Мандельштам стихи об армении

Обновлено: 23.11.2024

Рубрики

Наша Среда online

Вы можете следить за материалами в соц.сетях либо получать их по почте.

О нас

Бегство в Армению и другие этюды о Мандельштаме

ЛИТЕРАТУРА

Предвкушая праздник

Это было и впрямь очень серьезно.

Халды-балды! Поедем в Азербайджан!”[4]

О наркоме Мравьяне ниже. Сперва вникнем в слова, часто цитируемые, но ни разу на моей памяти не толковавшиеся. Между тем они поразительны.

Мандельштам судил об Армении лишь умозрительно. Мечтая “пощупать глазами ее города и могилы, набраться звуков ее речи и подышать ее труднейшим и благороднейшим историческим воздухом”, он не был уверен, удастся ли ему сделать это. Знания его были сугубо книжными, может статься, недостаточно глубокими, но не верхоглядными.

Не отмахнулся, возразят мне, но и не сказал, как не сказал о сходстве судеб армян и евреев. Однако, ни разу не высказанные, разные эти мотивы должны были сплестись и в чем-то выразиться. Вот они и выразились. Что ни говорите, во вскользь оброненной характеристике “младшая сестра” слишком явственна нежность. Она была бы неуместна, лежи в основе родства внешнее сходство. Но внешнее сходство не подразумевает возрастного различия. Ведь Армения вовсе не потому “младшая”, что ее плоскогорья геологически моложе палестинских.

Сюда же присовокупим и “муравейник эриванский”. Нежности в нем никакой, но само-то слово на подсознательном уровне воспринимается сугубо положительно: в аллегориях, и баснях, и мифах муравьи с их обиталищем испокон века символизировали трудолюбие, соборность и разумное устроение жизни, а подчас и добродетель. (Если нужен пример, отошлю читателя к мандельштамовским же “Муравьям” из его детских стихов.) На мимолетный умозрительный портрет Армении нанесено почти неразличимое цветовое пятнышко. Пятнышко, добавляющее портрету привлекательности.

“Умер мой покровитель нарком Мравьян-Муравьян. В муравейнике Эриванском не стало черного наркома.

Он уже не приедет в Москву в международном вагоне, наивный и любопытный, как священник из турецкой деревни”.

“У меня было письмо к наркому Мравьяну. Я понес его к секретарям в армянский особняк на самой чистой, посольской улице Москвы”.

О письме к Асканазу Мравьяну нам опять же не известно; нам известен единственно запрос за подписью Николая Бухарина, тогдашнего редактора “Известий” и председателя Коминтерна, к председателю Совнаркома Армении Сааку Тер-Габриэляну. Возможно, письмо к республиканскому наркому просвещения было для солидности переадресовано его непосредственному начальнику; впрочем, ответ-то пришел от Мравьяна.

“Дорогой тов. Тер-Габриэлян! Один из наших крупных поэтов, О. Мандельштам, хотел бы в Армении получить работу культурного свойства (напр., по истории армянского искусства, литературы в частности, или что-либо в этом роде). Он очень образованный человек и мог бы принести вам большую пользу. Его нужно только оставить некоторое время в покое и дать ему поработать. Об Армении он написал бы работу. Готов учиться армянскому языку и т. д.”[12].

Не менее красноречивы ремарки самого Бухарина, та в особенности, где сказано, что Мандельштама надо б оставить в покое. Столь неординарная просьба в обращении одного официального лица к другому официальному лицу не хуже выдержек из статей в тогдашней прессе показывает, что Мандельштама довели до нервного истощения, попросту говоря, допекли.

“Я чуть не поехал в Эривань с командировкой от древнего Наркомпроса читать круглоголовым и застенчивым юношам в бедном монастыре-университете страшный курс-семинарий”.

Центральные, так сказать, ударные понятия этой фразы (древний Наркомпрос и монастырь-университет) являют собой на первый взгляд оксюмороны чистой воды. Но в них-то как раз и заключено знание предмета.

“Если б я поехал в Эривань, три дня и две ночи я бы сходил на станциях в большие буфеты и ел бутерброды с красной икрой.

Я бы читал в дороге самую лучшую книжку Зощенки, и я бы радовался, как татарин, укравший сто рублей.

Халды-балды! Поедем в Азербайджан!”

В тогдашнем своем состоянии Мандельштам ощущал Армению так и никак иначе. Ждал праздника, предвкушал его и не обманулся. Невозможно по-другому понять эти менее года спустя написанные строки:

Чтобы праздник состоялся, к нему нужно готовиться. И Мандельштам не терял времени. Страна, куда он ехал, уже не была для него terra incognita.

Бегство в Армению

Чудный чиновник без подорожной,
Командированный к тачке острожной,
Он Черномора пригубил питье
В кислой корчме на пути к Эрзеруму.

Падают вниз с потолка светляки,
Ползают мухи по липкой простыне,
И маршируют повзводно полки
Птиц голенастых по желтой равнине.

Грянет ли в двери знакомое: “Ба!
Ты ли, дружище?” Какая издевка!
Долго ль еще нам ходить по гроба,
Как по грибы деревенская девка.

Два эха

Точнее всего поэзию Мандельштама характеризует Мандельштам-эссеист. Утверждая так, я не посягаю принизить исследователей, чья когорта год от году ширится; скорее, ломлюсь в открытую дверь. Ибо давно понято: блистательные пассажи касательно Чаадаева, Вийона, Данта к автору пассажей относятся в не меньшей мере, нежели к тем, о ком они толкуют, иной раз и в большей. Особенно когда речь идет о вопросах общих, едва ли не всезначимых, и вопросах узких и сугубо частных.

К одному такому сугубо частному вопросу хотелось бы присмотреться повнимательней.

“Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна. Вцепившись в воздух, она его не отпускает”[28]. Уточню. Под цитатой будем иметь в виду самоцитату, реминисценцию, слабый кивок автора читателю, подчас и себе самому: помнишь?

По необходимости примеров и должно быть, и будет много.

Этот способ обращаться со словом остался у Мандельштама навсегда.

Как его поименовать? Может быть, эхом? И вправду. Слово со своим ореолом, аурой, вроде бы сыграв отведенную ему роль, еще все-таки не исчерпало внутренней своей энергии, притягивает поэта, звучит в нем и потому рано ли, поздно ли возвращается в его тексты. В зависимости от того, рано или поздно это происходит, эхо может оказаться ближним и дальним.

Что же получается? Метафора перекроена до неузнаваемости, но, разумеется, не может не быть узнана; перед нами этакий опознавательный знак, авторское клеймо.

Разумеется, нелепо придавать отдаленным отзвукам излишнее значение. Вспышки далеких ассоциаций не предполагают обычно глубинной подоплеки. Случается, впрочем, и так, что ситуационные переклички влекут за собой и перекличку смыслов.

Георгий Кубатьян,
поэт, переводчик, член Союза писателей Армении

[1] Из воспоминаний вдовы художника Льва Бруни: “Лев Александрович рассказывал, что они пошли с Мандельштамом на вечер Брюсова, где он читал свои переводы из армянской поэзии. Послушав его, Мандельштам сказал:

Воспоминания цитируются по статье А. Парниса “Штрихи к футуристическому портрету О. Э. Мандельштама” (Слово и судьба. Осип Мандельштам: Исследования и материалы. М.: Наука, 1999. С. 196). У А. Парниса же позаимствована весьма правдоподобная конъектура мандельштамовской эпиграммы, согласно которой нужно читать не идём, но именно идем.

[2] Из черновиков к циклу “Армения”. См.: Семенко Ирина. Поэтика позднего Мандельштама (От черновых редакций к окончательному тексту). Roma: Carucci editore, 1986. С. 54.

[3] Мандельштам Н. Воспоминания. М.: Согласие, 1999. С. 301.

[4] Здесь и далее произведения О. Мандельштама цитируются по изданию: Мандельштам О. Полн. собр. соч. и писем в 3 тт. М.: Прогресс-Плеяда, 2009-2011.

[6] Гаспаров Михаил. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. СПб.: Азбука, 2001. С. 237.

[7] Приведу для примера фразу из эссе Юрия Карабчиевского “Виза в Армению”: “Иерусалим ничуть на Ереван не похож, но пейзаж по пути местами похож поразительно” (Ной. Армяно-еврейский вестник. 1993. № 4. С. 52).

[8] Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воспоминания. Материалы к биографии. “Новые стихи”. Комментарии. Исследования. Воронеж: издательство Воронежского университета, 1990. С. 206.

[9] Егоров А. Б. Социально-экономическое и политическое развитие ранней Римской империи // История древнего мира. Изд. 3-е, исправленное и дополненное. Т. III. Упадок древних обществ. М.: Главная редакция восточной литературы издательства “Наука”, 1989. С. 66.

[10] Гаспаров Михаил. Указ. соч. С. 238.

[12] Национальный архив Армении. Ф. 113. Оп. 6. Д. 49. Л. 31.

[13] Тем же старинным словом (hamalsaran) обозначаются по-армянски и современные университеты.

[14] Из черновиков к циклу “Армения”. См.: Семенко Ирина. Указ. соч. С. 54.

[15] Мандельштам Н. Указ. соч. С. 300.

[16] Мандельштам О. Указ. изд. Т. 3. С. 498.

[17] Там же. С. 475, 482, 487, 492, 493.

[18] Там же. С. 482, 491.

[19] Там же. С. 809.

[20] Там же. С. 499.

[21] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10 тт. Т. 6. М.: Наука, 1964. С. 657-658.

[22] Пушкин А. С. Указ. соч. С. 670-671.

[23] Мандельштам О. Указ. изд. Т. 2. С. 395.

[24] Там же. Т. 3. С. 499.

[25] Там же. С. 488.

[26] См.: Амелин Г. Г., Мордерер В. Я. Миры и столкновенья Осипа Мандельштама. М.; СПб.: Языки русской культуры, 2000. С. 116-119.

[27] См.: Сурат И. Мандельштам и Пушкин. М.: ИМЛИ РАН, 2009. С. 234.

[28] Мандельштам Осип. Указ. изд. Т. 2. С. 160.

[29] Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 188.

[30] Мандельштам Осип. Указ. изд. Т. 2. С. 157.

[31] Подробнее см. статью “От слова до слова. Комментарий к циклу О. Мандельштама “Армения”” в моей книге “Ворованный воздух. Статьи и заметки” (Ереван: изд. РАУ, 2005. Журнальный вариант: Вопросы литературы. 2005. № 5).

[33] Солнечные часы поэзии. Армянская тема в творчестве О. Э. Мандельштама // Литературная Армения. 1974. № 10.

Читайте также: