Мамед халилов поэт стихи

Обновлено: 22.11.2024

Мамед Гаджихалилович Халилов

В ОСЕННИЙ ВЕЧЕР
Тикают часы в притихшем доме,
Капают секунды в тишину,
Улыбаясь как-то незнакомо,
Молча ты сидишь, лицом к окну.

Не пугай меня немой печалью,
Не гляди с улыбкой в пустоту,
Не свыкайся с неизбежной далью,
Под годами подводя черту.

И подумай, тихо отцветая, -
Ведь не всё останется в былом:
Погляди, как осень золотая
Трепетна на фоне голубом.

Ничего не исчезает в мире,
И условен счёт обычных дней –
Наша жизнь неизмеримо шире,
Чем людское знание о ней.

Иней сел на смоляные пряди –
Мы уже немолоды с тобой,
Но каймой на выцветшем наряде
Золотится луч любви былой.

Не грусти, вечернею порою
Невозвратным душу изводя.
Я тебя плащом любви укрою –
Не страшись ни стужи, ни дождя…

Отшумели, поутихли бури
И печаль закатная чиста –
Оттеняет глубину лазури
Нежностью последнего листа…

ГЛАС ВОПИЮЩЕГО…
Всё чаще доносятся вздохи до слуха,
Всё чаще сквозит безысходность в глазах,
И, день ото дня, всё привычней разруха,
И горе привычней, привычней слеза.

Сдаётся порою – исхода не будет,
Не будет просвета в беззвёздной ночи,
Что важное нечто утратили люди,
От смыслов судьбы потеряли ключи.

Но, знаю, - есть люди особого кроя,
Иная у этих и жизнь, и судьба:
Они вне системы любой и вне строя,
Их шеи не давит ошейник раба.

Всё меньше таких, в ком заметна свобода,
Кого не прельщает эпохи шаблон.
Травой увядает элита народа,
Когда её косят равняя газон.

И лечь не желая листом под лекало,
Уходят они в синеву и простор,
В пустыню и смерть. Потому их и мало,
Вернувшихся в жизнь из запоев и гор.

Витает мечта подневольного люда,
Цветная как воля, как сон золотой,
Что вырваться смогут однажды отсюда,
Вослед смельчакам, на простор голубой.

Но гасит система возможные риски –
Всё краше тюрьма и нарядней толпа;
Всё больше букетов несут к обелискам,
Воздвигнутым в честь усмиренья раба.

И всё же…Есть люди особого кроя,
Свободные сердцем, без лжи и прикрас, -
Срывают бесстрашно покровы со строя,
Прогнивший остов обнажая для глаз…

В мире безветренном заводится плесень
И звёзды не падают с затхлых небес –
Движения жаждет эпоха и песен,
И требует воли – сегодня и здесь!

ИДИЛЛИЯ
На берегу реки
человек сидел на камне,
голову обхватив
руками.

Тишину не нарушая,
пели птицы,
и вода плескалась
у ног.

Летний день
был роскошно светел,
а человек
всё сидел и сидел
молча,
и только
изгиб спины
кричал
от боли…

КАТРУХСКИЕ СТАРУШКИ
Не видно на завалинках прогретых
Сидящих на подушечках старух –
Ужели только звуком песен спетых
Теперь во мне останется Катрух?

Где вы, родные, милые старушки?
Без вас кривая улочка мертва.
В каком чулане сложены подушки,
Куда уплыли тихие слова?

Осиротела тесная долина,
Уплыли в вечность ваши имена.
Чужие здесь Сусанны и Алины –
Другой народ, другие времена.

Завалинка пустует над Самуром –
Вернитесь, Тикезван и Пирдоус!
Мне холодно без вас в ущелье хмуром,
И времени несносен тяжкий груз.

Ворчит Самур, долину полня гулом,
На перекатах плещется вода.
И только тени ваши над аулом
Из дальних стран влекут меня сюда.

И старую опять тревожа рану,
Давнишний вспоминаю разговор.
До смерти повторять я не устану
Слова, что прозвучали среди гор:

– Темны глаза твои, как тихий омут,
О чём грустишь сегодня, Тикезван?
– Я зябну. Все ущелья в сером тонут,
Холодный надвигается туман.

– Тут сыро, Тикезван, иди же в саклю –
В камине старом разведи огонь.
– Зачем? Во мне тепло давно иссякло,
Везде туман – всё погрузилось в сон.

– Ну, что ж, тогда прощай и будь здорова,
Хотел я, Тикезван, тебе помочь.
Не знаю я: увидимся ли снова?
– Мне много лет, и все уходят в ночь…

…Не стало Тикезван в долине горной,
И, горлицей слетев в забвенья край,
В долине, под скалой, от скорби чёрной,
Я знаю, обрела она свой рай.

Прощай! Сосна застыла над аулом,
Всё то же, так же холоден туман,
Шумит река, тревожа давним гулом,
Всё то же – только нет здесь Тикезван.

Прощай, родная! Та скала похожа
На абрис твой, ушедшая во сны…
Самур густую тишину тревожит,
И тянет, тянет запахом сосны…

***
Шапи Магомедову
Мой друг, не укоряй, не спорь со мною,
За равнодушие моё к мечети,
Хоть и во имя Бога, но земное
Тщеславие воздвигло стены эти

Вы предлагаете рабство с гарниром,
Прельщая раем и пугая адом,
Но вместо Бога суд творя над миром,
Вы ад создали за стеною, рядом.

Людей святых, по сути, очень мало,
Но тьмы и света в нас всегда в достатке
И часто с совершенством идеала
Соседствует порока запах сладкий.

И где ревнитель гигиены личной,
Чьё над грехом незыблемо господство?
За мисочку похлёбки чечевичной,
Не многие ль уступят первородство?

А длится этот спор души и тела
Затасканной библейской притчи дольше,
Порой, в полемике, сходя всецело
До бытового: чья же миска больше?

И я не лучше, незачем лукавить,
Я сам ношу в себе такую сцену,
Где человеческое пьесу ставит,
А Божье не выходит на арену.

Не обессудь, мой друг, что не потрафил:
Манёвров хитрых не люблю, не скрою, -
Что пользы лбом крушить мечетей кафель,
В самом себе не разобравшись с тьмою?

НА ОХОТЕ
Е. Гусеву
На охоте подстрелили волка –
Ненароком подстрелили, зря:
По привычке дёрнулась двустволка,
А ведь шли за лосем егеря.

Бьётся на пределе сердце волчье,
Кровь из жил сгоняя на бегу,
И дымится киноварь отточья,
Завершая повесть на снегу.

Жгучий воздух гибельней отравы,
Пахнет ветер горечью корья…
Пулями прошитый для забавы,
Станет волк добычей для зверья.

Он бывал и сытым, и голодным,
Но ни разу не был псом цепным:
Жил свободно и уйдёт свободным –
В назиданье и в укор иным.

Воет в перелесках стылый ветер,
Тихо умирает вольный зверь.
Что он думает в минуты эти –
Кто о том расскажет нам теперь.

. Хмуро егеря глядят на волка –
Курят молча, сплёвывают зло.
И сказать-то не умеют толком,
Им, а может, волку повезло.

Но дойдёт черёд до самогона,
И заплачут, поминая мать:
Это против Божьего закона –
Вольных, непохожих убивать.

Плачут о матёром, о себе ли,
Кулаком пудовым стол круша.
А в порывах крепнущей метели
Всё скулит звериная душа.

РАССВЕТ НА КОСТРОМСКИХ РАЗЛИВАХ
На сиреневом небе звезда
Замерцала от утренней влаги
И слышней зажурчала вода
В полусонном и тёмном овраге.

Зашептался осот с ветерком,
Закачался на ряби шершавой.
Отсырев, на откосе речном,
Потемнели высокие травы.

Заструился дымок над трубой,
Воробьи зачирикали в ивах
И слоится туман голубой
Вдалеке, на широких разливах…

Поселиться бы здесь навсегда,
В серебристой растаять округе,
Где чиста и прозрачна вода,
Где и жизнь неподдельна, и звуки…

СОЛНЦЕ В ОКТЯБРЕ
Солнцем маринованным горя,
Разгулялся, заискрил денёк,
Словно на мизинце октября
С драгоценным камнем перстенёк.

Серо-голубую тюль небес
Охрой и багрянцем разводя,
Нежными мазками манит лес
После бесконечного дождя.

И в медовой грусти растворясь,
Не жалеет сердце ни о чём.
За мучительную с миром связь,
С холодом смиряясь и с дождём.

Всё бежим, бежим…Зачем, к чему?
А у листьев отдых золотой…
Сжалься, Господи, я всё приму,
Только этот миг оставь со мной!
10.10.2019г.

ЭПОХА ЧЕЛОВЕКА СТАДНОГО
Слоится серый сумрак в доме и снаружи, -
Я мёрзну в саване задёрнутых гардин,
И только мысль мерцает во вселенской стуже:
«Смирись, иначе ты останешься один.»

Я может, с веком и смирился б, поневоле,
Не замечая привкуса стальной узды
И ртом разорванным хрипел о сладкой боли,
Когда б седок не заслонял мне свет звезды.

Но лучше пристрелите здесь, на переправе,
Где отзвуком мечты полна ещё земля
И где, ещё живые, мёдом пахнут травы,
Струятся на ветру султаны ковыля.

Меняет век и русла рек, и флаг на крыше,
И не всесилен человек, чтоб всё сберечь,
А всё ж, есть вещи быта и еды превыше:
Мечта, любовь, свобода и родная речь.

Со мною груз ненужный веку и отныне
Я вынужден беседовать с самим собой,
С поклажею своей, как бедуин пустыни,
Эпохе человека стадного чужой.

Под неба куполом беззвёздным, рукотворным
Мы не венцы творения – ни я, ни ты.
Иные символы под этим небом чёрным –
Число на троне и из пластика цветы.

Читайте также: