Омар хайям на каком языке писал стихи

Обновлено: 22.11.2024

Я принадлежу к тому счастливому русско-пишущему меньшинству, которое читает рубаи Хайяма в оригинале (правда, когда они набраны в кириллице). Хайям, как и Фирдоуси, Саади, Ибн-Сина и др. гении той эпохи, писал на классическом новоперсидском языке дари (этим же термином сейчас называют официальный язык Афганистана; этот современный дари вместе с персидским, таджикским и языком бухарских евреев образует группу близкородственных языков, восходящих к тому древнему дари, прямому потомку санскрита).

Любопытная деталь - я не сразу открыл для себя, что Хайям писал на моем языке. Друзья дарили мне сборники переводов рубаи на русский (это были тоненькие книжки), я читал несколько четверостиший и равнодушно откладывал подарок на дальнюю полку своей библиотеки. Хайям мне определенно не нравился. Не затрагивал струн в моей душе. Не находил отклика. И вот однажды, будучи еще совсем молодым, в книжном магазине я раскрыл хрестоматию для старших классов таджикских школ, там были произведения Фирдоуси, Саади, Джами, и среди прочего рубаи Хаяма в оригинале. Прочел первое же стихотворение - и застыл пораженный. Это был сгусток великолепнейшей поэзии. Я восхищался богатейшей рифмой оригинала, изощренной звукописью, мелодичной и смысловой аллитерацией, щедрой метафорической инкрустацией.
И я понял, что переводчики совершали страшный грех. Они не переводили Хайяма, а придумывали эрзац его поэзии. Нечто "а-ля-ориент". "По мотивам".
Маститые литературоведы восторгаются аллитерацией у Пушкина и приводят его строку: "шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой". Как мастерски передано шипение шампанского в звуках шпнпнш! А если честно - в поэзии Пушкина не так уж много таких примеров (и все равно Пушкин великий поэт, умалять его талант не собираюсь). У Хайяма такая звукопись - в каждом четверостишии, почти в каждой строке!
Кто-то сказал, что человек, хотя бы раз в жизни срифмовавший "кровь-любовь" становится прекрасным ценителем поэзии. Я сам тогда писал стихи, гордился своей строкой "Прискорбный скрип креплений костылей - отца с войны единственных трофеев". Так мне ли не оценить аллитераций, выношенных за тысячу лет до меня! Как древний восточный мастер вырезает кропотливо орнамент в тяжелой дубовой двери, так Хайям в своем рубаи подбирал каждое слово, подгонял его к соседнему, перекликал с предыдущим и с тем, что возникнет через строку. И все это он щедро рассыпал передо мной.
Рифмы Хайяма. Маяковский был помешан на богатой рифме. Рядом с древним виртуозом рифм он выглядит старательным учеником. А что говорить о тех, кто в переводах рифмует "пришел-ушел-зашел"?

Тогда же, очарованный, завороженный их поэтичностью, я сам перевел около двух десятков четверостиший Хайяма.
Я принес свои переводы в одну из газет, заведующая культурным отделом была настолько любезна, что прочла их в моем присутствии и удивленно сказала: "Это совсем не Хайям". У нее было совершенно иное представление о нем. Мои переводы не ложились на стереотип. В моей трактовке он оказался грустнее, трагичнее, что ли. Не знаю. Короче, их не взяли. Идя из редакции, я горько пошутил над собой: "Вот арап, а состязается с Державиным" (Державин - один из переводчиков Хайяма).
Дома я куда-то сунул те листки, и в многочисленных переездах просто потерял. Помню на память только один свой перевод. Я его ниже приведу.

Я прекрасно помню те дни, когда "заразился" стихами древнего мастера, и, бросив все, целыми днями переводил его бессмертные строки. Способ был такой - я лежу на диване с блокнотом, вывожу на странице версию строки, она мне не нравится, я не правлю, а просто отрываю лист, мну его и бросаю на пол, следующий вариант пишу на новом листке. Сначала излагаю как можно более точный прозаический перевод строки, потом идут поиски поэтических эквивалентов. Один вариант, второй, третий. То же самое - вторая строка, третья, четвертая. Потратишь на это несколько часов. Я встаю, огладываюсь - и вижу на полу огромное число скомканных листов из блокнота с забракованными вариантами строк. Это было материализаций стихов Маяковского: "Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды".

Первое, что должен решить для себя переводчик - какой выбрать размер (если система стихотворения разная; для переводов с немецкого этой проблемы нет, "Лорелею" можно перевести тем же размером, что и у Гейне).
Я читаю хайямов оригинал, читаю переводы в разных сборниках - и всегда остается ощущение незавершенности. Строка в переводе мне кажется короче строки Хайяма. Считаю слоги - все вроде правильно. Примерно то же количество у Хайяма с одной стороны и у Державина, Румера, Тхоржевского, Плисецкого с другой. Но в оригинале - эпический тон, а на русском стих как бы танцует фокстрот.
Я вглядывался, вчитывался, ломал голову и, наконец, сообразил. Русский стих - силлабо-тонический. Стих в дари - силлабический, это значит, среди прочего, что ритм создается чередованием коротких и долгих гласных. Иными словами, 12 слогов на дари не равны по временной протяженности 12 слогам на русском. Половина слогов на дари звучит почти вдвое длиннее, чем на русском. И чтобы русский стих длился столько же, он должен быть длиннее на два-четыре слога.
Перепробовав разностопные ямбы, хореи, амфибрахии, анапесты и дактили, я остановился на семистопном ямбе, который, на мой взгляд, ближе к эпической интонации оригинала.

Рубаи, как вы, наверное, знаете, не просто четверостишие, конструкция в нем несет смысловую нагрузку. И в построении, и в содержании. Обычно в ней одна сквозная рифма, рифмуются первая, вторая и четвертая строки, третья строка обходится без рифмы. Первые две строки подготавливают читателя к главным третьей и четвертой, эти первые две строки - метафора, которая "выстрелит" в последующих двух.

Оставшееся в памяти четверостишие несколько нарушает правило "трех рифм", в нем рифмуются все четыре строки (поэт как бы говорил себе иногда - "кашу маслом не испортишь"). В моем переводе это сохранено. (Нередко в четверостишии бывает более 4 рифм, когда есть еще и внутренняя рифма - первая половина строки рифмуется со второй половиной; Хайям на этом не экономил; ясно, не читал новейших критиков, прославлявших "поэтический аскетизм").
В оригинале разбираемого четверостишия есть сквозная рифма на гласную, которой нет в русском, это звук, средний между "у" и "о". Приняв кириллицу, таджикский язык ввел дополнительную букву - "у" со скобочкой наверху (как "и" краткое: "й"). Если хотите, можете попытаться произнести этот звук. Он есть и в узбекском языке, например, в слове "урток", "товарищ".
В последней, четвертой строке этого рубаи несколько раз повторяются два слова со звуками "у", то есть, в последней строке этих звуков - 7. А во всем четверостишии - 14.
Автор не случайно выбирает именно эту гласную. Протяжное "у-у" - как выражение неизбывной тоски от мысли, что не дано нам, смертным, постичь Божий промысел.

Я постарался не потерять всех этих художественных достоинств, получилось не ахти что, но все же.
Не буду больше испытывать ваше терпение, вот мой неуклюжий "список" (в грибоедовском смысле слова) с оригинала, моя попытка отразить маленький шедевр в русском языке:

Зачем судьба как мяч гоняет, не постичь уму.
Послушно вправо, влево вниз, не зная, почему.
Тому, кто зашвырнул тебя в такую кутерьму,
Ему бы знать, ему бы знать, ему бы знать, ему.

Кроме того, что я сохранил это "у", я постарался еще передать и аллитерацию, попрактиковался в звукописи. В первой строке у меня не случайно большая концентрация звуков "мчмч", во второй строке сознательно сталкиваются "низ-низна", в третьей выделяется "ткткт". "Послушно" из второй строки откликнулось в слове "зашвырнул" из третьей. Этот глагол я выбрал из множества синонимов еще и потому, что в нем есть так нужный в данном рубаи звук "у". Ну, а в четвертой строке я сохранил многократный повтор мысли (что автоматически дало и многократный повтор звукового лейтмотива).
В оригинале Хайяма в первых двух строках обилие звуков "хмч", в третьей строке - "ктркт", а в четвертой "удн".

И еще один совет будущим переводчикам Хайяма: Противопоказаны все эти любительские ухищрения типа "коль", "ль" (вместо полного "ли") беспомощные вставки, искусственные инверсии, источник которых - в версификационной беспомощности. Мне мешают запахи переводческой кухни. Потуги быть "поэтичным". Со страниц не встает образ, не возникает картина, написанная мастерской рукой
("Вставка" - литературоведческий термин, односложные необязательные слова, вставляемые в стихотворную строку для соблюдения размера. Самая знаменитая вставка - в пушкинской строке: "Я знаю, век уж мой измерен. ", Маяковский, мастер версификации, на дух не переносил подобные "ошметки" и, цитируя великого предшественника, самовольно менял строку своей уверенной рукой мастера: "Я знаю, жребий мой измерен, но чтоб продлилась жизнь моя. " Ему ужасно не нравилось это "векуж" Что за "векуж" такое? - сердито спрашивал он. К вставкам прибегают неопытные стихоплеты, чтобы уложиться в размер стиха. Помню из какой-то детской: книги доморощенный поэт, желая размер соблюсти, написал в панегирике вместо "вот директор идет" - "вот директор идиёт", прибавив один недостающий слог к глаголу).

Всего этого у Хайяма нет, он был мастером стихосложения.

Я с разбегу попытался переводить из этой же хрестоматии рубаи Ибн-Сины - и вдруг у меня ничего не получилось. Сделал все, как и с Хайямом, отошел, посмотрел отчужденно на получившееся и озадаченно почесал в затылке. Мои русские варианты были похожи на оригинал, как грубо сколоченная табуретка - на стул изящной работы. Нет, слабое сравнение. Как голем Финкельштейна - на райскую гурию. К строкам великого поэта Ибн-Сины нельзя было прикасаться руками - они расползались, терялась их поэтичность, их обаяние. Поэзия была не в смысле фраз, а в звучании слов, в их оболочке. Их можно было только брать в губы, эти стихи существовали только на языке их автора. Посмотрел я на вышедшего из под моего пера монстра. и убил тут же - порвал листок.
Поэзия Хайяма и Ибн-Сины - как музыка, она проникает прямо в сердце, воздействует непосредственно на чувства, минуя разум. Какую жалость я испытал тогда ко всем тем, кто не может их прочесть на языке Ибн-Сины!
Если у Хайяма смысл несет на себе только четверть нагрузки, то у Ибн-Сины ценность изложенной мысли, удельный вес содержания сокращается до мизерной десятой доли. Остальные 90 - звукопись, рифмы - богатые, внутренние, и метафоры, лирика образов. А смысл. Отрывок взгляд и нечто.

Уже закончив статью, заглянул в Википедию и о, чудо! - в статье о Хайяме приведен только один пример рубаи, и именно того, перевод которого сохранился у меня! (В Википедии не сказано, в чьем переводе). И представляется счастливый случай сравнить.

Не спрашивают мяч согласия с броском.
По полю носится, гонимый Игроком.
Лишь Тот, Кто некогда тебя сюда забросил, -
Тому все ведомо, Тот знает обо всем

Так что, не нужно переводить Хайяма, не нужно читать его переводы на русский? Я не экстремист, никогда себе подобных заявлений не позволяю. Я считаю, что гениальный перевод лучше хорошего, хороший - лучше плохого, а плохой перевод лучше никакого. Но если родится русскоязычный поэт, равный гением Хайяму - вряд ли он согласится посвятить свой гений переводу древнего поэта. Ахматова переводила древних корейцев, желая хоть что-то заработать в эпоху "успешного менеджмента".

То, о чём говорит автор статьи, просто одна из школ перевода - перевод эквиритмический, которым обычно переводятся музыкальные произведения.
Это очень сложная техника, к тому же автор изощряется почти до полного соответствия звучания оригиналу. Выполни он всё безукоризненно, я бы сказал, что перевод гениальный. Но, опять же, обратясь к подстрочнику,
(Гонимый чоуганом рока, словно мяч,
Беги влево, беги вправо и ничего не говори.
Ибо тот, кто заставил тебя бежать, -
Он знает (зачем), он знает, он знает!)
(перевод Р.М.Алиева и М.Н.Османова),
возникают вопросы: а где "чоуган рока" и вынужденность помалкивать? Не слишком ли вольно отбрасываются поэтические образы в угоду идентичному звучанию? По мне, это только обеднило рубаи. К тому же в первой строке
на один слог сдвинута цезура, что уже исключает это четверостишие из канона.
Перевод из Википедии выполнен госпожой И. Б. Роднянской с английской версии Фицджеральда. Английский вариант Хайяма безусловно очень свободная интерпретация оригинала, но не будь его, мир вообще никогда бы не узнал о гениальном поэте.
Не скажу, что я большой мастер переводного искусства, но я долго возился с переводами загадочного поэта. А это рубаи получилось таким:
Как мяч човганом рока я заброшен в этот гон;
Бросайся вправо, влево и ещё молчи притом.
Метаться так заставил кто, он знает лишь резон,
Один лишь Он, один лишь Он, один лишь только Он!
По крайней мере, корректно.

Игорь, пожалуйста, просветите меня относительно "канона". Каков он, и какова история его возникновения в русскоязычной рубаистике?

Можно как-то иначе? Есть конечно исключения - но они должны быть блестящими. Вот такое, например:

Из верченья гончарного круга времен
Смысл извлек только тот, кто учен и умен,
Или пьяный, привычный к вращению мира,
Ничего ровным счетом не мыслящий в нем!

Это Плисецкий. Здесь пауза внутри каждой строки совершенно разбалансирована, наверное это приемлемо, не знаю. Но всё звучит гармонично. В приведённом же в статье стихотворении это выглядит именно ошибкой. Историю канона я не знаю. О рубаи не так и много информации, восточные источники об арузе не помогают. Какие-то филологи может быть и изучают этот вопрос, да как-то не рассказывают.
Расскажите Вы, если имеете информацию.
С уважением,

Проблему с каноном никто не придумывал, она просто существует с тех пор, как появились первые переводы восточной поэзии, по началу громоздкие и мало похожие на оригиналы. Да, конечно, это проблема именно переводческая, а поэтический перевод обязан передать насколько возможно и дух, и букву, и ритмику произведения. На Востоке этот канон для рубаи есть, и не так всё просто, как вы излагаете. Строки в одном рубаи могут быть написаны в разных метрах (всего для рубаи их насчитывается 24). Причём, рубаи, исключённый из метра аруза как народный стих, этому арузу косвенно всё-таки подчиняется. А в арузе метров, кажется, 62. И эти 24 варианта персидской поэзии как-то вписываются в арабский аруз. Но самое главное в делении каждой строки рубаи на четыре рукна. Рукны , насколько я понял - это ритмические отрезки в пределах строки :

Вхожу ли / я в мечеть /, иду ли / мимо храма ,
Направо / я иду , / налево / или прямо ,
Я думаю / о том / и убеждаюсь / в том ,
Что бог / — любой из нас / , из сыновей / Адама!
(Насими)

То, что исповедует Владимир Кириленко, ведущий этой странички, можно назвать строгим каноном. Я беседовал с ним на эту тему, и логически он прав - твёрдая форма должна иметь чёткие правила. Как известно, Хайям был математиком, и наверняка полюбил этот жанр за похожесть на уравнения. А когда каждая следующая болванка не похожа на предыдущую - получается российский автопром со слишком вольной трактовкой ОТК.
Хотелось бы иметь единый взгляд на правила написания такой твёрдой формы как рубаи и, по возможности, наиболее достоверный.

Вот некоторые сайты по этому вопросу:

C уважением Игорь АГрачёв .

Спасибо, от всей души, Игорь! Вы мне очень помогли. Стараюсь теперь вслушаться в звучание рубаи Хайяма в исполнении Ахмада Шамлу ( и другие записи ) на языке оригинала ( надеюсь ). Текст ( в кириллице ) и звук "почему-то" не совпадают.
Иронизирую над собой, читая собственные вирши :)

Хаям вообще не писал Рубаи. Фальсификация это XIX века.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Читайте также: