Лида юсупова приговоры книга стихов
Обновлено: 04.11.2024
Книга стихов
Возвращение имени
Книга «Приговоры» отличается от предыдущих книг Лиды Юсуповой (хотя некоторые стихотворения из цикла «Приговоры» уже были опубликованы в её прошлой книге «Dead Dad»). В фокусе поэтического внимания Юсуповой почти всегда находится насилие. Однако если в «Ритуале С-4», первом сборнике той Юсуповой, какую мы знаем сегодня, насилие принимало трансгрессивный и даже трансцендентный характер, его непознаваемая логика выражалась в коллапсирующем языке и странном мир-пространстве (похожем скорее на фильмы Линча, чем на криминальную хронику), то здесь насилие предстаёт как повседневная «банальность зла», прошивающая российскую действительность. Читая «Ритуал С-4», мы как будто бы убеждались, что никогда не сможем до конца ответить на вопрос: почему? почему произошло это конкретное насилие, уничтожение этого Другого? Мы видели, что насилие обладает мифической, почти мистической природой, выходит за рамки вины и этики, является действием некоей силы, рассеянной повсюду, в том числе и в самой человеческой природе, в языке. В «Приговорах» же происходит знаковый поворот, о котором сама Юсупова говорит так: «У убийцы была власть над жертвой, у судьи есть власть над убийцей, жертва же безвластна – и я хочу дать ей, им, жертвам, власть в моих стихах»[1]. Задача уже не в том, чтобы показать не поддающуюся прямой репрезентации сверхлогику насилия: нужно вернуть жертвам голос, поместить их в пространство коллективной, исторической и частной памяти. Фокус с насилия вообще смещается на насилие гендерное, сексуализированное, насилие на почве ненависти.
У Юсуповой не меланхолия (в её замкнутом времени-повторении), но траур и оплакивание, через которые происходит возвращение жертвам их зыбкой субъектности (здесь я исхожу из того, что нет субъекта, который бы не был зыбок).
Она производит «освобождающий монтаж», преломляя судебный документ таким образом, чтобы открыть субъектность жертвы преступления. При этом сохраняется двойственность, гибридность субъекта самого поэтического текста («я», проступающее в монтаже) – родовая черта документального поэтического письма[4].
Документ и архив сами по себе искажают реальность, что-то всегда остаётся за их границами, событие не воспроизводится в полном объёме. Достоверность документа относительна. В частности, судебный протокол – сам по себе инструмент власти и насилия, исключающий эмпатию и аффект. Следуя этому протоколу, «Приговоры» показывают, что у преступников и судей есть имена, а у жертв обычно лишь инициалы. Суд – тоже ритуал, не менее ужасный и странный, чем «Ритуал С-4». И этот ритуал выносит за скобки саму природу насилия: мы видим набор фактов, но так и не узнаём, почему всё произошло. Язык суда опустошает и выхолащивает, лишает жертву субъектности, насилуя её ещё раз. Юсупова не может это изменить – но может чередой повторов и смещений высвободить из ритуального судебного заборматывания Событие, Историю, прорыв к Реальному. Вместе с проблематизацией самой возможности справедливого суда этот прорыв открывает перспективу ужаса и сочувствия.
Жак Деррида говорит об «архивной лихорадке», «компульсивном, повторяющемся и ностальгическом желании, устремлённом к архиву»[5] – и о том, что это желание никогда не удовлетворит нас, потому что, «согласно Деррида, архивы документируют скорее смерть, нежели жизнь»[6]. Джозеф Харрингтон, обращаясь к опыту англоязычной документальной поэзии, оспаривает этот подход, говоря про «жгучее и плодотворное желание преследовать границы самого архива – чтобы либо их ухватить, либо заставить отступить», потому что «наивысший предел желания архива – понимание, что за уходящим горизонтом, который и есть граница архива, следует желание угнаться за ним и отодвинуть его так далеко, как это возможно»[7]. Юсупова не хочет документировать только смерть – и расширяет свой архив до сопереживания, до аффекта. Но дисциплина документа удерживает аффект от безграничного изливания, а читателей – от режима «захвата аффектом».
Осторожно проходя между опасностями, подстерегающими документальное письмо и поэтическое травмоговорение, между риском заново объективировать жертву и риском присвоить себе чужой голос, – Лида Юсупова превращает мёртвое в живое, приговор – в плач. Другие Юсуповой теперь внутри нас – и таким образом они живы.
Галина РымбуЧто такое «Приговоры»
Цикл стихов «Приговоры» – это тексты, все слова в которых – из приговоров российских судов 2012–2017 годов. Я нашла приговоры в Интернете, где они выложены на юридических сайтах, таких, как Государственная автоматизированная система Российской Федерации «Правосудие» и «Судебные и нормативные акты РФ».
Читайте также: