Лев евгеньевич аренс стихи
Обновлено: 25.12.2024
Я помню Гумилева еще по Царскому Селу. Я был тогда гимназистом, учился вместе с племянником его, Колей Сверчковым, а Гумилев уже кончал гимназию. Наши родители были дружны. С. Я. Гумилев был знаком с моим отцом по делам служебным. Мой отец работал в Адмиралтействе, а С. Я. был морским врачом. И наши матери дружили. Хорошо помню Анну Ивановну Гумилеву. Властная, высокого роста, крепко сложенная, она, по моему впечатлению, держала в руках всю семью. Сводный брат Н. С., Дмитрий, служил в гусарских гвардейских частях, квартировавших в Царском Селе. Сестра Н. С. — Александра, в замужестве — Сверчкова, была матерью моего приятеля Коли, с которым мы часто ловили вместе рыбу с лодки на царскосельских прудах.
Помню хорошо директора нашей гимназии, Иннокентия Анненского, преподавателя биологии Дмитрия Аркадьевича Судковского, поэта Комаровского, тоже царскосела. Не знаю, жив ли кто-нибудь еще из царскосельских гимназистов. После революции я встречал- только Евгения Полетаева, тогда комиссара НКП, который учился в свое время в одном классе с Гумилевым.
Гумилев как поэт стал известен мне, когда в книжной лавке в Гостином Дворе (в Ц. С.), которую на свой счет содержал какой-то купец, я увидел первую книгу Н. С. - «Путь конквистадоров».
Тогда я пробовал свои силы в литературе. Мною были написаны три новеллы, которые были примерно такого рода: девушка говорит влюбленному в нее юноше на берегу омута: «Вон там лилии. Достань их — полюблю». Юноша утонул, и его тело плывет мимо девушки с букетом лилий в руках. Я решил пойти с этими новеллами и стихами своими к Гумилеву. Мы жили в парке, а Гумилев в центре Царского Села.
Гумилев пригласил меня в кабинет. В глаза бросились расписанные маслом стены, рисунок изображал водяного, омут и лилии, почти как в моей новелле. Гумилев прослушал мои стихи, прочитал новеллы, и отозвался о них довольно-таки критически, сказал, что слог мне не удается, слишком много прилагательных и т. д.
Отзыв Гумилева охладил мой творческий пыл, и я бросил писать почти до 30-ти лет, когда я вошел в группу, примыкавшую к футуристам, вместе с Тихоном Чурилиным.
С тех пор я иногда встречал Гумилева в Царскосельском парке, но эти встречи плохо запомнились.
Гумилев же встречался с моими сестрами Зоей и Верой, известной поэтессой Верой Арене, он даже посвятил ей стихотворение.
В 1910 г. я услышал, что Гумилев женится на неизвестной мне тогда Ахматовой. Вскоре он нанес вместе с ней визит моим родителям в Адмиралтействе, я случайно в это время был там, и тогда увидел ее впервые. Запомнилось, как Гумилев шел под руку с Ахматовой по коридорам Адмиралтейства.
Второй раз я видел Ахматову и Гумилева вместе в редакции журнала «Аполлон», куда я зашел по какому-то делу. Там были Пунин, Чулков, Кузмин, Маковский.
Началась война. Я ушел добровольцем во флот. Сначала — матрос П-й статьи в казармах на Поцелуевом мосту. Затем воевал на Черном море, получил Георгиевский крест и звание гардемарина, щеголял в новых погонах, и все называли меня адмиралом. Наконец я ушел в отпуск и отправился домой в Царское Село. В вагоне поезда Пг.—Ц.С. встретил Гумилева. Он был в форме, с солдатским «Георгием». Мы говорили с ним о войне, о службе в армии. Помню, как он советовал мне во время сна в походе снимать шинель и накрываться ей - так теплее.
После революции встречался с Н. С. мало, только на литературных вечерах. Пригласительный билет на один из таких вечеров, подписанный Вс. Рождественским, у меня где-то сохранился.
Неожиданной была весть о его аресте. Всем было известно, что он не был замешан ни в каком заговоре, а просто был убежденным монархистом и всегда был очень резок в своих суждениях.
Н. Пунин тоже пострадал в связи с этим заговором и просидел месяц на Шпалерной.
Уже позже, в 1925 году, я взял эпиграфом к одной из своих статей о лесном хозяйстве строки из стихотворения Н. С.
Я знаю, что деревьям, а не нам
Дано величье совершенной жизни. 9
Эта статья была опубликована в № 10 журнала «Украинский охотник и рыболов» за 1925 год.
Когда мы отзываемся о каком-нибудь стихотворении: "Как оно поэтично!" мы безусловно хотим сказать, о том, что оно, в одно и то же время, возвышенно, образно, музыкально и, наконец, архитектонично. Этими словами почти определяется содержание поэзии, которая по природе своей лирична. В сущности можно было бы поставить знак равенства между понятиями "поэзия" и "лирика".
Сюжет в лирике имеет второстепенное и подчиненное значение. Почти всякое явление, удостоившееся внимания поэта и пройдя сквозь жар поэтического горнила, одухотворяется в переживании поэта и облекается в чудесное одеяние стиха. Недаром к сборнику своих стихов Малларме избрал латинское изречение "O vis superbae formaе!", что можно перевести: "О, сила совершенной формы!"
Действительно, как бы ни было возвышенно содержание данного произведения, если оно не сформировано гармонично, оно не может быть названо поэтическим.
Подобно музыкальному произведению, каждое стихотворение, как и его элементы, имеют свой метр и ритм. Отсюда почти всякое стихотворение имеет свой напев. Вот почему древние поэты-певцы: баяны, скальды, мейстерзингеры, барды, трубадуры говорили нараспев или пели их. Пушкин и его современники скандировали, а не читали стихи.
Знаки препинания в стихотворении, как и в прозе, уточняют смысловое содержание. В прозе они распределяют остановки и их длительность. В стихотворном произведении придерживаться их можно лишь отчасти, не они владеют дыханием сказателя, а цезуры и само музыкальное построение стиха.
Мистраль - провансальский поэт, как и многие другие великие поэты, проверял написанные стихи вслух. Ходя по комнате, он скандировал стихи, в то же время их исправляя, пока его требовательное ухо не удовлетворялось стройностью формы.
Но вот послушайте декламацию актеров. Большинство из них слепо придерживаются знаков препинания, добросовестно читая стихи с толком, чувством и расстановкой. При таком чтении прекрасное стихотворение обращается в прозу. Чем проще написано стихотворение, тем труднее его скандировать. Ввиду необычайной простоты поэтического языка Пушкина, читать его стихи, как следует их читать, далеко не всякому артисту под силу. Пожалуй, музыканту легче сыграть какую-либо виртуозную вещь, нежели продекламировать легкокрылое стихотворение Пушкина.
Как часто мы слышим о музыкальности пушкинского стиха. Почему же при чтении стихов Пушкина мы без зазрения совести заглушаем их музыкальность?
У поэта имеется ряд приемов для придания звучности стиху: рифмы, консонансы, аллитерации, чередование метров, перебой ритмов и пр.
Возьмите для примера изумительные два стиха Пушкина:
Но не таков Арзрум нагорный,
Многодорожный наш Арзрум".
У поэта речь - образная. Во время созерцания или обдумывания явления, почему-либо привлекшего к себе внимание поэта, у него возникает соответствующий образ. В последнем заключается не только само явление, но и его восприятие поэтом, со всеми сопровождающими ощущениями и мыслями, носящими черты творчества поэта. Нередко черты эти неуловимы. Поэт в данном случае подобен ученому, идущему путем индукции от частного к общему. Следовательно, образ аналогичен обобщению. Однако, в то время как ученому достаточно ясно и убедительно изложить основную мысль, вся убедительность образа заключается в его возвышенной красоте.
Вспомните одно из чудеснейших стихотворений Пушкина "Осень":
"Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек".
Разметав слова по поэтическому произволу и поставив их согласно стихотворной закономерности, изменив слово "коньки" - "железом острым", то есть заменив понятие малого объема понятием с объемом неизмеримо большим, - поэт, словно волшебник, мгновенно прикрепляет к спине вашей крылья и вы, с его чудодейственной помощью, устремляетесь в такие просторы и подымаетесь на такие высоты, которые вам и не снились.
Вы испытываете чувство благодарности к поэту. Он вам становится близким. Обычные вещи, благодаря ему, кажутся вам необыкновенными. Он близок вам еще и потому, что в поэзии Пушкина нашли свое отражение лучшие движения вашей души. Приведем для иллюстрации четыре стиха его современника - поэта Веневитинова:
"И так гонись за жизнью дивной,
И каждый миг в ней воскрешай,
На каждый звук его призывный
Отзывной песней отвечай".
Кто теперь не цитирует Пушкина? Каждый, произносящий стихи его, доверчиво полагает, что слова великого поэта лучше всего могут выразить мысль или ощущение данного человека.
Поэт в жизни может быть таким же косноязычным, как любой обыватель. Но вдохновение преображает обычную тугую речь. Как в бурном потоке камни, переворачиваются слова и переносятся с места на место и устанавливаются по-новому. Как часто эта новизна в стихах Пушкина пленяет нас.
"И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо - к бумаге,
Минуты - и стихи свободно потекут".
В этих стихах сказался целиком обаятельный лиризм Пушкина.
Поэта можно до некоторой степени уподобить скульптору. Но у последнего материалом является глина или гранит - вещество, оживающее под искусными пальцами ваятеля, и которому он может придать любую форму. У поэта материалом служат слова. Но слово, кроме звучности, имеет еще и смысл. Оно является уже само по себе абстракцией, содержащей в себе ряд представлений. Сочетание слов и соподчинение их друг другу, равно подчинение их к стихотворению, как целому, должно нам давать гармоничную архитектонику стихотворения.
По природе своей лирическое стихотворение ближе к музыкальному произведению или созданию зодчего, нежели к прозаическому сочинению.
Посему поэт значительно более стеснен в обработке материала, чем, скажем, скульптор.
Художник, искусно владеющий резцом, кистью или карандашом, может владеть нашим чувством , не обладая исключительным умом.
Поэт, волнующий стихами человечество, должен обладать умом необыкновенным.
Всеобъемлющий ум, изумительная чуткость возвышенной души, изощренная наблюдательность, тонкая проникновенность, необычайная отзывчивость и человеколюбие - атрибуты гения Пушкина.
(Приписка после текста статьи):
8/II 1937 г.
Милый друг Верочка!* Посылаю тебе заметку о лирике. Перепечатанная на машинке, она красуется в рамках нашей барачной стенгазеты, рядом с заметкой "Олейна на Кумсе" Твой брат Лев Аренс.
* Вера Евгеньевна Аренс-Гаккель (1883 -1962) - поэтесса, переводчица, сестра Льва Аренса.
14 сентября 1940 года. Глухое
Милый друг, Николка!
Сигнал мой SOS тобой был услышан. Твое письмо, письмо чудесное, восстановило мою душевную бодрость.
Граждане, когда входите в трамвай, берегите кошельки. Когда вступаешь в жизнь, надо, действительно, подумать, как бы не потерять душу. Ты глубоко прав. Сохранив более или менее живой душу, я потерял кошелек.
Я раньше верил, что могу разбогатеть (вернее, быть обеспеченным), теперь я потерял надежду. Мне представляется, что я нахожусь в таком заколдованном кругу (финансовом), выхода из которого нет. Я в зрелых годах не думал о самоубийстве, но бывают такие убийственные минуты, что мозг сжимается, а сердце готово разорваться. И это при том, что я себя причисляю к счастливейшим людям.
При чтении твоего письма слезы набегали в глаза, а душа точно воспринимала мессу. Твое письмо было поистине утешением, которого так искала моя душа. Твои рассуждения о страдании — мудрый совет, который я принял всем моим существом. Спасибо тебе, друг, за поддержку. В ней-то так нуждалась моя душа.
Хоть я нахожусь в дружеской среде, но друзья-то у меня менее мужественные, чем я сам. И когда я порой начинаю терять мужество или теряю его на некоторое время, то мне нужна поддержка мужественной души. При всей твоей женственности у тебя душа мужественная. Письмо твое было не только письмо друга, но в то же время письмо старшего брата.
Внутреннее признание тебя старшим было для меня благодеянием. Страшно жить без старших. Вблизи же меня нет их.
Спасибо А.А. за то, что не забывает нас. Иногда с удовольствием читаем ее стихи. Как ее чадо?
Читайте также: