревья черные качались,

Как только воздух наплывал.

А птицы белые бросались

Вверх, точно в тянущий провал.

Я утром вышел в этот сад.

Он, весь заросший белым мохом,

Просил, чтоб даже легким вздохом

Я не нарушил тишь оград

И взлетов серых воробьят.

Ни тропки нет. А я и рад

Тому, что все, как в белой шали,

Там, где лишь день тому назад

Деревья черными стояли.

Забыв про хлынувшую стужу,

Белеет сад, едва дыша,

Как будто явлена наружу

Деревьев чистая душа.

Стихотворение разворачивается как столкновение красок, как борьба с черным цветом. В первой строфе ему противостоят желтый и синий, противостоят почти безуспешно, выступая лишь фоном, тогда как с черным связаны утверждающие его глаголы. Борьба становится очевидной, когда многоцветье уступает столкновению белого с черным, и мощь каждого из этих цветов подчеркивается синтаксическим параллелизмом:

Тем сильнее после этого, ощущаемого уже как закон, ряда звучит финал:

Деревьев чистая душа.

2

Солнце по всем Россиям

Фабрик и деревень.

Все у меня о России,

Даже когда о себе.

Но менее всего можно говорить о национальной замкнутости поэта. Связанный биографически с Болгарией и Грузией, В. Соколов посвятил им целый ряд стихотворений. Поэт повествует о тех значительных чувствах, которые испытал на братской земле:

Я жил в Болгарии великой,

Я думал о стойкости духа,

Как мы ведем высокие беседы,

С грузинской речью русскую смешав.

Я говорю о стихотворном ладе,

Ликую. А пока я говорю,

Сосна Мтацминды клонится и гладит

По-матерински голову мою.

Мне и российская природа

Ты был болгарином полгода –

Наверно, это навсегда.

Ростов Великий

Осеннее золото куполов

Всплывает на синеве

При полном молчанье колоколов

Со звонницей во главе.

Не знаю, не знаю! Но этот лист

С прожилками черноты,

Как купол округл и как купол чист

И звонок до высоты.

Под ясными сумерками стволов

Не холодно ль вам со мной?

Осеннее золото куполов

Восходит над белизной.

Качается дерево у стены,

И листья его вершин

Касаются самой голубизны

И падают у машин.

В русской поэзии 60-х годов церковные и монастырские здания – один из частых образов. Не всегда его появление художественно оправдано, зачастую порождено своеобразной модой на старину. Но у настоящего поэта образ этот и не случаен, и функционально различен. Скажем, А. Вознесенскому, как прежде Д. Кедрину, важен не столько сам храм (хотя детали его могут быть выписаны с профессиональной точностью), сколько строитель, бунтующий против косности, утверждающий величие человеческого духа, бессмертие созидателя.

Как это часто бывает у поэта, пейзаж создается соединением лишь нескольких образов: купола, звонница, небо, стена, деревья, листья, машины. Но каждая изобразительная деталь, такая простая и обыденная, находится в сложных, многомерных связях с другими, со всей картиной в целом.

Соколову случалось создавать изображения и более психологически насыщенные:

Дышала беглым холодом вода.

В тени молчали пары, млели мхи.

Ветвистый сумрак сверху нависал.

Пожалуй, в современной поэзии не так уж много примеров столь лаконичного и в то же время масштабно созданного пейзажа. Но густота красок здесь не вполне характерна для В. Соколова. Ему свойственна палитра если и немногим более разнообразная, то значительно более светлая: не нависающий ветвистый сумрак, а ясные сумерки стволов.

Вся строфа – единая фраза, раздольная, не перерезанная ни одним знаком препинания. Мерно, весомо падают ударения – по три в первой и третьей, по два – во второй и четвертой строках. Точная, неброская, хотя в нечетных строках и глубокая, рифма способствует величавому колокольному звучанию строфы.

Читайте также: