Непристойное предложение в стихах

Обновлено: 04.11.2024

Промаявшись некоторое время и не найдя никакого интересного дела, она вошла в самую светлую комнату, на южной стороне, и посмотрела в окно.

За несколько последних дней листва с деревьев почти вся облетела, и теперь, сквозь тюлевую занавеску, был хорошо виден клуб через дорогу, а за ним – школа. «Не буду включать свет, когда стемнеет, – подумала Ольга, – посижу возле окна».

Стемнело. Зажглись фонари. Зазвучала музыка. Возле клуба начала собираться молодежь. Потом появился киномеханик и стал наклеивать на стенд афишу. «Значит завтра вечером покажут какой-нибудь фильм, все равно, какой, можно будет посмотреть…», – единственное развлечение, которое Ольга могла себе позволить вне дома, – больше ей ходить было некуда. Ежедневно совершаемый путь – дорога из дома в школу – и обратно – по времени занимала не более двадцати минут.

Ольга продолжала смотреть в окно. Киномеханик все еще приклеивал афишу. Ей стало скучно. Она ушла в дальнюю комнату и села проверять тетради.

Вскоре она услышала настойчивый стук в дверь. На вопрос, кто это, голос ответил:

– Это я, киномеханик, по поводу русского языка, как правильно слово написать на афише.

Ольга включила фонарь над крыльцом – и вышла. Перед ней стоял худощавый мужчина, лет сорока пяти.

– Здравствуйте, Ольга Николаевна, мы с вами лично не знакомы, но я-то за вами все время наблюдаю из клуба, как только вы из дома выходите… Меня зовут Александр, хочу к вам зайти, мне нужно с вами поговорить.

С этими словами он сделал движение, намереваясь открыть дверь в дом. Ольга заслонила дверь спиной:

– Нет, я живу одна – и мужчины в мой дом не заходят, – это неприлично.

– Но я – киномеханик, и мне нужно так много вам сказать, а здесь, на улице, везде люди, как-то неудобно! – говорил он, убедительно заглядывая в глаза и настойчиво пытаясь оттеснить ее к дверям.

– Не вынуждайте меня сожалеть о том, что я вышла. Вы хотели спросить, как пишется слово, какое слово?

Киномеханик немного помялся, потом спросил:

– Как правильно написать: «Человек-амфибия» или «Человек-анфибия»?

Уточнив написание, он явно не хотел уходить. На вопрос, что Ольга сегодня делает, она ответила:

– Но ведь это можно отложить, – завтра выходной. Мы могли бы у вас посидеть, поговорить… Мне совершенно не с кем разговаривать, здесь нет интеллигентных людей! и как я рад, что вы приехали, только вы меня сможете понять… неужели даже не пригласите меня в гости? – ведь я так надеялся.

Ольга была возмущена его наглостью и молча смотрела с нескрываемой неприязнью, почти враждебно. Что-то неприятное, отталкивающее, лисье было в его обличье, в его позе, манере держаться, во вкрадчивом масляном голосе, в странно горящих белесых глазах на морщинистом худом лице, во влажной липкой руке, которую подал, здороваясь с ней… Кого-то он ей напоминал, что-то похожее, мерзкое, она уже когда-то встречала… Киномеханик говорил еще что-то, но что – она не слышала…

– Я очень прошу вас меня простить и не обижаться… Я вам написал… Тут у меня идут сначала стихи… Я сначала хотел все написать в стихах… потом не смог… дальше словами, как понимаю, как чувствую… И простите за ошибки… Вы прочитайте, пожалуйста, и скажите мне обо всем этом свое мнение, – я очень ценю ваше мнение! – и он протянул толстую пачку сложенных вдвое листов.

– Конечно! – воскликнула Ольга, предвидя конец разговора, – сегодня же и прочитаю…

– Я очень надеюсь… и с нетерпением буду ждать ваш ответ… Можно, я завтра вечером к вам приду – узнать, что вы обо всем этом думаете?

– Конечно, приходите, только не поздно.

– Я приду в десять часов, после кино.

– Нет, это поздно, приходите в шесть.

«Наконец-то! – Ольга с облегчением вздохнула, закрывая за собой дверь, – казалось, никогда не уйдет… и как я вынесу завтрашнюю встречу с ним?! А может быть он не такой плохой, как мне показалось. просто стеснялся и не знал, как отдать цензору свои сочинения».

Ольга с иронией разогнула листы, в предвкушении открытия литературного дарования сельского самородка.
С первых же строчек она удивленно подняла брови. Сначала ей было смешно, но чем больше она читала, тем больше хмурилась.
Текст начинался очень странно: «Многоуважаемая, несравненная Ольга Николаевна, прошу Вас простить меня за то, что отнимаю у Вас драгоценное время, и умоляю Вас прочитать мое письмо. Я долго не решался Вам его отдать, но с тех пор, как Вас увидел, потерял покой и не могу больше скрывать свои чувства…»… Далее шло пространное стихотворение, написанное почти гекзаметром, с красочными эпитетами и сравнениями, вперемешку со страстными любовными объяснениями. Заканчивалось все словами, что если она не ответит на его чувства, он умрет от любовных мук. После стихотворного объяснения шел как бы перевод в прозе.

Ольга вскользь пробегала по строчкам, брезгливо переворачивая кончиками пальцев сразу по нескольку страниц. Заканчивалось «послание» выражением надежды на ответные чувства. Далее шла приписка: «И если Вам неудобно от людей, то я буду щадить Ваши чувства: приходить к Вам по вечерам, когда стемнеет, а Вы не включайте свет над крыльцом, просто откройте дверь». Ниже стояла подпись: «С уважением к Вам Александр Троян».

Заставив себя дочитать всю эту мерзость до конца, Ольга с отвращением отодвинула кипу бумаг, перепачканных каракулями с уймой ошибок.
– Какая наглость. – с досадой воскликнула Ольга, – Что он себе позволяет?! Разве я подала ему повод?! Да как он посмел, этот Троян! Троян.
И Ольга вдруг вспомнила, как несколько дней назад в учительскую на перемене вошла учительница третьего класса. Двое присутствующих насмешливо переглянулись между собой. Когда она вышла, обе засмеялись.

– Ходит, как в воду опущенная!

– Еще бы! Слыхала новость? – Муженек опять к другой ходит.

– Да ты что?! – и кто это теперь?

– Да Танька Сидорчук, с фермы.

– Вот это да! Была бы хорошая жена, муж бы не бегал по селу за каждой бабой!

– Так ей и надо! Трояниха сама виновата, если не может мужа возле себя удержать.

«Так значит это и есть тот самый Троян!»…

Ольга нервно ходила из угла в угол по комнате, потом снова подошла к окну. Возле клуба толпились люди, гремел все тот же избитый шлягер, слышались мужские голоса и грубоватый смех да повизгивание местных девчат.

Она рассеянно наблюдала за движением темных фигур, будто в театре теней. Все, что там происходило, казалось таким далеким и не имеющим к ней никакого отношения. Ею владело чувство горечи за нанесенное оскорбление, ощущение обиды и незащищенности…

Читайте также: