Петр вегин все стихи

Обновлено: 04.11.2024

За стеною Гамбринус живёт – антикварный сверчок:

скрипка въелась в плечо, из руки прорастает смычок.

Я громаден и прям, будто выпрямленный горбач!

Так сыграй что-нибудь на мотив моей грусти, скрипач!

Переулочный снег. Переход. Каллиграммы следов.

Пара глаз за тобою – вернее, породистых псов.

Но ты входишь в метро, и они попадают впросак,

потому что в метро не пускают собак…

Метаморфозы Баха

Бакалавр алтарных птах –

Иоганн Себастьян Бах.

На органах – как на плотах,

Магелланом – во всех веках!

В душах властвует, как в погребках, –

Иоганн Себастьян Вакх.

Нотной пашней прошёл – двух

сочетал его тяжкий лик:

Иоганн Сам Себе Плуг,

Иоганн Сам Себе Бык!

Зреет хлеб, но не зрит. Слеп

Иоганн Себастьян Хлеб.

Но верней всего Домский вздох –

Иоганн Себастьян Бог!

* * *

Моей стране везло –

большое зло и малое.

Но вот родное зло

Хоть и внебрачно зло,

но всё-таки родное.

Зубами гложет грудь,

хотя и не грудное.

Что вытворяет – жуть!

Но всё ж оно родное.

Сил не осталось жить.

– За то, что ты такое,

убить тебя, убить!

Но как убьёшь родное?

и горше, и больней,

чем римской той волчице,

которой всё равно,

кто ей сосцы кровавил,

и Каин ей родной

не менее, чем Авель.

И родина, венцом

своим терзаясь снова,

стоит, уткнув лицом

родное зло в панёву,

жест делает неясный,

чтоб отошло добро

туда, где безопасно…

Начало

Пять градусов тепла. Мимоза в целлофане.

Столешников опустошил твой кошелёк.

Тебя не знают здесь, тебя не целовала

фортуна никогда - ты юн и большерот.

Столешников? - скорей по тону перебранки

Скворешников - назвать годится, например, -

так произносят лишь скворцы и итальянки

вальсирующее «эль» и праздничное «эр».

В искусстве нет чинов и не бывает лычек.

Вгони-ка переулку под ребро

кинжальную строку - и заработай кличку

за нищету и дар - московского Рембо!

Мир падок на весну, что кот на валерьянку.

Прекрасен твой кортеж - нечёсаные псы.

снимай с плеча шарманку -

разбухшие от медной музыки часы.

Весталка юная в муслиновом Мосторге,

неосмотрительно высмеивать любовь -

все улицы ему целуют ноги

асфальтами - сквозь дыры мокрых башмаков.

Он знает хорошо - нет Музы кроме Музы.

Погасло фонарей дешёвое драже.

И как биллиардный шар, подрагивая в лузе,

просвечивает мир в его душе!

Не виноват

Не виноват, но чувствую вину,

когда рыдает кто-то по соседству,

чужое горе так берёт за сердце,

что собственную в нём ищу вину.

Что? – кровь сравнить с магнитною рудой,

коль я кажусь себе и прочим странным,

отвязанным, бродячим Себастьяном,

колюч от стрел виновности чужой.

Во мне так много не моей вины,

что я своей уже не замечаю

и бессловесно в спину принимаю

свистящую стрелу чужой вины.

А по ночам в колодезных зрачках

всплывает образ Масловой Катюши

меня и закипает на губах…

Я голову в ладони уроню.

Земля моя большая, почему,

жена моя святая, почему

не виноват – но чувствую вину.

– Не виноват! – кричу. – Не виноват.

А эхо утверждает: – Виноват…

И в жёлтом небе журавли трубят:

* * *

Но ты улыбнулась с портрета*

из-под чёрных полей:

«Люблю тебя не за поэта,

а за то, что ты – дуралей,

за то, что ты, недотёпа,

в любви, при всём твоём опыте,

не можешь понять ни чёрта.

Мы душу спасаем от копоти.

С любовью, как с музыкой, хлопотно,

но без неё – пустота.

Люблю, что ты не блефуешь,

полжизни послав к чертям,

и ещё за то, что ревнуешь

не к прошлому, а к зеркалам.

Я тоже, как ты, дурёха,

любимый мой дуралей.

Не быт выгибает – эпоха

поля на шляпе моей.

И высшая современность,

и светлая откровенность,

что сблизила наши уста.

Целую тебя беззащитно,

не помня самой себя.

И вовсе я не кувшинка,

а баба, что любит тебя.

*Фрагмент из «Портрета молодой женщины в чёрной шляпе».

Читайте также: