Михалков праздник непослушания стихи

Обновлено: 22.11.2024

Этого нико­гда не было, хотя могло бы и быть, но если бы это на самом деле было, то… Одним сло­вом, по глав­ной улице боль­шого города шёл малень­кий маль­чик, вер­нее, он не шёл, а его тянули и тащили за руку, а он упи­рался, топал ногами, падал на коленки, рыдал в три ручья и вопил не своим голосом:

— Хочу ещё мороженого!

— Больше не куплю! — спо­кой­ным голо­сом повто­ряла его мама, крепко держа Малыша за руку. — Больше не куплю!

А Малыш про­дол­жал вопить на всю улицу:

— Хочу ещё! Хочу ещё!

Так они дошли до сво­его дома, под­ня­лись на верх­ний этаж и вошли в квар­тиру. Здесь мама про­вела Малыша в малень­кую ком­нату, поста­вила носом в угол и строго сказала:

— Будешь так сто­ять, пока я тебя не прощу!

— А что мне делать? — спро­сил Малыш, пере­став реветь.

— О том, что ты ужас­ный ребё­нок! — отве­тила мама и вышла из ком­наты, запе­рев дверь на ключ.

Ужас­ный ребё­нок стал думать. Сна­чала он поду­мал о том, что шоко­лад­ное моро­же­ное вкус­нее фрук­то­вого, а потом он поду­мал и решил, что если сна­чала съесть фрук­то­вое и сразу заесть его шоко­лад­ным, то во рту оста­нется вкус шоко­лада, а в животе будут две пор­ции моро­же­ного… Соб­ственно говоря, как раз из-за этого между ним и мамой разыг­ра­лась на улице такая без­об­раз­ная сцена. Он понял, что сцена была без­об­раз­ной, потому что сквозь слезы видел, как обо­ра­чи­ва­лись про­хо­жие, гля­дели им вслед, качали голо­вами и тоже говорили:

— Какой ужас­ный ребёнок.

И ещё Малыш стал думать о том, как плохо быть малень­ким и что надо обя­за­тельно поста­раться как можно ско­рее вырасти и стать боль­шим, потому что боль­шим всё можно, а малень­ким ничего нельзя. Но не успел он об этом поду­мать, как услы­шал за своей спи­ной стук в окон­ное стекло. Маль­чик не сразу обер­нулся. Только тогда, когда стук повто­рился, он осто­рожно повер­нул голову. Честно говоря, он поду­мал, что это посту­чал клю­вом зна­ко­мый голубь, кото­рого он ино­гда кор­мил хлеб­ными крош­ками. Но каково же было его удив­ле­ние, когда он уви­дел за окном не голубя, а насто­я­щего Бумаж­ного Змея. Тот за что-то заце­пился и теперь бился на ветру об окон­ную раму.

Маль­чик подо­шёл к окну, рас­пах­нул его и помог Змею отце­питься. Это был необы­чайно боль­шой и кра­си­вый Бумаж­ный Змей. Он был собран из проч­ных дере­вян­ных пла­нок и со всех своих четы­рёх боков обтя­нут плот­ной про­во­щён­ной бума­гой. У него были нари­со­ван­ные круг­лые синие глаза с корич­не­выми рес­ни­цами, фио­ле­то­вый нос и оран­же­вый рот. Но глав­ным его укра­ше­нием был длин­ню­щий хвост.

— Спа­сибо тебе, Малыш! — неожи­данно про­из­нёс Бумаж­ный Змей, почув­ство­вав себя на сво­боде. — Как тебя зовут?

— Меня зовут Ужас­ный ребёнок!

— А ты почему сидишь дома?

— Что же ты натворил?

— Это долго рас­ска­зы­вать. А нака­зала меня мама.

— Веч­ная исто­рия! — сочув­ственно про­из­нёс Бумаж­ный Змей. — Я в своей жизни ещё не встре­чал малень­ких детей, кото­рых бы кто-нибудь не нака­зы­вал. Впро­чем, я знаю одно место, где с этим покон­чено. Я как раз сего­дня собрался туда лететь, да слу­чайно заце­пился хво­стом за эту про­тив­ную водо­сточ­ную трубу.

— Возьми меня с собой! — попро­сил Малыш.

— Почему бы тебя и не захва­тить? Вдвоём нам, пожа­луй, будет весе­лей! Цеп­ляйся за мой хвост, дер­жись за него покрепче и поста­райся не смот­реть вниз, чтобы не закру­жи­лась голова!

Недолго думая маль­чик схва­тился обе­ими руками за хвост Бумаж­ного Змея, оттолк­нулся обе­ими ногами от под­окон­ника и через мгно­ве­ние уже летел над кры­шей сво­его дома, а потом над целым горо­дом и над его окра­и­нами, а потом над полями и над лесами, реками и озёрами,—и с высоты он смело смот­рел вниз, на землю, и у него, чест­ное слово, совсем не кру­жи­лась голова…

Часы на город­ской башне про­били пол­ночь. Папа, мама, дедушка и бабушка сто­яли в ком­нате и молча смот­рели на спя­щих близ­не­цов — Репку и Тур­непку. Сладко поса­пы­вая, они крепко спали в своих кро­ват­ках и улы­ба­лись во сне.

— Смот­рите! — недо­воль­ным шёпо­том ска­зал папа. — Они ещё улы­ба­ются! Навер­ное, им снится та банка с варе­ньем, кото­рую они без спроса съели на про­шлой неделе…

— Или тюбик с уль­тра­ма­ри­ном, кото­рым они выкра­сили бед­ного кота! — про­вор­чал дедушка. Он был худож­ни­ком и очень не любил, когда дети тро­гали его краски.

— Пора! — реши­тельно ска­зал папа. — Нас не будут ждать!

Мама подо­шла к кро­ват­кам и накло­ни­лась над Реп­кой, чтобы поце­ло­вать его в лоб.

— Не надо! — тихо ска­зал папа. — Он может проснуться, и тогда нам никуда не уйти.

Бабушка подо­шла к кро­ватке внучки и попра­вила оде­яло. При этом она неза­метно смах­нула сле­зинку, катив­шу­юся по щеке.

— На этот раз мы должны про­явить харак­тер… — про­шеп­тал дедушка, взял в одну руку боль­шую дорож­ную сумку, а в дру­гую — ящик со сво­ими кистями и крас­ками и напра­вился к двери.

— Пошли, пошли! — тороп­ливо ска­зал папа и взва­лил на плечи тяжё­лый рюк­зак, наби­тый вся­кой всячиной.

Мама набро­сила на руку два клет­ча­тых пледа, бабушка взяла пле­тё­ную кор­зи­ночку с вяза­ньем, с кото­рой она нико­гда не рас­ста­ва­лась, и все чет­веро на цыпоч­ках вышли из ком­наты, плотно при­тво­рив за собой дверь.

…Город спал. Точ­нее говоря, в городе спали только дети. Рас­ки­нув­шись или свер­нув­шись кала­чи­ком на своих кро­ва­тях и кро­ват­ках, они спали глу­бо­ким сном мла­ден­цев — досыта набе­гав­ши­еся за день, напла­кав­ши­еся от дет­ских обид, нака­зан­ные роди­те­лями за капризы и непо­слу­ша­ние, за пло­хие отметки в днев­ни­ках, за помя­тые клумбы и раз­би­тые мячами окон­ные стёкла, за испор­чен­ные вещи и за про­чие шало­сти, — вес­нуш­ча­тые стёпки-рас­трёпки, похо­жие на рыжих дья­во­лят, и бело­ку­рые алё­нушки, напо­ми­на­ю­щие анге­лят, с цара­пи­нами и сса­ди­нами на худых колен­ках, поте­ряв­шие в драке свой послед­ний молоч­ный зуб, при­жи­ма­ю­щие во сне к груди игру­шеч­ные писто­леты и гово­ря­щих кукол.

Дети как дети… И во сне они сме­я­лись и пла­кали, потому что одним сни­лись доб­рые, весё­лые цвет­ные сны, а дру­гим — сны тре­вож­ные и печаль­ные, в зави­си­мо­сти от того, как они про­вели день. Но ни одному из них так и не при­сни­лось, что в это позд­нее ноч­ное время со всех кон­цов города по широ­ким ули­цам, по узким пере­ул­кам и кри­вым, бес­фо­нар­ным пере­улоч­кам в сто­рону город­ской пло­щади вере­ни­цей тяну­лись их папы и мамы, бабушки и дедушки…

На город­ской пло­щади имени Отваж­ного Путе­ше­ствен­ника к две­на­дцати часам ночи собра­лось всё взрос­лое насе­ле­ние города. Сюда при­шли те, кто ещё вчера выпе­кал в булоч­ных пыш­ные крен­дели и сдоб­ные булочки с маком и изю­мом, кто про­да­вал на ули­цах и в кон­ди­тер­ских раз­но­цвет­ные шарики моро­же­ного, кто делал детям при­вивки, плом­би­ро­вал зубы, испор­чен­ные сла­до­стями, и лечил от посто­ян­ного насморка. Яви­лись без опоз­да­ния стро­гие учи­теля, кото­рые крас­ными каран­да­шами ста­вили уче­ни­кам в днев­ни­ках жир­ные двойки за под­сказку на уроке, и души­стые парик­ма­херы, кото­рые стригли детей так, как им под­ска­зы­вали мамы.

Читайте также: