Некрасов стихи о природе анализ

Обновлено: 25.12.2024

Тема природы также обретает особый смысл и особенный колорит в лирике поэта. Русская природа привлекает его не возможностью постичь ее тайны, ее скрытую жизнь. Своеобразие некрасовских пейзажей определяется тем же чувством социальности, которое отметил Б.О. Корман. В описании природы доминируют приметы именно русской жизни, ярко раскрывающие все своеобразие русского бытия и быта. Причем человеческая жизнь никогда не противостоит у автора жизни природной, она кажется ее органическим продолжением. Так, в раннем стихотворении «Перед дождем» в тревожную картину предгрозовой природы включается эпизод из человеческой жизни. Описание мчащегося на таратайке жандарма вносит то же ощущение тревоги, предчувствие недобрых перемен:

Заунывный ветер гонит
Стаю туч на край небес,
Ель надломленная стонет,
Глухо шепчет темный лес.

На ручей, рябой и пестрый,
За листком летит листок,
И струей сухой и острой
Набегает холодок.

Полумрак на все ложится;
Налетев со всех сторон,
С криком в воздухе кружится
Стая галок и ворон.

Над проезжей таратайкой
Спущен верх, перед закрыт;
И «пошел!» – пристав с нагайкой,
Ямщику жандарм кричит.

Поразительно точно здесь передана и своеобразная звуковая «гармония» русской жизни – человеческой и природной: глухой шепот леса, крики птиц и стон деревьев дополняются криком мчащегося на таратайке жандарма с нагайкой.

Но природа – это и путь к познанию русского народа. Через многие стихотворения Некрасова проходит мысль о глубокой связи, существующей между природой и страной, природой и народом, живущим рядом с ней. В одном из стихотворений 1873 г. поэт скажет о родной природе – «несчастная». Этот эпитет многое позволяет понять в концепции природы в лирике Некрасова: «несчастная» – значит и бедная, и некрасивая, и, как и всякий русский человек, страдающая.

Поэт не раз будет возвращаться к этой мысли. В поэме «Затворница (Сон)» он найдет точное выражение идеи родства природной и человеческой жизни. Россия, скажет в поэме автор, – край, где царит «суровый гнет неволи и зимы, / Где заодно с природой стонут люди». Мысль о природе как отражении русской жизни и русской души лейтмотивом пройдет и через другие произведения Некрасова. В стихотворении 1874 г. «Утро» поэт снова повторит: «С окружающей нас нищетою / Здесь природа сама заодно» и далее нарисует типично русский пейзаж, где печальная жизнь природы неразрывно связана с печальным человеческим существованием:

Бесконечно унылы и жалки
Эти пастбища, нивы, луга,
Эти мокрые, сонные галки,
Что сидят на вершине стога;

Эта кляча с крестьянином пьяным,
Через силу бегущая вскачь
В даль, сокрытую синим туманом,
Это мутное небо. Хоть плачь!

Но не краше и город богатый:
Те же тучи по небу бегут;
Жутко нервам – железной лопатой
Там теперь мостовую скребут.

Начинается всюду работа;
Возвестили пожар с каланчи;
На позорную площадь кого-то
Повезли – там уж ждут палачи.

Нарисованная поэтом картина, при всей своей конкретике, кажется предельно обобщенной: в ней упомянуты самые знакомые детали русского пейзажа: даль, луга, поля, дорога. Называя их «эти», «эта», «это», поэт усиливает ощущение предельной конкретности пейзажа и в то же время его типичности, характерности. В нем нет особенных примет местности – Ярославской или Петербургской губерний. «Унылым и жалким» предстает и пьяный крестьянин на «кляче» – безотрадная и привычная картина русской жизни. Столь же конкретным и в то же время обобщенным кажется и «город» в стихотворении: описание подходит к любому русскому городу – от столицы до глухой провинции, ибо жизнь повсеместно и состоит из бесконечной работы, страдания и унижения. Созданной поэтом печальной картине русской жизни соответствуют и звуковые образы: повторение звуков с, т, ч, п, ш, щ, передающих монотонный шелест дождя или скрежет железа по мостовой.

Некрасов, вслед за Пушкиным, стремился показать ту удивительную связь, которая существует между национальной природой и национальным характером. В поэме «Крестьянские дети» описывая одну из русских деревенек, он и высказывает мысль о том, как формирует русскую душу долгая, недобрая зима, холодное зимнее солнце, как рождает этот пейзаж «русские» мысли – любовь и ненависть, любовь и боль, – те чувства, что действительно стали, по Некрасову, не только характерной особенностью русского мироощущения, но и определили пафос его поэзии:

<. > И снег, до окошек деревни лежащий,
И зимнего солнца холодный огонь –
Все, все настоящее русское было,
С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,
Что русской душе так мучительно мило,
Что русские мысли вселяет в умы,
Те честные мысли, которым нет воли,
Которым нет смерти – дави не дави,
В которых так много и злобы и боли,
В которых так много любви!

Создавая образ русской природы – с ее неброской красотой, Некрасов хочет показать не только таинственную связь между русским пейзажем и русской душой. В природе он видит и своеобразную гармонию, которой подчас лишена жизнь людей. В природе – нет «безобразья», которым отмечены отношения людей. Эта мысль отчетливо прозвучала в поэме «Железная дорога». Начиная поэму описанием самых непоэтичных мест России – болот и кочек, поэт стремится противопоставить тихую жизнь природы исполненной страданий жизни людей:

Нет безобразья в природе! И кочи,
И моховые болота, и пни –

Все хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю.

Следующий далее рассказ об унижении и оскорблении человека, еще более подчеркивает авторскую мысль. Но природа – не равнодушный свидетель человеческой жизни. Точно передают суть некрасовского отношения к природе его слова из поэмы «Тишина» – «врачующий простор». Неброская красота русской природы осознается как чистый и добрый мир, который может внушить человеку истинное понимание любви, смысла жизни.

В лирике 1850-х гг. центром некрасовского пейзажа, некрасовской картины русской жизни становится храм («Тишина», «Рыцарь на час» и др.). Он не вносит в эту картину красоту и гармонию: русский храм – убогий храм, храм печали и горьких вздохов. Но в человеческой душе он рождает умиление, возвращает в нее детскую веру и чистоту. В поэме «Тишина» эта особенность некрасовского пейзажа проявляется особенно зримо:

. Я узнаю
Суровость рек, всегда готовых
С грозою выдержать войну,
И ровный шум лесов сосновых,
И деревенек тишину,
И нив широкие размеры.
Храм Божий на горе мелькнул
И детски чистым чувством веры
Внезапно на душу пахнул.
Нет отрицанья, нет сомненья,
И шепчет голос неземной:
Лови минуту умиленья,
Войди с открытой головой! <. >
Храм воздыханья, храм печали –
Убогий храм земли твоей:
Тяжеле стонов не слыхали
Ни римский Петр, ни Колизей!
Сюда народ, тобой любимый,
Своей тоски неодолимой
Святое бремя приносил –
И облегченный уходил!
Войди! Христос наложит руки
И снимет волею святой
С души оковы, с сердца муки
И язвы с совести больной…

И.А. Бунин однажды сказал о первобытной привязанности русского человека к природе. Вот эту «первобытную привязанность к природе» и выразил Некрасов в своей лирике. Если воспользоваться выражением самого поэта из поэмы «Рыцарь на час», его герои всегда «отдаются невольно во власть» природы, внушающей им то бодрые и чистые мысли и настроения, то злые и неправые желания. И всегда человек отзывается на ее голос.

Смена настроений человека, сложное душевное движение под влиянием природы отчетливо передано в стихотворении «Зеленый Шум». Стихотворение основано на двойном параллелизме: зимние холода и бури и – весеннее обновление, весенняя радость бытия даются параллельно человеческим отношениям: смене настроений, переживаний героя – от холодной ненависти к жене-изменнице к мудрому прощению. Стихотворение начинается описанием весенней природы. В описании акцентируются глаголы движения:

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи, расходится
Вдруг ветер верховой:
Качнет кусты ольховые,
Подымет пыль цветочную,
Как облако, – все зелено:
И воздух, и вода!

Движение в природном мире означает торжество красоты, обновления мира. И то же чувство обновления испытывает и герой. Всю долгую зиму он мучительно страдал из-за измены «хозяюшки» – Натальи Патрикеевны. Перед героем был выбор:

Молчу. а дума лютая
Покоя не дает:
Убить. так жаль сердечную!
Стерпеть – так силы нет!

Зимняя стужа и вьюга все более распаляют героя: «Убей, убей изменницу! Злодея изведи!» Но приходит весна, изменяется мир. В описании весенней природы теперь доминируют не глаголы движения, а звуковой образ – глагол «шумит». Он многократно повторяется, становится лейтмотивом, символизируя радостное возбуждение природы, ее веселое единодушие. Столь же часто повторяется и слово «новая», передающее мысль об обновлении природы. И цветовые эпитеты – зеленый и белый – подчеркивают не мысль о богатстве и разнообразии весенней природы, а символизируют торжество жизни и чистоты:

Как молоком облитые,
Стоят сады вишневые,
Тихохонько шумят;
Пригреты теплым солнышком,
Шумят повеселелые
Сосновые леса;
А рядом новой зеленью
Лепечут песню новую
И липа бледнолистая,
И белая березонька
С зеленою косой!
Шумит тростинка малая,
Шумит высокий клен.
Шумят они по-новому,
По-новому, весеннему.

Чистота и свежесть обновленной природы, ее радостное оживление и заставляют героя пережить такое же обновление, вносят в его душу гармонию и свет: мысли о смерти уходят из души героя, возвращается любовь и согласие:

Слабеет дума лютая,
Нож валится из рук,
И все мне песня слышится
Одна – в лесу, в лугу:
«Люби, покуда любится,
Терпи, покуда терпится,
Прощай, пока прощается,
И – Бог тебе судья!»

У каждого поэта есть свои излюбленные, нередко повторяющиеся в стихотворениях слова. У Некрасова одним из таких постоянных слов становится «шум». Что оно значит? В примечаниях к стихотворению «Зеленый шум» Некрасов отметил, что так крестьяне называют весну. Исследователи установили источник этого образа – украинскую игровую песню, где Зеленый Шум является метафорой Днепра. У Некрасова «шум» воплощает полноту жизненных сил, внутреннюю энергию, интенсивность жизни – и человеческой и природной.

Но поэт различает «шум» городской и деревенский. «Шум» города – это хаотическое смешение звуков, каждый из которых свидетельствует о дисгармонии человеческой жизни и символизирует саму суть этой жизни, слагаемые которой – тяжкий труд и бесконечные страдания:

В нашей улице жизнь трудовая:
Начинают ни свет ни заря
Свой ужасный концерт, припевая,
Токари, резчики, слесаря,
А в ответ им гремит мостовая!
Дикий крик продавца-ямщика,
И шарманка с пронзительным воем <. >
И детей раздирающий плач
На руках у старух безобразных –
Все сливается, стонет, гудет,
Как-то глухо и грозно рокочет <. >

Даже небеса не таят «отрады». Единственная отрада – это тишина деревенского поля, исполненная иного «шума» – тихой жизни природы, внушающей и человеку чистые мысли и чувства:

Не такой там услышите шум, –
Там шумит созревающий колос,
Усыпляя младенческий ум
И страстей преждевременный голос.

Та же антитеза – дисгармоничного шума города и гармоничного шума природы встречается и в стихотворении «Надрывается сердце от муки». «Музыке злобы», «царящим в мире» звукам «барабанов, цепей, топора» герой стремится противопоставить «шум» самой жизни, гармоничное слияние природной и человеческой жизни, исполненной работы и чувства радостного весеннего обновления:

Но люблю я, весна золотая,
Твой сплошной, чудно-смешанный шум;
Ты ликуешь, на миг не смолкая,
Как дитя, без заботы и дум.
В обаянии счастья и славы,
Чувству жизни ты вся предана, –
Что-то шепчут зеленые травы,
Говорливо струится волна <. >
По холмам, по лесам, над долиной
Птицы севера вьются, кричат,
Разом слышны – напев соловьиный
И нестройные писки галчат,
Грохот тройки, скрипенье подводы,
Крик лягушек, жужжание ос,
Треск кобылок, – в просторе свободы
Все в гармонию жизни слилось.

Еще один образ, сопутствующий некрасовским описаниям русской природы, – «тишина» деревенской России. Слово «тишина» также имеет особенный смысл для Некрасова. Тишина деревенской и природной жизни – не молчание, а скорее определенное нравственное состояние – своего рода тихая жизнь. Она не избавлена от слез, страданий, утрат и болезней. Но «тишина» проявляется в мудром приятии этой жизни и исполнении своего долга:

Там можно жить, не обижая
Ни божьих, ни ревижских душ
И труд любимый довершая.
Там стыдно будет унывать
И предаваться грусти праздной,
Где пахарь любит сокращать
Напевом труд однообразный.
Его ли горе не скребет? –
Он бодр, он за сохой шагает.
Без наслажденья он живет,
Без сожаленья умирает.
Его примером укрепись,
Сломившийся под игом горя!
За личным счастьем не гонись
И Богу уступай – не споря.

Противопоставление столичного «шума» – суеты и бессмысленного существования и «тишины» – мудрой жизни по извечным законам природы определяет пафос стихотворения «В столицах шум, гремят витии» (1857, 1858):

В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России –
Там вековая тишина.
Лишь ветер не дает покою
Вершинам придорожных ив,
И выгибаются дугою,
Целуясь с матерью-землею,
Колосья бесконечных ив.

Характерно здесь использование слова «столицы» во множественном числе: оно позволяет передать явное единообразие, равную бессмысленность и одинаковость существования москвичей, петербуржцев, жителей крупных губернских городов. «Тишина» – символ жизни по природным законам и Божьим заповедям.

Еще один «звук» русской жизни, по Некрасову, – стон. Это – символ великой несправедливости, беззакония, отступления от Божьих законов. «Стон» господствует там, где «нет святых и кротких звуков, / Нет любви, свободы, тишины». Только там, «где вражда, где трусость роковая, / Мстящая – купаются в крови, / Стон стоит над миром, не смолкая <. >», – пишет Некрасов в стихотворении «Страшный год» (1870).

Рисуя картины желаемого будущего, поэт тоже передает свою мысль с помощью звука: счастье для поэта выражается в «гуле» – «гуле довольного труда» («Горе старого Наума»). Гармоническое звучание голосов для Некрасова становится одним из проявлений или даже доказательств несомненного счастья русского народа. В стихотворении «Что ни год – уменьшаются силы», обращаясь к матери-отчизне, герой рисует картину идеального будущего, символом которого становятся солнечные, ясные дни и голоса, в которых не звучат слезы:

Но желал бы я знать, умирая,
Что стоишь ты на верном пути,
Что твой пахарь, поля засевая,
Видит ведряный день впереди;

Чтобы ветер родного селенья
Звук единый до слуха донес,
Под которым не слышно кипенья
Человеческой крови и слез.

Читайте также: