Лирический герой в стихах берггольц
Обновлено: 22.11.2024
Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Гутрина Лилия Дмитриевна
Исследуется лирический сюжет стихотворения О. Берггольц «Обещание». В стихотворении смыкаются ключевые для Берггольц 1930-х гг. темы любви, родины и поэтического слова. Лирическая героиня стихотворения показана в состоянии расколотости между любовью как личным чувством и любовью к Родине и вождю. Продемонстрировано наложение образов возлюбленного, Родины-матери и «отца народов» в фигуре адресата песни. Лирический сюжет реализуется посредством мотива слова/песни, особой парадигмы местоимений. Специфика чувства лирической героини конкретизируется через апелляцию Берггольц к стихотворению Блока с ключевым образом России-Жены: в «Обещании» Берггольц Россия обретает черты мужчины, в любви к которому и признается героиня. В поэтике стихотворения очевидны отсылки к песням о Сталине, которые создавались в СССР в 1930-е гг. Начальный испуг героини в процессе ее размышлений и славословий не исчезает, а усиливается. Под оболочкой страха скрывается внутренняя расколотость лирического Я, утрата человеком своей цельности.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Гутрина Лилия Дмитриевна
«Тоска по родине» М. Цветаевой в современной женской поэзии «Большие» и «Малые» поэтические формы в новых лиро-эпических отношениях (на материале поэзии М. Степановой) «Черный монах» А. Чехова и А. Блока (к проблеме лирического сюжета) О формах адресованного слова в лирическом высказывании (Боратынский и Ахматова) i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы. i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.Candidate of philology, docent of Ural State Pedagogical University, Ekaterinburg, Russia
The article the lyric plot of the O. Bergholz’s poem “Promise” (Obeshchanie) explores. The lyrical subject of the poem is shown in a split position between the love as a private feeling and love to the country and its leader. The figure of the verse addressee demonstrates the overlay of the images of lover, Motherland and Father of nation. The lyric plot is embodied through the motif of word/song, as well as special pronouns paradigm. The specific of lyrical hero feelings concretized through Bergholz appeal to the poem Blok with key image of Russia-Wife: in Bergholz’s “Promise” Russia acquires the features of a man, in love to which the character is avowed. The poetics of the poem are obvious references to songs about Stalin, which were created in the USSR in the 1930s. The initial fear of the heroine in the process of reflection and praises persists and intensifies. Under cover of fear internally divided lyrical “I”, as well as the loss of wholeness by heroine hide.
Текст научной работы на тему ««Обещание» О. Ф. Берггольц: лирический сюжет стихотворения»
Русская литература ХХ-ХХ! веков: направления и течения
Л.Д. ГУТРИНА (Екатеринбург, Россия)
УДК 821.161.1-14(Берггольц О. Ф.)
«ОБЕЩАНИЕ» О.Ф. БЕРГГОЛЬЦ: ЛИРИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ
Аннотация. Исследуется лирический сюжет стихотворения О. Берггольц «Обещание». В стихотворении смыкаются ключевые для Берггольц 1930-х гг. темы любви, родины и поэтического слова. Лирическая героиня стихотворения показана в состоянии расколотости - между любовью как личным чувством и любовью к Родине и вождю. Продемонстрировано наложение образов возлюбленного, Родины-матери и «отца народов» в фигуре адресата песни. Лирический сюжет реализуется посредством мотива слова/песни, особой парадигмы местоимений. Специфика чувства лирической героини конкретизируется через апелляцию Берггольц к стихотворению Блока с ключевым образом России-Жены: в «Обещании» Берггольц Россия обретает черты мужчины, в любви к которому и признается героиня. В поэтике стихотворения очевидны отсылки к песням о Сталине, которые создавались в СССР в 1930-е гг. Начальный испуг героини в процессе ее размышлений и славословий не исчезает, а усиливается. Под оболочкой страха скрывается внутренняя расколотость лирического Я, утрата человеком своей цельности.
Ключевые слова: лирическая героиня, О. Берггольц, лирический сюжет, массовая песня 1930-х гг.
Сюжет лирического стихотворения - динамика переживаний его лирического субъекта, смена его состояний, чувств, мыслей. Подобное толкование лирического сюжета разрабатывалось, в частности, Т. Сильман: «Центром лирического стихотворения является его герой (лирическое Я) <. > Движение лирического сюжета в той или иной мере «дорисовывает» образ лирического героя. Лишь в процессе развертывания этого лирического сюжета лирический герой («Я») приобретает известную конкретизацию, исходящую прямо или косвенно от тех или иных элементов реальной действительности, от связей и отношений, включенных в стихотворение» [Сильман 1977: 74, 77].
Рассмотрим в связи с проблемой лирического сюжета стихотворение О. Берггольц «Обещание» (1936). В стихотворении смыкаются
ключевые для Берггольц 1930-х гг. темы любви, родины и поэтического слова. Принципиальным для трактовки темы творчества в этот период становится ее аранжирование мотивами невнятности и невозможности высказывания; в частности, это заметно в следующих строках: «О, сколько раз меня смущали / Друзей тревожили моих / Слова разлуки и печали, Невнятно сложенные в стих» (1936); «Нет, все, что горько плакало ночами, / Не выплакала я, не рассказала» (1940) [Берггольц 1983: 176; 185].
Что известно о жизни Берггольц в 1936 г., когда писалось стихотворение? К моменту создания текста она пережила смерть двух дочерей, причем именно в 1936 умирает старшая дочь Ира; развелась с первым мужем - Б. Корниловым и вышла замуж за Н. Молчанова, который служил в Туркестане на границе и был комиссован в 1932 г. вследствие серьезной травмы. Н. Молчанову во второй половине 1930-х было адресовано несколько стихотворений, лирическая героиня которых говорила о завоевании возлюбленного (см, например: «Ты у жизни мною добыт, / Словно искра из кремня»; 1936) [Берггольц 1983: 146]. В 1937 г. начнется тяжелейший период в жизни О. Берггольц, связанный с арестом первого мужа, его гибелью в тюрьме; саму О. Берггольц за «связь с врагом народа» подвергнут аресту, исключат из Союза писателей СССР; в тюрьме она потеряет третьего ребенка. Тем не менее, стихотворение «Обещание» являет высшую степень невнятности, что, как нам кажется, демонстрирует внутреннюю раско-лотость самой поэтессы, преданной идеям Октября, но ощущающей и ненормальность общественной ситуации,
В первой строфе стихотворения героиня пребывает в состоянии сильной гнетущей эмоции: «печальные слова», которые говорятся «на прощанье», испуг героини, явленный во фразеологизме «ни мертва и ни жива», усиленном обстоятельством «с горя». Не вполне ясно, о каком прощании и с кем идет речь, биографическая основа события неочевидна («многим жала руки» - значит, и прощалась со многими, а не только с умершей дочкой - если предположить, что биографическая подоплека - смерть Иры), но общая ситуация, в которой оказалась героиня, определенно воспринимается как неблагополучная, а состояние героини как глубоко депрессивное:
Вот я выбирала для разлуки самые печальные слова. На прощанье многим жала руки, с горя ни мертва и ни жива.
[Берггольц 1983: 148]
Во второй строфе стихотворения тем многим, с кем прощалась героиня, противопоставлен ТЫ, что усилено частицей «только» и словом «единственный», а также обещанием выбрать особые слова для песни об адресате:
Только о тебе еще не спела, об единственном в моей судьбе: я словам глухим и неумелым не доверю песню о тебе.
Доверительное: «только о тебе еще не спела, о единственном в моей судьбе.» позволяет провести параллель между адресатом и мужем О. Берггольц, Н. Молчановым, тем более что стихи мужу писались в этот период жизни активно.
Третья строфа создает мощный диссонанс ко второй, поскольку вводится новое ТЫ, новый адресат высказывания. Кто это - становится понятно лишь в конце строфы, потому что Берггольц старательно оттягивает называние имени, прячет его за перечислительную конструкцию, организующую строфу, - в результате тезис о том, что адресатом песни является муж героини, ставится под сомнение:
Потому что всю большую дружбу, всю любовь прекрасную твою в верности, любви и дружбе мужа, Родина, все время узнаю.
Муж - это лишь отражение иного адресата, а его любовь и дружба - лишь отблески большой любви и дружбы, которые исходят от Родины. Именно она - адресат слова лирической героини, именно для нее ищутся особые - «неглухие» - слова.
Итак, если в первой строфе состояние героини было депрессивным, тяжелым, соединяющим в себе испуг и горе, но, по крайней мере, определенным, то во второй и третьей строфах лирическая героиня впервые предстает перед читателем в «разорванном» внутреннем состоянии: ее слово, оформленное как личное, - адресовано не мужу, который прямо назван («В нежности, любви и дружбе мужа»), а Родине-матери. Грамматическая рассогласованность строф: сначала ОН как объект любви, затем ОНА - моделируют ситуацию, когда героиня путается в том, кому она адресует свои слова и собирается слагать песнь. Адресат высказывания двоится: это и муж, и Родина одновременно.
В четвертой строфе стихотворения, описывающей Родину:
Все твои упреки и тревоги,
всю заботу сердца твоего. Даже облик твой, родной и строгий,
- вновь неожиданно появляется новое лицо - ОН, с которым сопоставляется Родина:
Неразлучен с обликом его.
Местоименная структура стихотворения становится совсем уже невнятной: есть Я-героиня; есть ТЫ-муж (что очевидно благодаря интимному слогу, интонации, прямому упоминанию); есть ТЫ - Родина (Родина-мать с ее сердечными заботами и тревогами, упреками); наконец есть ОН - третий, который включен в сферу размышлений и раздумий героини, но тот, к кому она не может обратиться. Вот это третий заставляет вспомнить пушкинского «Моцарта и Сальери»:
Мне день и ночь покоя не дает Мой черный человек. За мною всюду Как тень он гонится. Вот и теперь Мне кажется, он с нами сам-третей Сидит.
[Пушкин 1980: 271]. Этот третий, тенью стоящий за мужем и Родиной, предстает в пятой и шестой строфах стихотворения:
Осеняет шлем литые брови, Млечный путь струится по штыку. Кто еще любимей и суровей, Чем красноармеец начеку?
В комментариях к стихотворению дается ссылка на факт службы Н. Молчанова в Красной Армии, соответственно, искомый красноармеец - это он. Однако напрашивающаяся аналогия со стихотворением А. Блока «В ночь, когда Мамай залег с ордою.» из цикла «На поле Куликовом» не позволяет узко трактовать данный образ:
i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей, Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу На моем плече.
Помимо разностопного хорея, создающего сходную интонацию, очевидно сходство предметных деталей. У Берггольц шлем, у Блока -кольчуга; у Берггольц штык, у Блока - стальной меч. Наконец, довольно редкое слово «струится» в вариациях (у Блока «одежда свет струящая», у Берггольц «Млечный путь струится по штыку») также подчеркивает родство фрагментов. Оба героя - воины, стоящие в дозоре. Герой Блока - князь, чувствующий поддержку Родины-Жены, ощущающий снизошедшую на него благодать в преддверие битвы и уверенный в победе; в этом стихотворении из третьего тома «трилогии вочеловечения» Россия для героя обретает черты Прекрасной Дамы, идеальной возлюбленной героя. А герой Берггольц увиден глазами лирической героини именно как мужская версия Родины. Возникает ощущение не просто внутренней разорванности героини между двумя началами (любовь, частная жизнь и Родина-мать), но ее раздробленности, вызванной как минимум тремя субъектами.
В шестой строфе акцентируется уникальность третьего:
Для кого ж еще вернее слово и прекрасней песня - для кого? Сорок раз спою для прочих снова и единожды - для одного.
Снова, как и во второй строфе стихотворения (как бы закольцовывая высказывание), ОН противопоставлен прочим-многим, лишь он достоин прекрасной песни и верного слова, но удивительно, что при всей любви героини ОН не может стать ее собеседником, ТЫ. Превознесение субъекта и одновременно дистанцирование от него героини вызывает ассоциации с феноменом массовой песни 1930-х гг. По словам Х. Гюнтера, «начиная с 1934 года, песенное начало быстро вытесняет идеологически насыщенную революционную музыку» [Гюнтер 1997]. Вот, например, какой текст написан в 1935 г. М. Исаковским:
А кому же мы песню, Друзья, посвящаем? А кого же мы с Вами, Кого величаем?
В мире нет человека Дороже, роднее, С ним и счастье счастливей, И солнце светлее.
Русская литература ХХ-ХХ! веков: направления и течения
Величаем мы сокола, Что всех выше летает, Чья могучая сила Врагов побеждает.
Ситуация слагания песни была довольно частотной в произведениях такого рода; массовая песня «постоянно тематизирует самое себя», - считает Х. Гюнтер [Гюнтер 2000: 776]. Любопытной представляется «Песня о Сталине» М. Исаковского 1937 г., - написанная позже, чем стихотворение О. Берггольц. Помимо побуждения к пению песни, сам образ Сталина сходен с тем, что было у Берггольц, - он так же «окружен символикой железа и стали» [Гюнтер 2000: 765]:
Границы Союза Советов Закрыл он от воронов черных, Одел их бетоном и камнем И залил чугунным литьем. Споем же, товарищи, песню, О самом великом дозорном, Который все видит и слышит -О Сталине песню споем.
При безусловном сходстве стихотворения О. Берггольц с массовой песней, есть и существенное отличное. Во-первых, лирический субъект массовой песни - коллективное «мы». У Берггольц же настойчиво звучит «Я». Во-вторых, Берггольц в своем стихотворении проблематизиру-ет ситуацию рождения песни, в то время как в песнях Исаковского герои не мучаются поиском слова для песни о Сталине. И неизвестно, получилась ли песня у лирической героини стихотворения О. Берггольц: сначала она говорит о словах «глухих и неумелых», а в финале слова вообще исчезают, потому что горло перехвачено немотой:
Но с такою гордостью и силой, чтобы каждый вздрогнул: красота! Чтоб дыханье мне перехватила вещая, как счастье, немота..
Отметим обилие в строфе слов с отрицательной экспрессий: «чтобы каждый вздрогнул», «перехватила дыханье», «вещая немота». Все это - знаки физического оцепенения, испуга, в состоянии которого мы уже видели героиню в первой строфе. Чем вызван испуг? Вероятно, страхом, получится ли песня такой, какой должна быть. А может
быть, страхом от того, что песня как раз ПОЛУЧИТСЯ? Именно испугом и страхом, утратой внутренней свободы и цельности определяется невнятность позиции героини и невнятность самого стихотворения. Одно из средств моделирования внутреннего состояния героини, которая хочет сказать важное, но не может, - обилие слов-местоимений, их всего 23 в тексте стихотворения. Местоимения не называют вещи своими именами, за местоимениями прячутся явления и предметы; местоименная поэтика здесь выступает как своего рода «поэтика неопределенности», поэтика невнятности. Подобная поэтика мотивировалась, очевидно, «тенью третьего». В лирике О. Берггольц 1939-40 гг., уже после ее освобождения, поэтика невнятности исчезнет, и прямо зазвучат слова о больной совести, личном стыде и личной вине:
Но опять кричу я, исступленная, Страх звериный в сердце не тая. Вдруг спасет меня моя Аленушка, Совесть отчужденная моя?
[Берггольц 1983: 186] Таким образом, лирический сюжет реализуется в стихотворении на нескольких уровнях художественной формы. О начальном состоянии героини как испуге свидетельствует использование фразеологизма «ни мертва ни жива»; во второй строфе героиня сосредоточена на раздумьях о необходимости «неглухих» слов для песни, а далее в тексте начинается нанизывание местоимений (ты и он в разных падежных формах), свидетельствующее о внутренней разорванности героини, поскольку адресат песни «троится»: это и возлюбленный, и Родина, и некто ОН, приобретающий в 5-6 строфах черты «отца народов». Специфика чувства лирической героини по отношению к третьему конкретизируется через апелляцию Берггольц к стихотворению Блока с ключевым образом России-Жены: в «Обещании» Берггольц Россия обретает черты мужчины, в любви к которому и признается героиня, хотя назвать его «Ты» не может: слишком велика дистанция. В поэтике стихотворения очевидны отсылки к песням о Сталине, которые создавались в СССР в 1930-е гг. Лирический сюжет стихотворения осложняется своеобразным решением мотива слова/песни: героиня размышляет о необходимости адекватного слова для песни, обещает написать такую песню, но появляющиеся в финале мотивы «немоты», вкупе со словами о вздрагивании («Чтобы каждый вздрогнул.»), про-блематизируют ситуацию: героиня сама не уверена, нужна эта песня или не нужна. Стихотворение обрамлено композиционно: начальный
испуг героини в процессе ее размышлений и славословий не исчезает, а, скорее, усиливается, поскольку эта эмоция охватывает уже всех и каждого. А под оболочкой страха скрывается внутренняя расколотость лирического Я, утрата человеком своей цельности.
Берггольц О.Ф. Избранные произведения [Текст] / О.Ф. Берггольц / вст.статья Павловского А.И. - Л.: Советский писатель, 1983. - 607 с.
Блок А.А. Собрание сочинений в 6 тт. Т. 3 [Текст] / А.А. Блок / Комм. С.А. Небольсина. - М.: Правда. 1971. - 350 с.
Пушкин А.С. Избранные сочинения в 2-х тт. Т. 2 [Текст] / А.С. Пушкин. - М.: Художественная литература, 1980. - 744 с.
i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.Сильман Т. Заметки о лирике / Т.И. Сильман. - Л.: Сов. писатель, 1977. - 223 с.
Читайте также: