Русские стихи до пушкина
Обновлено: 22.11.2024
При жизни творчество Пушкина получало разные оценки: некоторые боготворили его, более консервативные критики возмущались излишней вольностью шуток.
Если полицейский шпион Фаддей Булгарин сравнивал голову Пушкина с «побрякушкой, набитой гремучими рифмами», то Герцен, например, считал, что «русская литература не могла без него обойтись».
«Пушкин был призван быть первым поэтом-художником Руси, дать ей поэзию, как искусство… Стих Пушкина, вдруг как бы сделавший крутой поворот в истории русской поэзии, явивший собою что-то небывалое, не похожее ни на что прежнее, — этот стих был представителем новой, небывалой поэзии. Если бы мы хотели охарактеризовать стих Пушкина одним словом, мы сказали бы, что это по превосходству поэтический, художественный, артистический стих, — и этим разгадали бы тайну всей поэзии Пушкина», — писал литературный критик Виссарион Белинский.
«Пушкин был в ту эпоху для меня, как и для моих сверстников, чем-то вроде полубога. Мы действительно поклонялись ему», — указывал в своих воспоминаниях классик русской литературы Иван Тургенев.
«Мысль о большом повременном издании, которое касалось бы по возможности всех главнейших сторон русской жизни, желание непосредственно служить отечеству пером своим, занимали Пушкина почти непрерывно в последние десять лет его кратковременного поприща», — отмечал друг Пушкина Сергей Соболевский.
«Ты великой льстец на счет Рылеева, и так же справедлив, сравнивая себя с Баратынским в элегиях, как говоря, что бросишь писать от [него] первого поэмы — унижение паче гордости. Я напротив скажу, что, кроме поэм, тебе ничего писать не должно. Только избави боже от эпопеи. Это богатый памятник словесности — но надгробный. Мы не греки и не римляне, и для нас другие сказки надобны», — такие строки в личной переписке с Пушкиным оставил писатель-байронист Александр Бестужев.
«Очень жаль, друг мой, что нам не удалось соединить наши жизненные пути. Я продолжаю думать, что мы должны были итти об руку и из этого получилось бы нечто полезное и для нас и для других», — писал Пушкину русский философ Пётр Чаадаев.
«Пушкин! Он и в лесах не укроется: / Лира выдаст его громким пением, / И от смертных восхитит бессмертного / Аполлон на Олимп торжествующий», — эти строки посвятил писателю Антон Дельвиг в стихотворении «Пушкину».
«Говорят, что вы хотите напечатать в «Литературной газете», что я обокрал вашу трагедию! Что скажет публика? Вы должны будете доказывать. Прочтите сперва роман, а после скажите! Он вам послан другим путем. Для меня непостижимо, чтоб в литературе можно было дойти до такой степени! Неужели, обработывая один (т. е. по именам только) предмет, надобно непременно красть у другого? У кого я что выкрал? Как я мог красть понаслышке?», — спорил с Пушкиным журналист, тайный агент Третьего отделения Фаддей Булгарин.
«Пушкин в стихах своих Клеветникам России кажет им шиш из кармана. Он знает, что они не прочтут стихов его, следовательно, и отвечать не будут на вопросы, на которые отвечать было бы очень легко, даже самому Пушкину. За что возрождающейся Европе любить нас? Вносим ли мы хоть грош в казну общего просвещения? Мы тормоз в движениях народов к постепенному усовершенствованию нравственному и политическому», — критиковал позицию Пушкина поэт Пётр Вяземский.
«Ты знаешь, как я люблю твою музу в как дорожу твоею благоприобретённою славою: ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценностию России. Но я ненавижу всё, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности. Наши отроки (то есть всё зреющее поколение), при плохом воспитании, которое не даёт им никакой подпоры для жизни, познакомились с твоими буйными, одетыми прелестию поэзии мыслями; ты уже многим нанёс вред неисцелимый», — отмечал Жуковский в письме к Пушкину.
«Счастлив, о Пушкин, кому высокую душу Природа, / Щедрая Матерь, дала верного друга — мечту, Пламенный ум и не сердце холодной толпы! Он всесилен», — писал Вильгельм Кюхельбекер в стихотворении «К Пушкину».
«Я очень люблю обширный план твоего Онегина; но большее число его не понимает. Ищут романической завязки, ищут обыкновенного и разумеется не находят. Высокая поэтическая простота твоего создания кажется им бедностию вымысла, они не замечают, что старая и новая Россия, жизнь во всех ее изменениях проходит перед их глазами», — говорил про Пушкина поэт Евгений Баратынский.
«Ты идешь шагами великана и радуешь истинно русские сердца. Я пишу к тебе ты, потому что холодное вы не ложится под перо; надеюсь, что имею на это право и по душе, и по мыслям», — писал Пушкину Кондратий Рылеев.
«Значение Пушкина огромно не только в истории русской литературы, но и в истории русского просвещения. Он первый приучил русскую публику читать, и в этом состоит величайшая его заслуга. В его стихах впервые сказалась нам живая русская речь, впервые открылся нам действительный русский мир», — отмечал критик Николай Добролюбов.
Читайте также: