Олеся николаева биография стихи
Обновлено: 04.11.2024
Я родилась в День рождения Пушкина 6 июня 1955 года в семье московских литераторов. Имя мое — Олеся — имеет литературное происхождение: в ту пору вышло первое за историю советской власти собрание сочинений Куприна, один из рассказов которого так и назывался «Олеся».
Поначалу — до школы — воспитывали меня две донские казачки — мои бабушки по материнской линии, которые вели очень аскетичный образ жизни.
Когда мне исполнилось 7 лет, папа взял меня с собой в командировку в Ленинград. Там, в Эрмитаже и в исаакиевском Соборе я узнала об Иисусе Христе и среди картин итальянских и испанских живописцев уверовала в Него как в пришедшего во плоти Бога.
Примерно тогда же я поняла, что я — поэт, хотя стихов еще не писала, зато сочиняла исторические романы из жизни английской аристократии ХVII века. Больше всего мне нравилось давать имена героям: Артур, Чарльз, Джулия, Оливия, Арабелла. Но одна подружка сообщила мне в тайне, что она пишет стихи, и я испытала страшное потрясение от роковой ошибки жизни, потому что ведь это же я, это я, а не она ДОЛЖНА была писать их.
Жизнь моя складывалась очень благополучно: я училась в лучшей английской школе, на дом ко мне приходила «француженка» и учила меня французской грамматике. Была у меня и учительница музыки — старенькая, с фиолетовыми волосами, осевшая с незапамятных времен в России голландка Фредерика Людвиговна. Мы жили в фешенебельном доме на новеньком в ту пору Кутузовском проспекте. К родителям приходило множество гостей, в том числе известные в России поэты и писатели — Булат Окуджава, Семен Кирсанов, Евгений Евтушенко, Давид Самойлов, Юрий Левитанский, совсем еще молодые Андрей Битов, Василий Аксенов, Анатолий Гладилин. И еще многие, многие.
В доме моих родителей всегда жили какие-нибудь звери — собаки, кошки, морские свинки, белки и даже удав и обезьяна, не говоря уж о рыбах и птицах.
В шестнадцать лет я встретила в поликлинике некоего молодого человека, о котором мне сказал тайный голос, что он-то и будет моим мужем. Я искала его потом три года и, найдя, вышла за него замуж. Наших детей зовут Александра, Николай и Анастасия. А моего мужа — Владимир Вигилянский.
После школы я поступила в Литературный институт, где училась в семинаре поэзии у Евгения Винокурова.
Первые двенадцать лет нашей жизни мы с мужем очень бедствовали, можно даже сказать — нищенствовали: его не принимали на работу, потому что он не то что не был членом Компартии, но даже никогда не бывал комсомольцем, а специальность его «литературной работник, критик, искусствовед» должна была иметь в те годы идеологический оттенок. Меня почти вовсе не печатали. И вообще за нами присматривал КГБ и даже порой откровенно «следил» глазами своих сотрудников, потому что мы дружили и с иностранными корреспондентами, и с Профферами, и с «метропольцами», которые были тогда в опале.
По счастью меня пригрела Грузия, и я регулярно печатала там свои стихи и переводы грузинских поэтов, которые потом вошли в мою книгу «Смоковница», выпущенную тбилисским издательством «Мерани».
В восьмидесятые годы мы с мужем попали в Ракитное — Пустыньку великого старца о. Серафима Тяпочкина — прозорливца и чудотворца, и это переменило нашу жизнь: мы покрестились, обвенчались, стали ходить в церковь, ездить по монастырям, где у нас появилось много друзей среди монахов и священнослужителей, которые очень помогали нам получить церковное образование.
Отголоски этого нового сюжета моей жизни слышатся в романе «Августин» и повестях «Инвалид детства» и «Кукс из рода серафимов». Кроме того, смею сказать, церковная литургическая поэзия оказала сильное влияние на поэтику моих стихов и эссе («Слово и безмолвие», «Апология человека» и др.)
Началась перестройка, и меня приняли в Союз писателей, куда не хотели принимать в течение семи лет — как «писательскую дочку», а мои стихи начали широко печатать. У меня стали выходить книги — стихов, прозы, эссе. Я была приглашена в Париж и Гренобль на праздник русской поэзии, в Италию — на фестиваль поэтов, в Нью-Йорк — на конференцию женщин-писательниц, в Женеву — на чтение цикла лекций и т.д.
В 1989 году я стала преподавателем Литературного института, где в течение двух лет читала курс лекций по истории русской религиозной мысли и где по сей день я веду семинар литературного мастерства.
В конце восьмидесятых годов я выучила древнегреческий язык, который даже преподавала монахам Псково-Печерского монастыря, куда я часто в те годы ездила.
В 1992 году меня приняли в Русский Пен.
В 1993 году я совершила паломничество в Иерусалим — ко гробу Господню.
Вскоре моего мужа — писателя и журналиста — рукоположили в священники, а меня пригласили поработать в Новодевичьем монастыре шофером его настоятельницы — игуменьи Серафимы. Правда, моя монастырско-шоферская карьера вскоре окончилась, явившись в моей жизни лишь экзотическим эпизодом. Он описан в эссе «Оксюморон, или Святость как категория Свободы» (ЛГ) и в новелле «Человек в интерьере» (журнал «Россия»)
Из всего описанного очевидно, что Господь был милостив ко мне и хранил меня на путях моих, заплетя три линии, три внутренних сюжета моей жизни в единый жгут. Эти линии такие: Богоискательства, любви и творчества.
Читайте также: