Лидия дмитриевна гладкая стихи

Враж­дой, к сча­с­тью, не пах­ло.

Мне Глеб го­во­рил:

– Я встре­тил её. По­тря­са­ю­щее ли­цо. Во­ло­сы чёр­ные, гла­за го­лу­бые, а на но­су ры­жие вес­нуш­ки. А сти­хи ка­кие пи­шет.

И он про­чёл мне «Сле­пую».

Ли­да за­кан­чи­ва­ла обу­че­ние в ин­сти­ту­те за­муж­ней и бе­ре­мен­ной, очень спе­ши­ла с за­щи­той дип­ло­ма – ус­петь до ро­дов. Ус­пе­ла. А по­сле за­щи­ты, вру­чив дочь за­бо­там ба­буш­ки, от­пра­ви­лась с Гле­бом на Са­ха­лин – ра­бо­тать по рас­пре­де­ле­нию. Мне тог­да ду­ма­лось, что к сча­с­тью. Сти­хи Глад­кой кто-то пе­ре­пра­вил в Гер­ма­нию, они бы­ли из­да­ны «вра­же­с­кой прес­сой» – для ав­то­ра мог­ли слу­чить­ся во­про­сы и от­ве­ты пе­ред пу­те­ше­ст­ви­ем, ку­да Ма­кар те­лят не го­нял. Так по­ди, до­ставь её с Са­ха­ли­на на раз­го­во­ры – се­бе до­ро­же ста­нет. И ку­да ещё ссы­лать по­эта в Рос­сии, ес­ли он уже на Са­ха­ли­не? Вро­де бы ни­ка­ких се­рь­ёз­ных раз­го­во­ров о по­эзии Глад­кой вла­с­ти не ор­га­ни­зо­ва­ли. Шум о Вен­г­рии по­ти­хонь­ку стих. На­ча­лась ко­с­ми­че­с­кая эра, – бы­ло о чём шу­меть. Од­на­ко для се­мьи Гор­бов­ских по­езд­ка на Са­ха­лин бы­ла смер­тель­ной. Фи­зи­о­ло­ги­че­с­кий ха­рак­тер Глад­кой вски­пел на Са­ха­ли­не, но­во­рож­дён­ный сын ни­че­го не из­ме­нил для ро­ди­те­лей. Мно­го поз­же Глеб при­зна­вал­ся:

– При­хо­жу с ра­бо­ты, Се­рёж­ка при­вя­зан в кро­ват­ке, чтоб не вы­пал, а Лид­ки нет… гу­ля­ет.

– За­ме­ча­тель­ное вре­мя бы­ло для ме­ня там, на ос­т­ро­ве. Зна­ешь, ста­ри­чок, я за два го­да шесть раз за­муж вы­шла – со свадь­ба­ми, с дра­ка­ми, с лю­бо­вью, один раз ме­ня да­же ук­ра­ли.

К осе­ни 1960 го­да не­ждан­но и не­га­дан­но я встре­тил Ли­ду у Да­ви­да Яков­ле­ви­ча Да­ра. У ме­ня ды­ха­нье пе­ре­хва­ти­ло – ведь Глеб уве­рил, что она по­гиб­ла, да­же сти­хи чи­тал:

– Ли­да, ты жи­ва?! Глеб же. – на­чал я.

Ли­дия Дми­т­ри­ев­на не­гром­ко и горь­ко за­пла­ка­ла, за­сло­нив­шись ла­дош­кой, – она по­мни­ла, что жен­щи­на в сле­зах не при­вле­ка­тель­на. Спра­вив­шись с по­ры­вом слёз, она, кри­вя гу­бы, по­жа­ло­ва­лась:

– Он по­хо­ро­нил ме­ня. Он мне мстит. Ме­ня все тут за по­кой­ную счи­та­ли.

Это бы­ло по­хо­же на прав­ду. О Ли­де зна­ли со слов Гле­ба, а для не­го раз­рыв с Глад­кой рав­нял­ся её смер­ти. Он это во­об­ра­зил, – его экс­тре­мист­ский ха­рак­тер со­здал сти­хи, что­бы уве­ро­вать в но­вую ре­аль­ность. По сти­хам Гор­бов­ско­го мож­но про­сле­дить эво­лю­цию люб­ви к же­не. Вна­ча­ле:

Пря­мо на нос – и от­ку­да?

И без них ты, как чу­жая.

Не уз­наю, ско­рее по­знаю

в их атом­ной при­ро­де

Удив­ле­ние и влюб­лён­ность, влюб­лён­ность и при­зна­ние, при­зна­ние и рас­тор­же­ние люб­ви про­шло, как бу­ря или как смер­тель­ная бо­лезнь, от ко­то­рой всё же боль­шин­ст­во лю­дей не уми­ра­ет.

Мы дол­го не встре­ча­лись с Ли­дой, слов­но под на­ши­ми но­га­ми бы­ли мос­то­вые раз­лич­ных го­ро­дов. Прав­да, я с Ва­си­ль­ев­ско­го ос­т­ро­ва вы­был, а Глад­кая, ка­жет­ся, про­жи­ва­ла на Вось­мой ли­нии у Ма­ло­го про­спек­та – с доч­кой – у ма­те­ри. Ме­ня унес­ло за­ко­ном рас­та­с­ки­ва­ния, ко­то­рым Вре­мя от­ме­ча­ет свои жерт­вы, – спер­ва за Нарв­скую за­ста­ву, по­том к Смоль­но­му дво­ру, а от­ту­да бро­си­ло в бо­ло­та Куп­чи­но. Тут на­ше Вре­мя сме­ни­ло гнев на ми­лость: воз­вра­ща­ясь с ра­бо­ты в ко­о­пе­ра­тив­ную квар­ти­ру на ули­це Ко­с­мо­нав­тов, я встре­тил Ли­ду в трол­лей­бу­се.

– Ли­да?! Как ты здесь очу­ти­лась?

– Мы уже два ме­ся­ца жи­вём тут с мо­им но­вым му­жем, – от­ве­ти­ла Глад­кая. – Он – ге­ни­аль­ный пи­са­тель, сказ­ки пи­шет. При­хо­ди, ты его по­лю­бишь. Мы жи­вём на Звё­зд­ной, где коль­цо трол­лей­бу­са, пер­вый подъ­езд – на са­мом вер­ху. У нас трёх­ком­нат­ная квар­ти­ра – есть где по­си­деть, по­бол­тать, при­хо­ди.

Не от­кла­ды­вая на даль­ние вре­ме­на, с На­та­ль­ей Гал­ки­ной мы от­пра­ви­лись гос­те­вать в тот же ве­чер, ес­те­ст­вен­но, во­ору­жён­ные бу­тыл­кой бол­гар­ско­го брен­ди (не из рос­ко­ши, а по удоб­ст­ву ём­ко­с­ти по­су­ды – 800 грамм – не нуж­но вто­рой раз бе­жать в да­лё­кий тор­го­вый центр).

Ли­да ока­за­лась пра­ва в том смыс­ле, что я «по­люб­лю» её но­во­го му­жа. Мы дей­ст­ви­тель­но очень бы­с­т­ро сдру­жи­лись, не­смо­т­ря на про­пасть раз­ли­чий в на­ших ха­рак­те­рах, воз­мож­но, что бла­го­да­ря раз­ли­чи­ям. Квар­ти­ра у Ли­ды с Бо­ри­сом бы­ла до­ста­точ­но ве­ли­ка, ме­бе­ли бы­ло ма­ло, что уве­ли­чи­ва­ло про­стор ком­нат. Са­мая ак­ку­рат­ная и чи­с­тая ком­на­та бы­ла у Бо­ри­са Сер­гу­нен­ко­ва . В боль­шой про­ход­ной ком­на­те и смеж­ной (дет­ской) был ка­вар­дак: тряп­ки, иг­руш­ки, книж­ки, и всё это враз­брос или на­ва­лом, слов­но ком­на­ты не уби­ра­лись, а за­му­со­ри­ва­лись. Са­мым удоб­ным ме­с­том для гос­тей бы­ла кух­ня, где про­цве­тал сла­вян­ско-ка­зён­ный уют ме­бе­ли (поль­ская кух­ня), обо­га­щён­ный теп­лом за­сто­лья и са­мо­вар­ным ча­ем, прав­да, са­мо­вар был эле­к­т­ри­че­с­кий.

Ли­да не бы­ла чи­с­тю­лей. Хо­тя сти­ра­ла каж­дый день. Гла­дить бе­льё она не лю­би­ла и не лю­би­ла умы­вать­ся с мы­лом, счи­тая, что мы­ло ста­рит ко­жу. Ко­с­ме­ти­кой она не поль­зо­ва­лась, а щё­ки и гу­бы под­ру­мя­ни­ва­ла све­коль­ным со­ком. Бо­рис по­лу­шу­тя, по­лу­оби­жен­но драз­нил Ли­ду не­ря­хой, она не за­ме­ча­ла обид. Внеш­не мир и по­кой на­се­ля­ли пи­са­тель­ское гнез­до.

С то­го пер­во­го зва­но­го ве­че­ра на­ча­лись по­сто­ян­ные по­хо­ды «к нам», «к вам», и по­сто­ян­ные раз­го­во­ры, по­сто­ян­ные уме­рен­ные вы­пи­ва­ния. Мои дру­зья как-то са­мо со­бою вклю­чи­ли Бо­ри­са Сер­гу­нен­ко­ва в наш круг. По­том у жен­ской сто­ро­ны воз­ник­ли сим­па­тии – друж­бы ста­ли как бы се­мей­ным ка­че­ст­вом, а вы­пив­ки, взба­д­ри­вая раз­го­вор­ные ре­флек­сы, на­гра­ди­ли нас клич­ка­ми. Об­ра­зо­ва­лась сдво­ен­ная тро­и­ца: Ста­рик со Ста­ру­хой (Бо­рис Ни­ко­ла­е­вич Сер­гу­нен­ков с Ли­дой Глад­кой), па­па и ма­ма – (я с На­та­шей Гал­ки­ной), дя­дя и тё­тя – (ху­дож­ник Па­вел Аб­ра­ми­чев со Свет­ла­ной Ти­мо­фе­е­вой , ко­то­рая по­сте­пен­но пре­вра­ти­лась в же­ну Пав­ла). Ва­дим Ус­пен­ский клич­ки не по­лу­чил, у не­го она бы­ла при­об­ре­те­на ещё сту­ден­том Штиг­ли­цы – Ва­си­лий. У Алек­се­е­ва бы­ла клич­ка – Тол­стый, так его ок­ре­с­ти­ли груз­чи­ки Эр­ми­та­жа, ког­да, под­ни­мая гип­со­вую скульп­ту­ру, он ото­рвал ей торс от зад­ни­цы.

Про­шло не­мно­го вре­ме­ни – год или пол­то­ра, Ли­да Глад­кая сно­ва за­бе­ре­ме­не­ла. Ожи­да­ние чет­вёр­то­го ре­бён­ка бы­ло тяж­ким, ин­ток­си­ка­ция из­му­чи­ла Ли­ду, она стал вспыль­чи­вой. Бо­рис ни­ког­да не жа­ло­вал­ся на се­мей­ные не­ла­ды, он че­ло­век не жа­лоб­ли­вый, но вздор про­ры­вал­ся на­ру­жу, хо­тя Бо­рис из­бе­гал ссор. По­том Ли­да раз­ро­ди­лась мёрт­вым ре­бё­ноч­ком. Ка­жет­ся, оба су­пру­га по­чув­ст­во­ва­ли об­лег­че­ние. На Ли­ду уже да­вил её при­род­ный склад. Од­наж­ды на кух­не во вре­мя при­выч­ных по­си­де­лок у нас, Ли­дия Дми­т­ри­ев­на по­лу­шё­по­том, но так, что­бы слы­шал каж­дый, ска­за­ла мне:

– Зна­ешь, я сво­е­го Ста­рич­ка боль­ше не люб­лю. Я дру­го­го люб­лю – он ге­ни­аль­ный по­эт.

Ка­жет­ся, это был без­дар­ный Ази­зов из код­лы «Ав­ро­ры».

В те вре­ме­на мы ра­но спать не ук­ла­ды­ва­лись, и всё же зво­нок в дверь в тре­ть­ем ча­су но­чи мог счи­тать­ся не­о­жи­дан­ным. Зво­нок рез­нул. Мы с На­та­ль­ей вздрог­ну­ли. Я прыг­нул от­кры­вать дверь. В две­рях по­яви­лась Ли­да, на ще­ках ру­чьи слёз.

– Ста­руш­ка, что слу­чи­лось? Кто за­бо­лел? Что у вас там?!

– Ни­че­го, ни­че­го, – ры­дая, ска­за­ла она, – все здо­ро­вы. По­ни­ма­ешь, я за­шла в ком­на­ту, где де­ти спят, – по­смо­т­реть. Они спят го­лень­ки­ми на оде­я­ле.

– Ну, так при­кры­ла их, и де­ло с кон­цом.

– Так у Бо­рень­ки ма­лень­ко­го хо­ро­шо пись­ка сто­ит, а у Се­рё­жи не сто­ит сов­сем. Он же стар­ший. как же он жить бу­дет?

. Я не был сви­де­те­лем рас­па­да се­мьи Сер­гу­нен­ко­ва и Глад­кой – я сам ов­до­вел, сбе­жал из до­му. Прак­ти­че­с­ки с 1971 го­да мы с Ли­дой не встре­ча­лись во­все. Толь­ко за не­де­лю до вы­ле­та из Ле­нин­гра­да за кор­дон она по­зво­ни­ла мне на Ва­си­ль­ев­ский ос­т­ров.

– Ста­ри­чок, зна­ешь, за­чем я зво­ню? Мне нуж­на по­мощь. Мой но­вый лю­бов­ник, он на­вер­но бу­дет му­жем мо­им… он ху­дож­ник, та­лант­ли­вый, а ма­с­тер­ской нет. Ты не мо­жешь най­ти для не­го ма­с­тер­скую?

– Ста­руш­ка, – от­ве­тил я, – не мо­гу. Очень ско­ро я уе­ду из Ле­нин­гра­да сов­сем.

– А я ни­ку­да не по­еду – я без ро­ди­ны не мо­гу, – про­зву­ча­ло в труб­ке, и на­ши го­ло­са рас­ста­лись.

За­бав­но, что мои быв­шие дру­зья Глеб и Ли­да, не сго­ва­ри­ва­ясь, ска­за­ли оди­на­ко­вые фра­зы про ро­ди­ну. От­че­го бы это? От чув­ст­ва не­тлен­ной люб­ви к от­чиз­не? Или офи­ци­аль­ные ли­т­ра­бот­ни­ки из­го­то­ви­ли штамп на слу­чай вы­ска­зы­ва­ний об отъ­ез­де за пре­де­лы? Не хо­те­лось бы ду­мать, что это ду­хов­ное един­ст­во.

За во­сем­над­цать лет чуж­би­ны мне ни ра­зу не до­ве­лось слы­шать имя Ли­дии Дми­т­ри­ев­ны Глад­кой, как не бы­ло её. И об «Ав­ро­ре» ни­че­го не слы­шал – мо­жет, та­ко­го жур­на­ла уже нет. Про Вик­то­ра Кри­ву­ли­на То­по­ров на­пи­сал, что его ли­те­ра­тур­ной судь­бы хва­ти­ло на один аб­зац в эн­цик­ло­пе­дии. А судь­ба Глад­кой – что – пу­с­тяк? – не за­слу­жи­ва­ет и аб­за­ца?! Кто по­мнит по­эта Ли­дию Глад­кую? Эх, лю­ди, зем­ля­ки, вы же гор­ди­лись ею, счи­та­ли сча­с­ть­ем быть со­вре­мен­ни­ка­ми. Или не по­мни­те:

Там крас­ною кро­вью

Опять при­хо­дят строч­ки Хо­да­се­ви­ча : «Судь­ба рус­ских пи­са­те­лей – ги­бель. ». Кто стря­па­ет эту ги­бель? Вла­с­ти? Толь­ко ли вла­с­ти? Не есть ли в кро­ви на­ших по­ко­ле­ний мсти­тель­ность к пи­са­те­лям за их мя­теж­ные судь­бы? Од­на бы власть су­деб ис­кус­ст­ва не одо­ле­ла. без на­шей по­силь­ной и бес­ко­ры­ст­ной по­мо­щи.

Читайте также:

  
• Когда семья рождается стихи вдруг появляются давайте дружно за столом для молодых стихи прочтем
  
• Моя маленькая стихи цветаевой
  
• Наши окна кистью белой дед мороз разрисовал стих
  
• Ручки маленьких ребят веселятся и шалят стишок
  
• Рэй брэдбери стих про дождь