Око за око стих
Обновлено: 24.12.2024
На скрижалях вселенской судьбы,
Мир подлунный, ты Божие слово,
Ты сосуд жизнетворной воды,
Ты пристанище душ, и основа.
Ты подножие чувств… и сия, и сего,
Беспримерных событий опора.
Ты Творение Грёз и Начало Всего,
Ты ковчег без замка и забора.
Ты вместилище горя, любви и потерь,
Лицедейства, – коварства и лести.
Ты вместилище страха и подлых затей,
Ты горнило геройства и чести.
Ты сосуд откровений. Моли не моли,
Мир подлунный, ты путь в небылое,
Ты смирение тех, кто в полях полегли.
И того, кто бежал с поля боя.
Он бежал, будто щёку подставил врагу,
Ту, вторую, – и Скорбь безутешна.
Видно, участь его на другом берегу…
И дорога туда небезгрешна.
Наша участь – и в этом сомнения нет –
Провиденье от срока до срока!
Бог во всём, и Судьбою владеет Завет,
Где и блажь… И где око за око.
Ворона терпела уже целых пятнадцать минут. Нелёгкое это дело – терпеть, когда сил не осталось. Зато берёза – своя, родная, листочек к листочку.
– Эх, – вздохнула ворона, – а ведь я каждую ветку на этой берёзе знаю. Почитай, с младых когтей в её шелесте охорашиваюсь.
Ворона переступила дрожащими от нетерпения лапами.
– И чего он так долго копается! Машину помыть не может… Бестолочь. Всегда, всегда знала, что он ни на что не способный! Только и умеет: по дереву палкой стучать да исподтишка камнями кидаться, а когда мальчишкой был, – из рогатки… Хулиган. Ну, давай же, давай, шмурыгай живее! У-у! – ворона вскинула крыло, взъерошилась, припоминая крепкое словцо, но тут же осеклась. – Никак сглазила: он ещё шире варежку распахнул.
Хулиган топтался вокруг машины, намыливал её поролоновой губкой и разговаривал с маленьким хулиганом. На раскатистой ноте вороньего неприятия маленький хулиган запрокинул косматую голову.
– Пап, а чё это ворона, как сумасшедшая, разоралась?
– Так у неё мозгов-то – во! – со спичечную головку. Потому и орёт. А мы сейчас.
Голос большого хулигана опустился до шёпота.
«Кажись, обратно сглазила, – заволновалась терпеливая ворона, – хулиган по сторонам глазами зыркает, камень по руке себе подыскивает. Так… начинается борьба умов. Главное сейчас – уставиться на него немигающим взглядом. Пусть догадает, что у меня уже крылья зудят. А ежели отвернусь, – пиши, пропало. Решит, что я ничего не подозреваю, и камень швырнёт. Тогда всё моё терпение… коту под хвост».
– Смотри, сынок, как ворона зенки-то пялит. Думает, я не понимаю, что она за нами следит. Вот дура! Ха-ха-ха…
Качнулась соседняя ветка.
– Фу-у-у, запыхалась… Привет, кума! Лечу мимо, пригляделась, – ты. Дай, думаю, с товаркой покалякаю да и передохну… невзначай.
– Привет, коль не шутишь! – терпеливая ворона приподняла, было, хвост, но опомнилась. – Далеко ль путь держишь, куда крылья навострила?
– Так в этот… как его… в совхоз. Там сегодня навоз выгребать будут. Знатная вечеринка наклёвывается! Айда со мной.
– Легко, – натужливо выдохнула ворона. – Только сначала надо дельце одно провернуть. Слушай-ка, – ворона осторожно вдохнула, – а может, и ты поучаствуешь-подсобишь?
– А что за дельце-то, кума? Если разобраться с кем, то… лишних перьев у меня нету.
– Тихо-тихо, ты попусту-то не напрягайся. – Терпеливая ворона окинула подругу оценивающим взглядом и нахмурилась. – Лишние перья сейчас не нужны. Припомни-ка лучше, когда ты последний раз чего-нибудь ела.
– Давне-е-енько. Ой, нет, сегодня утром. Рыбину с душком.
– Так это то, что надо! И уже переварила?
– Почти. А…
– Вот и, слава Богу. Садись со мной рядком и переваривай, как говорят, ладком.
– А в чём, собственно, дело-то, кума?
– Щас вон тот, в пинжаке, домоет машину, и мы её… Я зайду в лоб, на стекло, а ты, – терпеливая ворона охнула и засучила лапами, – спикируешь на крышу. Видишь, как она противно блестит? Широ-о-окая. Её и мыть труднее всего. Только не промахнись.
– Обижаешь, кума. Мастерство не прокаркаешь.
– Сплюнь.
Нетерпение на берёзе удвоилось.
На последней минуте вороньих мучений и стойкости большой хулиган опрокинул ведёрко к забору и отошёл от машины: лучистое солнце играло на краске слепящими бликами, по крыше неспешно сползали в салон облака, а стёкла творили из высохших капелек радугу.
От увиденного терпеливую птицу едва не стошнило. Вперив в машину двустволку-глаза, ворона презрительно хмыкнула и передёрнула крыльями.
– Пора! «Борт номер два», доложите… кивните готовность… Принято. От винта!
Серые тени упали с ветвей на машину.
– Сволочи! Птеродактили проклятые! Смотри, сынок, смотри! Запомни врагов своих, на всю жизнь запомни! Завтра я тебе рогатку сделаю.
– Ах, кума, какое это всё-таки сладкое слово – свобода! Летишь себе, летишь…
– Точно. А ещё… неуязвимость. По-моему, тоже сладкое слово.
Вороны скривили в ухмылке клювы и с лёгким сердцем направились на скотный двор.
Читайте также: