Пушкин стихи о бессарабии
Обновлено: 04.11.2024
Ранее политики, выступающие за вхождение Молдовы в состав Румынии, предложили забрать у столичной улицы Пушкина ее название. В качестве реакции на это политиканство публикуем статью известного пушкиниста Виктора Кушниренко, посвященную великому поэту.
«Об отдаленной старине…»
Маленького Сашу родители часто оставляли дома, надолго выезжая в гости. И тогда его любимая бабушка Мария Алексеевна Ганнибал (ур. Пушкина) часами рассказывала внуку русские народные сказки да все предания об их древнем роде, уходящие своими корнями во времена Рюрика – тысячелетнюю историю Руси.
Люблю от бабушки московской
Я слушать толки о родне,
Об отдаленной старине…
От нее он узнал, что его прадед – Абрам Ганнибал, восьми лет от роду, был куплен в турецкой серали и привезен из Константинополя, через Валахию и Молдову, к царю Петру Алексеевичу – будущему императору Петру Великому. Царь стал крестным отцом арапчика и оставил его при себе.
Абрам находился при царе во время победоносной Полтавской битвы со шведами. Ходил с ним в поход на Прут в 1711 году. Был в Яссах, общался с молдавским господарем Дмитрием Кантемиром, сидел со всеми за огромным «земляным столом Петра», устроенном на берегу Прута, близ молдавского села Симень. Тут отмечали годовщину победы под Полтавой и именины царя.
Бабушка поведала внуку о том, что ее старший брат – Юрий Алексеевич Пушкин был женат на Надежде Герасимовне Рахманиновой, которая приходилась прямым потомком молдавскому господарю Штефану III Великому. Сам Юрий Алексеевич в чине ротмистра в 1769-1771 годах находился под Хотином, Брэилой, Бухарестом, Силистрией, дослужился на юге до полковника. А вот их отец – Алексей Федорович Пушкин еще в 1737-1739 годах прапорщиком брал Хотин, но за раною вышел в отставку капитаном. Ранен был и дед – поручик Ростовского полка Федор Петрович Пушкин. Это было в 1711 году, в тот тяжелый поход на Прут. Но дед с честью вернулся в родные края.
Пушкины и Ганнибалы находились в родстве не только с известными европейскими правителями, но и с упомянутым уже молдавским господарем Штефаном чел Маре, молдавским господарем Дмитрием Кантемиром, валашским господарем Константином Брынковяну. Более того, в сентябре 1704 года в Яссах, в одной из господарских церквей, возможно, в храме Трех Иерархов, Абрам Ганнибал был впервые крещен племянником Константина Брынковяну.
И, наконец, самое удивительное – еще в первой половине XII века легендарный предок поэта – серб Ратша прошел из Петроварадина на Русь – в Киев, потом – в Новгород через Семиградье (Трансильванию), Траянов вал, через молдавские земли. И выходит, что род Пушкиных связан с нашим краем более 850 лет.
От первых впечатлений к глубокому знанию Бессарабии
В проекте предисловия к изданию поэмы «Цыганы» Пушкин писал: «Бессарабия, известная в самой глубокой древности, должна быть особенно любопытна для нас…»
Уже в конце 1814 года, когда поэту-лицеисту шел только 16-й год, когда он уже многое знал о Бессарабии, о русско-турецких войнах, о своих предках, он воспел царскосельский обелиск, воздвигнутый в честь победы над турками при реке Кагул в 1770 году:
В тени густой угрюмых сосен
Воздвигся памятник простой.
О, сколь он для тебя, кагульский брег, поносен!
И славен родине драгой!
Пройдет еще 7 лет, и молодой поэт сам побывает на поле Кагульской битвы у Вулкэнешть, живо будет обсуждать с подполковником И. П. Липранди ход сражений при реках Кагул, Ларга и пр. А потом заключит свои воспоминания в бессмертные строки стихотворения «Баратынскому (Из Бессарабии)»:
Сия пустынная страна
Священна для души поэта:
Она Державиным воспета
И славой русскою полна.
Еще доныне тень Назона
Дунайских ищет берегов;
Она летит на сладкий зов
Питомцев муз и Аполлона,
И с нею часто при луне
Брожу вдоль берега крутого…
В те дни, находясь в Измаиле, поэт задумал написать поэму о взятии этой крепости. Он исходил берега Дуная, все подступы к крепости, восхищался подвигом тех, кто брал ее в 1791 году. Он поклонился праху павших героев. Но эти события были уже воспеты Байроном в «Дон Жуане» – и Пушкин отказался от своего замысла.
Из поездки по югу Бессарабии Пушкин вывез законченное тогда же знаменитое послание «К Овидию», кланяясь бессмертным берегам:
Здесь, лирой северной пустыни оглашая,
Скитался я в те дни, как на брега Дуная
Великодушный грек свободу вызывал,
И ни единый друг мне в мире не внимал;
Но чуждые холмы, поля и рощи сонны,
И музы мирные мне были благосклонны.
Начальные строки этого отрывка из послания изначально были увековечены на памятнике Пушкину, открытому в Кишиневе одним из первых в мире – 26 мая 1885 года.
Пушкин широко воспевал наш край не только в послании «К Овидию», но и во многих стихотворениях («Приметы», «Виноград»), в романе в стихах «Евгений Онегин» и др. Запечатлел не только берега Дуная, Прута, но и речки Бык в Кишиневе.
Пушкин так взирал на реку Прут, на Буджак:
В степях зеленых Буджака,
Где Прут, заветная река,
Обходит русские владенья,
При бедном устье ручейка
Стоит безвестное селенье.
Семействами болгары тут
В беспечной дикости живут,
Храня родительские нравы,
Питаясь трудом,
И не заботятся о том,
Как ратоборствуют державы
И грозно правят их судьбой.
Но еще в сентябре 1820 года, в первые дни в Кишиневе, он с улыбкой писал в Петербург: «В лето 5 Липецкого потопа – мы, превосходный Рейн и жалобный Сверчок, на лужице города Кишинева, именуемой Быком, сидели и плакали, вспоминая тебя, Арзамас, ибо благородные гуси величественно барахтались пред нашими глазами в мутных водах упомянутой речки».
Пройдут годы и, работая над «Историей Петра», переводя «Записки бригадира Моро де Бразе», Пушкин не раз вспомнит реки Дунай, Днестр, Прут, а также Могилев, Рашков, Яссы, Флорешти, Фальцы, Бендеры, Браилов, место переправы Петра в 1711 году – Сороки. Например: «17 июня Петр переправился через Днестр близ Сороки на границах польской и молдавской; пока пекли хлеба, Петр писал сенату…»
В 1823 году из Одессы он напишет – «Я знаю город Кишинев», «О Кишиневе я вздохнул…».
В 1824 году в Михайловском вспомнит:
Давно, давно, когда Дунаю
Не угрожал еще москаль
(Вот видишь: я припоминаю,
Алеко, старую печаль) –
Тогда боялись мы султана;
А правил Буджаком паша
С высоких башен Аккермана…
В стране – где мельниц ряд крылатый
Оградой мирной обступил
Бендер пустынные раскаты,
Где бродят буйволы рогаты
Вокруг воинственных могил, –
Останки разоренной сени,
Три углубления в земле
И мхом поросшие ступени
Гласят о шведском короле…
В Бессарабии во времена Пушкина было 1000 селений и городов. И каждое десятое посетил, проехал опальный поэт.
Восхищаясь молдавскими песнями и преданиями
Уже 14 ноября 1820 года Пушкин в Кишиневе сочинил ставшую тут же знаменитой далеко за пределами Бессарабии «молдавскую песню» «Черная шаль».
Перед этим он записал перевод песни «Арде-мэ, фриже-мэ» («Режь меня, жги меня»), которую впервые услышит в доме Варфоломея в исполнении лэутар боярина. В 1824 году это сочинение как «Песню Земфиры» Пушкин включил в ныне всемирно известную поэму «Цыганы». А при работе над поэмой «Братья разбойники» он обратился к молдавской песне «Нас были три брата – мы вместе росли». В Кишиневе он услышал и записал переводы песен на убиение Тудора Владимиреску и на гибель Саввы Бимбаши. Он хранил переводы древних молдавских преданий о Дафне и Дабиже, о Гике.
Песенный край вдохновил Пушкина на создание своих шедевров. В доме Инзова он пережил небывалое вдохновение, широко известное ныне как «Бессарабская весна 1821 года». В марте-мае он сочинил, начал, задумал более 60 сочинений – закончил работу над поэмой «Кавказский пленник», написал поэму «Гавриилиада», начал работу над поэмами «Братья разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Влюбленный бес». А весной 1823 года поэт приступил в Кишиневе к созданию ныне известного романа в стихах «Евгений Онегин», который переведен уже на 100 языков народов мира. Весной 1824 года на молдавской земле, работая над поэмой «Цыганы», написал знаменитое «Письмо Татьяны к Онегину» для третьей главы романа.
21 марта 1821 года Пушкин писал из Кишинева к Н. И. Гнедичу:
В стране, где Юлией венчанный
И хитрым Августом изгнанный
Овидий мрачны дни влачил,
Где элегическую лиру
Глухому своему кумиру
Он малодушно посвятил,
Далече северной столицы
Забыл я вечный ваш туман,
И вольный глас моей цевницы
Тревожит сонных молдаван.
Вдохновение сопровождало поэта всюду – в городе Кишиневе, в его окрестностях, на холмах, виноградниках, у ручья, в роще, в садах, на реке Бык, на озере, в Бендерах, Тирасполе, Дубоссарах, Каменке, Могилеве, Варнице, Каушанах, на Днестре, в Аккермане, на Днестровском лимане, в Шабо, на Черном море, в Татарбунаре, Измаиле, Тучкове, на Дунае, в Болграде, на поле Кагульской битвы, на Пруте, у Траянова вала, в Леово, Гура-Галбеней, Скулянах…
Пушкин приехал в Кишинев 21 сентября 1820 года, а последний день его пребывания в этом городе – 27 марта 1824 года. За это период на молдавской земле написано, начато, задумано более 220 сочинений. Это четвертая часть из того, что поэт оставил всем нам как мировое наследие.
Отзвуки вдохновенных Бессарабских весен опального Пушкина отчасти – в Одесском периоде, отчасти – в Михайловской ссылке. Наиболее полно и неизмеримо выше они проявились в Болдинской осени 1830 года. Молдавией, Бессарабией, Кишиневом дышат и законченный в Болдине «Евгений Онегин», и зашифрованная его десятая глава, и «Повести Белкина» – «Выстрел», «Метель». Именно из Болдина поэт отписал к П. А. Плетневу 9 декабря 1830 года: «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал…»
«Скоро оставляю благословенную Бессарабию…»
Еще 23 марта 1821 года, надеясь на быстрый конец Южной ссылки под видом командировки к Инзову, опальный Пушкин писал из Кишинева к А. А. Дельвигу: «Скоро оставляю благословенную Бессарабию – есть страны благословеннее…» Но поэт ошибался. Страны благословеннее Молдавии, он так и не нашел. И в 1833 году в черновой «Осени» он восклицал:
Ура. куда же плыть. какие берега
Теперь мы посетим: Кавказ ли колоссальный,
Иль опаленные Молдавии луга,
Иль скалы дикие Шотландии печальной,
Или Нормандии блестящие снега,
Или Швейцарии ландшафт пирамидальный…
В том же году, летом, в Петербурге, как писали друзья, Пушкин особенно был грустен, вспомнив Бессарабию: ««В это время плыла вниз по Неве лодка с большим обществом. Раздалось несколько аккордов гитары, и мягкий мужской голос запел “Черную шаль” Пушкина. Лишь только закончилась первая строфа, как Пушкин, лицо которого мне казалось гораздо бледнее обыкновенного, проговорил про себя: “С тех пор я не знаю спокойных ночей!” и, сказав нам коротко по-французски “Доброго вечера, господа!” исчез в зеленой темноте леса».
Бессарабия пребывала с ним с детства и до конца его дней. Даже будучи смертельно раненным на Черной речке, он вспоминал светлую кишиневскую дуэль с Зубовым, описанную им в повести «Выстрел».
Сколько тепла, веры, радости, сколько оптимизма в письме верному кишиневскому другу Н. А. Алексееву 26 декабря 1830 года: «Мой милый, как несправедливы – твои упреки моей забывчивости и лени! Из писем твоих вижу я, душа моя, что мои до тебя не доходят. Не знаю, кого винить, не смею никого винить; но я писал к тебе несколько раз или (чтоб не солгать) два раза – стихами и прозою, как бывало в старину. Ты пишешь, что ты постарел, мой вечно юный; желал бы посмотреть на твою лысину и морщины; вероятно, и ты не узнал бы меня: я оброс бакенбардами, остригся под гребешок – остепенился, обрюзг – но это еще ничего – я сговорен, душа моя, сговорен и женюсь! и непременно дам тебе знать, что такое женатая жизнь. Пиши мне, мой милый, о тех местах, где ты скучаешь, но которые сделались уже милы моему воображению, – о берегах Быка, о Кишиневе, о красавицах – вероятно, состарившихся – о Еврейке, которую так долго и так упорно таил ты от меня, своего черного друга – о Пульхерии, о Стамо, о Худобашеве, об Инзове, об Липранди, словом обо всех близких моему воспоминанию, женщинах и мужчинах, живых и мертвых. Пребывание мое в Бессарабии доселе не оставило никаких следов — ни поэтических, ни прозаических. Дай срок — надеюсь, что когда-нибудь ты увидишь, что ничто мною не забыто…».
Невероятно, но факт: многое из созданного поэтом в той или иной степени связано с Молдавией. Не вспоминая об этих краях, о происходивших тут событиях, об окружении поэта, вряд ли можно говорить полно и верно о «Воспоминаниях в Царском Селе», «Кавказском пленнике», «Гавриилиаде», «Братьях разбойниках», «Бахчисарайском фонтане», «Цыганах», «Полтаве», «Песнях западных славян», «Евгении Онегине», «Сказке о царе Салтане», «Кирджали», «Дубровском», «Повестях Белкина», «Капитанской дочке», «Истории Петра».
Как пронзительны воспоминания современника поэта о том, что в декабре 1836 года, «пробыв у Греча с полчаса, Пушки удалился. Греч сам проводил его в прихожую, где лакей Пушкина подал ему медвежью шубу и на ноги надел меховые сапоги. “Все словно бьет лихорадка, – говорил он, закутываясь, – все как-то везде холодно и не могу согреться; а порой вдруг невыносимо жарко. Нездоровится что-то в нашем медвежьем климате. Надо на юг, на юг!”»
Бессарабия и согревала и берегла Пушкина. Кто знает, может быть, именно тут, на молдавской земле, он мог мирно дожить до глубоких седин, обретя здесь и новое вдохновение, и счастье, и покой.
Читайте также: