Маяковский император стих анализ
Обновлено: 25.12.2024
Об авторе | Олег Андершанович Лекманов (родился в 1967 году), филолог, профессор НИУ ВШЭ, автор более четырехсот опубликованных работ, в том числе, шести монографий об акмеизме, Мандельштаме, Есенине, Валентине Катаеве
Об авторе | Олег Андершанович Лекманов (родился в 1967 году), филолог, профессор НИУ ВШЭ, автор более четырехсот опубликованных работ, в том числе, шести монографий об акмеизме, Мандельштаме, Есенине, Валентине Катаеве.
От автора | Благодарю О. Сокоренко за стимулирующие мысль споры, а Е. Лямину, А. Немзера и К. Осповата за важные дополнения и исправления.
Интересующее нас стихотворение было впервые напечатано в четвертом, апрельском номере журнала «Красная новь» за 1928 год. Поскольку оно не входит в «канон» Маяковского, приведем здесь полностью текст стихотворения:
Император
расчищено торжество.
По Тверской
и в этой вот ланде
в холёной бороде.
И на спинах булыжных,
как на наших горбах,
в орлах и в гербах.
И раззвонившие колокола
расплылись
в дамском писке:
и самодержец всероссийский!
за холод проволоки
метельная мура.
За Исетью,
где шахты и кручи,
где ветер свистел,
на девятой версте.
Ни зги не видать —
от брюха волков
(для веса ровного!),
кедров полком он,
— Будто было здесь?!
Нет, не здесь.
под корень коры,
крикливое и одноглавое,
ругается вороньё.
дворяне и шляхта,
вместе с шахтой.
Стихотворение состоит из трех частей, которые не пронумерованы, а отделены друг от друга пробелами (в журнальной публикации — отчеркиваниями). Эти три части отличаются временем действия (дореволюционное прошлое — советское настоящее — предупреждение для реставраторов прошлого о возможном будущем) и тяготением к трем жанровым формам (I часть — сатирическая сценка; II часть — документальный очерк; III часть — плакат в духе Окон РОСТА).
Разбор стихотворения начнем с попытки комментария к третьей его части.
Учитывая, что «Император» был написан спустя многие годы после окончания Гражданской войны, правомерным кажется вопрос: к кому конкретно адресуется поэт в третьей части? Кого в 1928 году прельщали «короны лучи»? Кто они — эти «дворяне и шляхта»?
В перечисленных газетных материалах легко отыскиваются и конкретные детали, которые, по нашему мнению, были взяты на вооружение Маяковским при написании концовки стихотворения. В «правдинской» передовице сообщалось, что «ряд крупнейших спецов», фигурантов дела, «был связан не только с бывшими шахтовладельцами, но и с военной агентурой капиталистических государств, Польши, прежде всего» 2 — отсюда, вероятно, возникло обращение Маяковского к «шляхте». А в речи Рыкова руководители «заговора» были названы «мерзавцами-монархистами» 3 , то есть как раз теми, кого прельщают «короны лучи».
Получается, что в финале стихотворения Маяковский, как он любил и умел это делать, зло поиграл словами: он напомнил якобы мечтавшим о реставрации монархии шахтинцам и их иностранным покровителям о той заброшенной шахте, в которую, как считалось, было спущено тело расстрелянного Николая II.
Если мы правы в своих предположениях, то выявленные газетные источники финала стихотворения «Император» позволяют по-новому взглянуть на соотношение чистовика и черновика этого стихотворения.
Как известно, в черновике, набрасывавшемся зимой 1928 года, Маяковский проявил по отношению к несчастному самодержцу почти небывалое для правоверного советского поэта великодушие. Он пробовал такие варианты:
Я вскину две моих пятерни
Я сразу вскину две пятерни
Что я голосую против
Я голосую против
Спросите руку твою протяни
казнить или нет человечьи дни
не встать мне на повороте
Живые так можно в зверинец их
Промежду гиеной и волком
И как не крошечен толк от живых
от мертвого меньше толку
Мы повернули истории бег
Старье навсегда провожайте
Коммунист и человек
Не может быть кровожаден 4
Однако в итоговой редакции ото всех этих милосердных строк поэт отказался, предпочтя им кровожадную концовку 5 .
Можно предположить, что, прочтя речь Рыкова и другие материалы, связанные с шахтинским делом, он ради «высокой» цели служения родной Партии с привычной ловкостью превратил свое человеколюбивое стихотворение в людоедское.
Так или иначе, но когда летом того же года в стихотворении с характерным за-главием «Вредитель» Маяковский впрямую писал о шахтинцах, то вопрос, «казнить или нет человечьи дни», для него, кажется, не возникал:
возьмут мишенью тира… 6
Теперь перейдем к комментированию первой части «Императора».
Впрочем, она понятна почти без комментариев. Начинается стихотворение с упоминания об одном из «отмененных» самой историей новейшей России церковных праздников («то ли пасха, // то ли — // рождество»), чтобы дальше перейти к рассказу о визите в Москву «отмененного» самой историей августейшего семейства.
Грубое сравнение, использованное при портретировании царских дочерей («Перед ним, // как чурки, // четыре дочурки»), используется, чтобы читатель вспомнил загодя оправдывающую большевиков-цареубийц поговорку: «Лес рубят — щепки летят» (чурки неизбежно должны быть расколоты). Сравним чуть выше в первой части «Императора»: «По Тверской // шпалерами // стоят рядовые» 7 , а также во второй части, но уже с уподоблением не людей деревьям, а деревьев — людям: «будто правит // кедров полком он».
В строках Маяковского:
И раззвонившие колокола
расплылись
в дамском писке:
слышится отзвук грибоедовского саркастического:
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали! 8
Общий же тон первой части стихотворения напоминает сегодняшнему читателю о сатирической сценке из знаменитых «Стихов о советском паспорте», написанных через год после «Императора». Отыскивается и конкретная текстовая перекличка: «Приставов // глазами // едят городовые» в нашем стихотворении; «Глазами // доброго дядю выев» в «Стихах о советском паспорте» 9 .
Как и в гимне советскому паспорту, в финале первой части «Императора» юмористическая интонация подкрашивается гневной: свита Николая II вольготно располагается «на спинах булыжных, // как на наших горбах». Вскорости булыжники (оружие пролетариата) пойдут в дело, «горбы» распрямятся, династия Романовых заодно со свитой будет сброшена с трудовых спин.
разослала октябрьская ломка
Так Маяковский обыгрывал присказку «послать к чертям» в стихотворении 1928 года «Екатеринбург — Свердловск» 10 , используя при этом образы «шахт», гибели императора и романовских, государственных орлов (разговор о которых еще впереди).
Документальная основа эпизода, описанного во второй части стихотворения «Император», такова: будучи в Свердловске в январе 1928 года, Маяковский попросил тогдашнего председателя местного областного Совета Анатолия Ивановича Парамонова о поездке на место захоронения Николая II. Просьба поэта была уважена — 28 января он вместе с Парамоновым на подводе, управляемой «исполкомовским кучером», отправился разыскивать тайную могилу. По одним сведениям — она была отыскана, по другим — «место захоронения императора в тот день так и не удалось показать Маяковскому» 11 .
То есть несколько двусмысленной, по-видимому, оказалась уже сама ситуация, в которую попали Маяковский и его сопровождающие: нашли они место захоронения императора или нет, было, по-видимому, до конца непонятно и им самим.
Все же поэт решился и написал репортажное стихотворение, используя для этого довольно-таки сомнительный информационный повод 12 .
Однако из «репортажа» Маяковского очень трудно понять — как он сам относился к тому факту, что последний русский самодержец был казнен. Отказ от прямой оценки этого события во второй части особенно выразительно смотрится на фоне первой и третьей частей стихотворения (и черновика к третьей части), которые едва ли не для выставления «правильных» оценок и были написаны.
Можно, конечно, усмотреть почти прямую оценку всего произошедшего в за-ключительных строках второй части:
крикливое и одноглавое,
ругается вороньё.
Эти строки отчетливо спроецированы на один из финальных микрофрагментов первой части:
в орлах и в гербах…
Подразумевается же у Маяковского во второй части, как представляется, не романовский двуглавый орел, а очень похожий на него, но только одноглавый — с герба все той же Польши. В соответствии с давней традицией агитационной поэзии и политических карикатур, имперский орел в стихотворении превращается в ворона или в ворону на черном, пиратском (вместо красного, польского) флаге: «Лишь тучи // флагами плавают» 13 .
С другой стороны, вороны, кружащие над могилой, — это давний поэтический топос, причем в строках из русской и мировой поэзии, в совокупности образующих этот топос, почти обязательно содержатся мотивы сочувствия к тому, кто┬ покоится в могиле.
Еще меньше проясняют авторскую позицию многочисленные подтексты, которые отыскиваются во второй части «Императора».
Начнем с наиболее очевидной реминисценции, отмеченной еще В.А. Арутчевой. В своем давнем комментарии к стихотворению «Император» она указала, что строки:
«являются перефразировкой строк М.Ю. Лермонтова из стихотворения “Воздушный корабль” (1840):
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт» 14 .
Напомним, что следующие после процитированной Маяковским строки стихотворения «Воздушный корабль» (как и все это стихотворение) полны неприкрытого сочувствия к Наполеону и презрения к его врагам:
Зарыт он без почестей бранных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжелый,
Чтоб встать он из гроба не мог 15 .
Казалось бы, лермонтовский подтекст свидетельствует о сочувственном отношении поэта к казненному царю. Но, во-первых, Маяковский в своем стихотворении иронически подменил романтический лермонтовский «воздушный корабль» весьма прозаическим «вороньем» 16 ; а во-вторых, скрытые цитаты из Лермонтова, абсолютно утерявшие смысловую связь с первоисточниками и выполняющие исключительно юмористическое, пародическое назначение, встречаются во многих стихотворениях Маяковского 1928 года, таких, например, как «Без руля и без ветрил» и «Лицо классового врага».
Процитируем также открыто издевательские строки из октябрьской поэмы Маяковского «Хорошо!» (1927), показывающие в наполеоновской подсветке глубоко презираемого автором Керенского:
на дежурную речь.
Не слишком помогают выяснить, каким было подлинное отношение Маяков-ского к казни Николая II, и выявленные В. Лукьяниным во второй части «Императора» реминисценции из «Капитанской дочки» 18 , функция которых, по-видимому, состояла в указании на давнюю традицию борьбы народа с династией Романовых.
Куда более интересной и многое потенциально объясняющей представляется нам явная перекличка микрофрагмента из второй части «Императора» со строками из поэмы Александра Блока «Двенадцать».
Ни зги не видать —
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга┬, ой, вьюга┬!
Не видать совсем друг друга
За четыре за шага! 19
Вспомним, что в седьмой главке «Хорошо!» весь смысл «Двенадцати» едва ли не сведен к символической фигуре Христа, появляющейся у Блока в финале:
на стенке привстав…
шагающего Христа 20 .
Вспомним для того, чтобы высказать самое рискованное и, возможно, даже сомнительное предположение во всей нашей комментаторской заметке: не служит ли в «Императоре» реминисценция из «Двенадцати» сигналом соотнесенности в сознании Маяковского мученической кончины Николая II с распятием Христа? Если это так, то и безрезультатные поиски могилы императора можно было бы осторожно сопоставить с соответствующим евангельским эпизодом: «Его нет здесь» (Матф. 28, 6).
В том, что мы не вовсе не правы, как представляется, убеждает образ «короны лучей» из третьей части «Императора», легко соотносимый с терновым венцом, особенно если вспомнить один из черновых вариантов строки Маяковского о короне:
Корону можно на лоб получить… 21
Корона вместе с шахтой оказывается почти изоморфной надписи «Царь Иудейский» на кресте: царским знакам на месте казни.
Глумливое же снижение высокой параллели «Николай II — Христос» можно обнаружить в первой, сатирической части «Императора», если посмотреть на нее под интересующим нас сейчас углом. Посещение царем Москвы под этим углом воспринимается как пародийный въезд в Иерусалим, а сигналом введения «христиан-ской» темы служит, разумеется, прямое упоминание о Рождестве и Пасхе в зачине стихотворения 22 .
Остается отметить, что параллель русский царь — Христос, как показали в своей классической работе Б.А. Успенский и В.М. Живов, была очень прочно вживлена даже не в сознание, а в подсознание россиян. Приводят исследователи и пример, связанный с визитом Николая II в Москву (для коронации 6 мая 1896 года). В этот день в официальном органе Синода «Церковном вестнике» говорилось: «Если не устами, то сердцем вся Москва, а за ней и вся Россия восклицала: Благословен Грядый во Имя Господне!». Еще позднее протоиерей Петр Миртов в своей проповеди на день коронации Николая II провозгласил: «Благословен грядый во имя Господне Царь и Самодержец Всероссийский» 23 .
То есть мы вновь встречаемся с механизмом автоцензуры, уже описанным нами при разговоре о черновике и беловике третьей части стихотворения «Император». Первоначально — в своем сознании — Маяковский вольно или невольно уподобил мученика-царя мученику-Христу, но в процессе работы над стихотворением включился механизм автоцензуры, и поэт беспощадно высмеял у него же самого возникшие сакральные ассоциации.
Спустя два года этот принцип будет отрефлектирован самим поэтом в быстро ставших хрестоматийными строках предсмертной поэмы «Во весь голос»:
собственной песне 24 .
1 Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 9. М., 1958. С. 27—30.
2 Об экономической контрреволюции в угольной промышленности // Правда. 1928. 10 марта. С. 1. Польский след, как известно, образовался в шахтинском деле потому, что один из ключевых фигурантов этого дела, горный инженер, сотрудник администрации «Донбассуголь» Николай Бояринов поддерживал дружеские связи с эмигрировавшим в Польшу бывшим директором-распорядителем Донецко-Грушевского акционерного общества Дворжанчиком.
3 Речь тов. А.И. Рыкова на пленуме московского совета 9 марта 1928 года // Правда. 1928. 11 марта. С. 3.
4 Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 9. С. 444.
5 Очевидно, впрочем, что и в черновике намечались не слишком милосердные варианты гипотетической судьбы семьи Романовых: «Живые<,> так можно в зверинец их // Промежду гиеной и волком».
6 Там же. С. 157. Отметим, что в этом стихотворении Маяковский тоже связал шахтинцев с императором: «мы отдавали // им // последнее тепло, // жилища // отдавали, вылощив, // чтоб на стене // орлом сиял диплом // им-пе-раторского училища» (Там же).
7 В садово-парковом искусстве шпалерами называют ряды подстриженных кустарников и деревьев, высаженные вдоль прямой линии, а также образуемые ими «зеленые галереи» и деревянные конструкции, поддерживающие стволы и ветви. Здесь и далее в статье курсив в цитатах везде мой. — О.Л.
8 Грибоедов А.С. Горе от ума: Комедия в 4-х действиях, в стихах // Грибоедов А.С. Сочинения. М.—Л., Гослитиздат, 1959. С. 39. Это наблюдение сделано О.А. Сокоренко.
9 См.: Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 10. М., 1958. С. 68.
10 Там же. Т. 9. С. 19—20. Сопоставление «Императора» с этим фрагментом стихотворения «Екатеринбург — Свердловск» впервые проделано в толковой статье: Лукьянин Валентин . Маяковский «сам» и пять его свердловских дней // Урал. 2003. № 1. С. 202.
11 Оба свидетельства принадлежат А.И. Парамонову. Цитируем по: Лукьянин Валентин . Маяковский «сам» и пять его свердловских дней. С. 204.
12 Понятно, что именно поездка с Парамоновым послужила главным импульсом к началу работы над «Императором».
13 Ср. в черновиках к стихотворению: «Лишь тучи штандартами плавают» ( Маяков-ский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 9. С. 444). Возможно, Маяковский намекает в разбираемых строках и на любимое времяпрепровождение Николая II, многократно обыгранное в агитационной литературе, — стрельбу по воро┬нам.
14 Арутчева В.А. Примечания // Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 9. С. 544.
15 Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений: в 5 тт. Т. 2. М. — Л., 1936. С. 78.
16 Ср., особенно, в одном из черновых вариантов: «кружится вверху воронье» ( Маяков-ский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 9. С. 444).
17 Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 8. М., 1958. С. 240.
18 Лукьянин Валентин . Маяковский «сам» и пять его свердловских дней. С. 205.
20 Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 8. С. 266.
21 Там же. Т. 9. С. 444.
22 Эта же тема заостренно-пародийно звучит в сатирическом стихотворении А.К. Толстого «Бунт в Ватикане», скрытую цитату из которого В. Лукьянин обнаружил в первой части «Императора». См.: Лукьянин Валентин . Маяковский «сам» и пять его свердловских дней. С. 204.
23 Обе цитаты приводятся по: Живов В.М., Успенский Б.А. Царь и Бог. Семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987. С. 109.
24 Из поэмы «Во весь голос». Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: в 13-ти тт. Т. 10. С. 280—281.
Читайте также: