Пабло неруда стихи о войне
Обновлено: 22.11.2024
23 сентября 1973 года, умер знаменитый чилийский поэт Пабло Неруда, Лауреат Нобелевской премии 1971 года «за поэзию, которая со сверхъестественной силой воплотила в себе судьбу целого континента».
Неруда, пламенный борец за демократические изменения в Чили, за равенство и справедливость, гонимый многими режимами страны, вынужденный годы жить на полулегальном положении, в 1969 году был выдвинут Коммунистической партией на пост президента республики Чили. А затем снял свою кандидатуру, чтобы поддержать единого кандидата от блока Народного единства Сальводора Альенде.
Случившийся через три года переворот, убийство Альенде, убийства и аресты тысяч сторонников Народного единства, Неруда пережить не смог - он умер в клинике Сантьяго через десять дней после начала кровавых событий.
На его похороны, проходившие под дулами автоматов, не побоялись прийти тысячи жителей Сантьяго, начав тем самым борьбу с преступной хунтой, захватившей страну.
Пабло Неруда, великий художник, воспевший в своих произведениях латиноамериканский континент (особенно ярко и сильно любовь к Родине звучит в книге «Всеобщая песнь», являющейся достоянием мировой поэзии), выразивший восхищение героизму советских людей в поэме «Песнь любви к Сталинграду», живописно, тонко описавший свои впечатления от поездок по странам Востока: Бирме, Японии, Цейлоне, Индии, Сингапуре, Китае в эпическом произведении «Местожительство – «Земля»», оставил огромное наследие потомкам — 46 сборников стихов, поэм, книг.
Давайте сегодня, в день памяти по честному, совестливому человеку, объяснившему свою жизненную позицию пронзительными словами: «Когда на земле гибнут дети, которые родились не для того, чтобы быть погребенными, дети, светлые глаза которых могли бы затмить свет солнца… я не могу, не могу молчаливо созерцать жизнь и мир, я должен выйти на дорогу и кричать, кричать до конца дней моих», вспомним бессмертные стихи «сверхъестественной силы», зеркально отразившие его отношение к жизни, Родине, любимой женщине.
Возвращаясь
Я видел смерть и в анфас, и в профиль,
поэтому и не умираю,
не умею этого делать;
меня искали и не нашли,
и я хожу при своих,
со своей незавидной судьбой
заблудившегося жеребца на одиноких пастбищах
юга Южной Америки:
здесь дует железный ветер,
деревья согнулись с рождения,
они должны целовать эту землю,
эту равнину:
затем выпадает снег,
он состоит из тысячи
бесконечных клинков.
Я недавно вернулся
Оттуда, куда приду,
Из дождичка по четвергам,
Я возвратился
Со всеми колоколами,
Мне осталось найти лужайку,
пустить на ней корни
и целовать горькую землю,
как согнутый куст.
Ведь было дано обещание
Повиноваться зиме,
Позволить ветру подняться
Внутри тебя самого,
Так, чтобы падал снег
И сливались мгновенье и день,
Ветер и прошлое:
Надвигается стужа,
И вот мы остались одни
И, наконец, замолчали.
Спасибо.
Изначальное
Час за часом – это не день,
Это боль, что идет за болью.
Время не изнашивается,
Не сокращается:
Море звучит как море,
Непрестанно,
Земля звучит как земля:
Человек в ожидании.
И только
Колокол,
Там, среди прочих, хранящий в своей пустоте
Неуступчивую тишину,
Порой разрывает ее, подняв
Свой медный язык, волна за волною.
Я столько всего имел,
Пока мог ползать по миру на коленях,
А теперь я лежу здесь, нагой, у меня ничего не осталось,
Кроме морского жесткого полдня
И этого колокола.
Они зовут меня, чтобы я страдал,
и просят меня задержаться.
Звуки уходят в мир,
Заполняя пространство.
Море живет.
И колокола существуют.
Наваждение запаха
Запах
первой сирени…
Были в детстве прозрачны ручьи и закаты,
и текли сквозь камыш и осоку мгновенья.
Взмах платка и перрон. И не будет возврата
к золотистой звезде над кипеньем сирени.
Придорожная пыль и усталость утраты.
От тоски ножевой не отыщешь спасенья.
…Где-то колокол плачет, как плакал когда-то,
где-то девичьи очи светлы и весенни…
Запах
первой сирени…
Южный берег
Грызут гранит клыки прибоя…
Волна застынет на весу
и выплеснет хрусталь зелёный
на каменистую косу.
Безмерен горизонт… А солнце,
едва держась за небоскат,
вот-вот себя плодом уронит
в кипящий волнами закат.
Перед лицом великой мощи
стихий, сошедшихся в бою,
зачем ты, маленькое сердце,
слагаешь песню мне свою?
Кому нужна она? И всё же
наедине с самим собой
так хочется мне кануть в море
и ветер горько-голубой!
Как овевает этот ветер
лицо дыханьем вольных вод!
Летим с тобой, солёный ветер,
туда, где нас никто не ждёт!
Пускай несёт к земле далёкой
твоя упругая волна
меня, как носит ураганом
травы и злаков семена.
Но если семена мечтают
в конце концов упасть вблизи
от вспаханного плугом поля,
то я молю лишь: унеси!
Неси корабль куда угодно
и на краю земли причаль,
чтоб я и там самозабвенно
и жадно всматривался в даль…
Такую маленькую песню
сложило песню в полусне.
Зачем ты, маленькое сердце,
пропело эту песню мне?
Зачем, когда ежеминутно
здесь бьёт в гранит ревущий вал, –
заплачь Господь в такое время –
и то б никто не услыхал!
Стирает соль, смывает пена
на берегу мои следы…
Залив полнеет от прилива
ночной взлохмаченной воды.
Зачем же, маленькое сердце,
мне эту песню пело ты?
Ты отказала мне во всём
Ты отказала мне во всём, и всё же
я и такой свою любовь приемлю.
Хотя бы потому, что смотрим оба
мы в это небо и на эту землю.
Я чую, как сплетеньем вен и нервов,
укрытых под мерцаньем лунной кожи,
ты содрогаешься в объятьях ветра,
который и меня объемлет дрожью.
Ты отказала мне во всём, и всё же
ты — зрение моё и осязанье.
Как счастлив я, что вижу это поле,
которое ласкала ты глазами.
Не разлучит меня с тобой разлука:
зажавши уши и глаза зажмурив,
я в птичьей стае распознаю птицу,
которую ты видела в лазури.
И всё же ты во всём мне отказала,
и от тебя не жду я благостыни.
И твой ручей серебряного смеха
погасит жажду не моей пустыни.
Моё вино отвергнуто тобою,
но по душе мне, милая, твой милый.
Моя любовь да обернётся мёдом
тому, любовь, кого ты полюбила.
Но эта ночь… Одна звезда над нами…
Я знаю: я к ней намертво привязан.
Во всём ты отказала мне, и всё же
я всем тебе, любимая, обязан.
Читайте также: