Рильке стихи о россии
Обновлено: 25.12.2024
Я так устал от тяжбы больных дней
пустая ночь безветренных полей
лежит над тишиной моих очей.
Мой сердце начинал как соловей,
но досказать не мог свой слова;
теперь молчанье свое слышу я —
оно растет как в ночи страх
темнеет как последний ах
забытого умершего ребенка.
Я так один. Никто не понимает
молчанье: голос моих длинных дней
и ветра нет, который открывает
большие небеса моих очей.
Перед окном огромный день чужой
край города; какой-нибудь большой
лежит и ждет. Думаю: это я?
Чего я жду? И где моя душа?
И помнишь ты как розы молодые
Когда их видишь утром раньше всех.
Все наше близко. Дали голубые
И никому не нужно грех.
Вот первый день и мы вставали
Из руки Божья где мы спали -
Как долго, не могу сказать.
Все прошлое былина стало
И это было очень мало
И мы теперь должны начать.
Что будет? ты не беспокойся
И от погибели не бойся.
Ведь даже смерть только предлог.
Что еще хочешь за ответа?
Да будут ночи полны лета
И дни сияющего света
И будем мы и будет Бог.
Я иду, иду и все еще кругом
Родина твоя ветреная даль
Я иду, иду и я забыл о том,
Что прежде других краев знал.
И как теперь далеко от меня
Большие дни у южного моря,
Сладкие ночи майского заката.
Там пусто все и весело.
И вот. Темнеет Бог.
Страдающий народ пришел к нему
И брал его как брата.
. Вечер. У моря сидела
девочка, как мать сидит
у ребенка. Она пела,
и теперь она слышит
его сонное дыханье;
видев мир и упованье,
улыбается она:
не улыбка — это сиянье,
праздник своего лица.
Дитя будет точно море
трогать даль и небеса,—
гордость твое или горе,
шопот или тишина.
Берег его только знаешь,
и сидеть тебе и ждать.
То и песну запеваешь,
и ничем не помогаешь
ему жить и быть и спать.
Родился бы я простым мужиком,
то жил бы с большим просторным лицом:
в моих чертах не доносил бы я,
что думать трудно и чего нельзя
сказать.
И только руки наполнились бы
моею любовью и моим терпеньем,—
но днем работой-то закрылись бы,
ночь запирала б их моленьем.
Никто кругом бы не узнал — кто я.
Я постарел, и моя голова
плавала на груди вниз, да с теченьем.
Как будто мягче кажется она.
Я понимал, что близко день разлуки,
и я открыл, как книгу, мои руки
и оба клал на щеки, рот и лоб.
Пустые сниму их, кладу их в гроб,—
но на моем лице узнают внуки
все, что я был. но все-таки не я;
в этих чертах и радости и муки
огромные и сильнее меня:
вот, это вечное лицо труда.
Читайте также: