Набоков первая любовь стихи

Обновлено: 22.11.2024

В листве березовой, осиновой,
в конце аллеи у мостка,
вдруг падал свет от платья синего,
от василькового венка.
Твой образ, легкий и блистающий,
как на ладони я держу
и бабочкой неулетающей
благоговейно дорожу.
И много лет прошло, и счастливо
я прожил без тебя, а все ж
порой я думаю опасливо:
жива ли ты и где живешь.
Но если встретиться нежданная
судьба заставила бы нас,
меня бы, как уродство странное,
твой образ нынешний потряс.
Обиды нет неизъяснимее:
ты чуждой жизнью обросла.
Ни платья синего, ни имени
ты для меня не сберегла.
И все давным-давно просрочено,
и я молюсь, и ты молись,
чтоб на утоптанной обочине
мы в тусклый вечер не сошлись.

Как странен, неуловим, причудлив и психологически точен Набоков в этом волшебно воздушном своем стихотворении! Наверное, так писал бы Пушкин, родись он, как Набоков, не в конце восемнадцатого, а в самом конце девятнадцатого века. Вроде бы в этом стихотворении Набокова присутствует одна-единственная мысль, а как много ответвлений, как много жизненной правды, всеобщей и неотвратимой! Идеалы, если мы говорим о прекрасных женщинах, остаются там, где мы их повстречали. Никакой машины времени! Так и покинутая Родина, как первая любовь, осталась у Набокова «бабочкой неулетающей», которой он «благоговейно дорожит». Ведь и черты Родины, с приходом к власти большевиков, как и черты любимой женщины, неуловимо и неотвратимо изменились, «обросли» чуждой поэту жизнью! Причем, я думаю, под обрастанием чужой жизнью Набоков подразумевает в первую очередь дух, а не тело, когда говорит о женщине. Наверное, во влюбленном человеке в какой-то степени живет хамелеон: он готов подстраиваться под вкусы своей новой пассии, как во внешнем, так и во внутреннем своем облике.

Я думаю, немного найдется в русской литературе настолько тонко чувствующих авторов, как Набоков. Подумайте только: он молится о невстрече; все самое лучшее для его героя уже произошло, сердце противится вторжению разрушительных метаморфоз. Набоков словно бы дописывает знаменитое пушкинское «Я помню чудное мгновенье». Просто «и жизнь, и слезы, и любовь» у Набокова забальзамированы и бережно хранятся в музее воспоминаний. Что собирает поэт-энтомолог? Конечно же, бабочек! А как вы сможете годами хранить живых бабочек? Так долго они не живут. Вот и чувства наши порой не намного долговечнее. Об этом можно прочесть у того же Пушкина — в его комментариях по поводу встречи с героиней «Чудного мгновенья». Просто Пушкин послесловие и послевкусие вынес за скобки стихотворения. Стихотворение идеально, а частные письма все стерпят! Есть некое внутреннее родство между Набоковым и Пушкиным, не случайно Набоков взялся переводить на английский «Евгения Онегина» и осилил-таки эту грандиозную работу. Как и на Пушкина, на Владимира Набокова, уже в достаточно зрелом возрасте, вдруг нападала необъяснимая эротомания, и тогда он писал такие произведения, как роман «Лолита» или стихотворение «Лилит». Обратили внимание на схожесть имен? Словно бы это одна и та же женщина-искушение, спутница Адама. Вот и получается, что, встречая женщину, мы словно бы повторяем опыт самого первого человека.

Я умер. Яворы и ставни
горячий теребил Эол
вдоль пыльной улицы.
Я шел,
и фавны шли, и в каждом фавне
я мнил, что Пана узнаю:
«Добро, я, кажется, в раю».

От солнца заслонясь, сверкая
подмышкой рыжею, в дверях
вдруг встала девочка нагая
с речною лилией в кудрях,
стройна, как женщина, и нежно
цвели сосцы — и вспомнил я
весну земного бытия,
когда из-за ольхи прибрежной
я близко-близко видеть мог,
как дочка мельника меньшая
шла из воды, вся золотая,
с бородкой мокрой между ног.

И вот теперь, в том самом фраке,
в котором был вчера убит,
с усмешкой хищною гуляки
я подошел к моей Лилит.
Через плечо зеленым глазом
она взглянула — и на мне
одежды вспыхнули и разом
испепелились.
В глубине
был греческий диван мохнатый,
вино на столике, гранаты,
и в вольной росписи стена.
Двумя холодными перстами
По-детски взяв меня за пламя:
«Сюда», — промолвила она.
Без принужденья, без усилья,
лишь с медленностью озорной,
она раздвинула, как крылья,
свои коленки предо мной.
И обольстителен и весел
был запрокинувшийся лик,
и яростным ударом чресел
я в незабытую проник.
Змея в змее, сосуд в сосуде,
к ней пригнанный, я в ней скользил,
уже восторг в растущем зуде
неописуемый сквозил, —
как вдруг она легко рванулась,
отпрянула и, ноги сжав,
вуаль какую-то подняв,
в нее по бедра завернулась,
и, полон сил, на полпути
к блаженству, я ни с чем остался
и ринулся, и зашатался
от ветра странного. «Впусти», —
я крикнул, с ужасом заметя,
что вновь на улице стою
и мерзко блеющие дети
глядят на булаву мою.
«Впусти», — и козлоногий, рыжий
народ все множился. «Впусти же,
иначе я с ума сойду!»
Молчала дверь. И перед всеми
мучительно я пролил семя
и понял вдруг, что я в аду.

Я нарочно взял именно эти два стихотворения Владимира Набокова. Они наглядно демонстрируют нам, как в одном и том же человеке могут мирно уживаться воздушно-лирическое преклонение перед женщиной и дерзновенно-похотливое обладание ею. То, что Пушкин разъединил и разбросал между поэзией и частной перепиской, Владимир Набоков сделал всеобщим достоянием. Снобу и эстету Набокову порой хотелось выйти за пределы им же провозглашенного классицизма, и, возможно, эротика в этот достаточно чопорный век и стала тем «хулиганством писателя», которое сообщало ему немалый драйв и множило его славу. Как же дерзновенно свободен Набоков в этом своем хулиганстве! Он словно бы забывает на время, что он — великий писатель. Как и Пушкин в свое время. Хотя, наверное, больше Набоков восхищался Флобером, которому, наоборот, подобные эскапады были чужды.

Судьба Владимира Набокова сложилась кроссвордически причудливо. Его виртуозная двуязычность неоспорима. Американцы до сих пор «оспаривают» его у России, и даже странно, почему этого не делают швейцарцы — ведь последние свои годы писатель прожил в Монтре. И главное: по своим эстетическим и политическим воззрениям, судя по его интервью, писатель и человек Набоков стоял в оппозиции всей цивилизации ХХ века, хотя и предпочитал эту свою враждебность облекать в достаточно благопристойные формы. Может быть, именно поэтому его огромная фигура стоит одиноко и обособленно; он не примыкает ни к каким литературным направлениям, будучи явлением самодостаточным. По качеству языка (как русского, так и английского) Набоков — возможно, один из лучших писателей за всю историю литературы. И только его всемерной отстраненностью от окружающего мира можно объяснить то, что он так и не получил вполне заслуженной им Нобелевской премии. Наверное, после успеха «Лолиты» и голливудских экранизаций его романов «Нобелевка» была ему, в сущности, и не нужна.

Действительно, "Другим берегам" (это я о предыдущей рецензии) присуща непостижимая магия, сильно выделяющая именно этот опус из череды прочих набоковских текстов. Конечно, о равноценности Набокова англоязычного и пишущего по-русски, я бы поспорил, но когда человек в своём эссе прямо указывает, что Набоков ". один из лучших писателей за ВСЮ историю литературы", я почтительно склоняю голову в знак полного с ним согласия.

На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Читайте также: