Петр вегин все стихи
Обновлено: 07.07.2024
За стеною Гамбринус живёт – антикварный сверчок:
скрипка въелась в плечо, из руки прорастает смычок.
Я громаден и прям, будто выпрямленный горбач!
Так сыграй что-нибудь на мотив моей грусти, скрипач!
Переулочный снег. Переход. Каллиграммы следов.
Пара глаз за тобою – вернее, породистых псов.
Но ты входишь в метро, и они попадают впросак,
потому что в метро не пускают собак…
Метаморфозы Баха
Бакалавр алтарных птах –
Иоганн Себастьян Бах.
На органах – как на плотах,
Магелланом – во всех веках!
В душах властвует, как в погребках, –
Иоганн Себастьян Вакх.
Нотной пашней прошёл – двух
сочетал его тяжкий лик:
Иоганн Сам Себе Плуг,
Иоганн Сам Себе Бык!
Зреет хлеб, но не зрит. Слеп
Иоганн Себастьян Хлеб.
Но верней всего Домский вздох –
Иоганн Себастьян Бог!
* * *
Моей стране везло –
большое зло и малое.
Но вот родное зло
Хоть и внебрачно зло,
но всё-таки родное.
Зубами гложет грудь,
хотя и не грудное.
Что вытворяет – жуть!
Но всё ж оно родное.
Сил не осталось жить.
– За то, что ты такое,
убить тебя, убить!
Но как убьёшь родное?
и горше, и больней,
чем римской той волчице,
которой всё равно,
кто ей сосцы кровавил,
и Каин ей родной
не менее, чем Авель.
И родина, венцом
своим терзаясь снова,
стоит, уткнув лицом
родное зло в панёву,
жест делает неясный,
чтоб отошло добро
туда, где безопасно…
Начало
Пять градусов тепла. Мимоза в целлофане.
Столешников опустошил твой кошелёк.
Тебя не знают здесь, тебя не целовала
фортуна никогда - ты юн и большерот.
Столешников? - скорей по тону перебранки
Скворешников - назвать годится, например, -
так произносят лишь скворцы и итальянки
вальсирующее «эль» и праздничное «эр».
В искусстве нет чинов и не бывает лычек.
Вгони-ка переулку под ребро
кинжальную строку - и заработай кличку
за нищету и дар - московского Рембо!
Мир падок на весну, что кот на валерьянку.
Прекрасен твой кортеж - нечёсаные псы.
снимай с плеча шарманку -
разбухшие от медной музыки часы.
Весталка юная в муслиновом Мосторге,
неосмотрительно высмеивать любовь -
все улицы ему целуют ноги
асфальтами - сквозь дыры мокрых башмаков.
Он знает хорошо - нет Музы кроме Музы.
Погасло фонарей дешёвое драже.
И как биллиардный шар, подрагивая в лузе,
просвечивает мир в его душе!
Не виноват
Не виноват, но чувствую вину,
когда рыдает кто-то по соседству,
чужое горе так берёт за сердце,
что собственную в нём ищу вину.
Что? – кровь сравнить с магнитною рудой,
коль я кажусь себе и прочим странным,
отвязанным, бродячим Себастьяном,
колюч от стрел виновности чужой.
Во мне так много не моей вины,
что я своей уже не замечаю
и бессловесно в спину принимаю
свистящую стрелу чужой вины.
А по ночам в колодезных зрачках
всплывает образ Масловой Катюши
меня и закипает на губах…
Я голову в ладони уроню.
Земля моя большая, почему,
жена моя святая, почему
не виноват – но чувствую вину.
– Не виноват! – кричу. – Не виноват.
А эхо утверждает: – Виноват…
И в жёлтом небе журавли трубят:
* * *
Но ты улыбнулась с портрета*
из-под чёрных полей:
«Люблю тебя не за поэта,
а за то, что ты – дуралей,
за то, что ты, недотёпа,
в любви, при всём твоём опыте,
не можешь понять ни чёрта.
Мы душу спасаем от копоти.
С любовью, как с музыкой, хлопотно,
но без неё – пустота.
Люблю, что ты не блефуешь,
полжизни послав к чертям,
и ещё за то, что ревнуешь
не к прошлому, а к зеркалам.
Я тоже, как ты, дурёха,
любимый мой дуралей.
Не быт выгибает – эпоха
поля на шляпе моей.
И высшая современность,
и светлая откровенность,
что сблизила наши уста.
Целую тебя беззащитно,
не помня самой себя.
И вовсе я не кувшинка,
а баба, что любит тебя.
*Фрагмент из «Портрета молодой женщины в чёрной шляпе».
Читайте также: