Леконт де лиль стихи
Обновлено: 25.12.2024
СЛЕЗЫ МЕДВЕДЯ
Владыка Рун сошел с холмов страны далекой.
Покуда слушал он седого моря вой,
медведя рев и плач березы одинокой,--
пылали волосы его во мгле дневной.
Бессмертный Скальд спросил: "Что ропщешь ты мятежно,
о море темное? Береза, с высоты
зачем ты слезы льешь? Зверь в шкуре белоснежной,
с утра до вечера зачем томишься ты?"
"Владыка Рун! -- в ответ ему сказало древо,
при ветре задрожав от кроны до корней,--
ни разу не пришлось мне любоваться девой
под взглядом любящим того, кто мил и ей".
"Владыка Рун! -- ему в ответ сказало море,--
не знала летних чар ни разу грудь моя,
я порождаю страх и гибель в вечном споре,
но, солнцу радуясь, вовек не пело я".
"Владыка Рун! -- медведь ответил, шерсть щетиня,--
охотник яростный, я впроголодь живу;
зачем не агнец я счастливый на равнине,
жующий не спеша душистую траву?"
И арфу поднял Скальд бессмертный, и святая
песнь сорвала зимы девятую печать,
береза вздрогнула, в лучах росой сверкая,
смех звонкий обежал седого моря гладь.
Встал на дыбы медведь огромный в восхищенье,
кровавоглазый зверь узнал любовь земли,
и слезы в два ручья,-- знак нежного томленья,--
по меху белому, алея, потекли.
СЛОНЫ
Краснеющий песок, пылающий от века,
Как мертвый океан, на древнем ложе спит;
Волнообразными извивами закрыт
Медяный горизонт: там область Человека.
Ни звука; все молчит. Пресыщенные львы
Попрятались в горах лениво по пещерам;
И близ высоких пальм, так памятных пантерам,
Жирафы воду пьют и мнут ковер травы.
И птица не мелькнет, прорезав воздух сонный,
В котором царствует диск солнца, весь в огне.
Лишь иногда боа, разнеженный во сне
Лучами жгучими, блеснет спиной червленой.
Но вот, пока все спит под твердью огневой,
В глухой пустынности,-- пески, холмы овраги,--
Громадные слоны, неспешные бродяги,
Бредут среди песков к своей стране родной.
Как скалы темные, на сини вырастая,
Они идут вперед, взметая красный прах,
И, чтоб не утерять свой верный путь в песках,
Уверенной пятой уступы дюн ломая.
Вожак испытанный идет вперед. Как ствол
Столетний дерева, его в морщинах кожа,
Его спина на склон большой горы похожа,
Его спокойный шаг неспешен и тяжел.
Не медля, не спеша, как патриарх любимый,
Он к цели избранной товарищей ведет;
И, длинной рытвиной свой означая ход,
Идут за вожаком гиганты-пилигримы.
Их сжаты хоботы меж двух клыков больших;
Их уши подняты, но их глаза закрыты.
Роями жадными вокруг жужжат москиты,
Летящие на дым от испарений их.
Но что им трудный путь, что голод, жажда, раны,
Что эти жгучие, как пламя, небеса!
В пути им грезятся далекие леса
И финиковых пальм покинутые страны.
Родимая земля! В водах большой реки
Там грузно плавают с мычаньем бегемоты,
Туда на водопой, в час зноя и дремоты,
Спускались и они, ломая тростники.
И вот, с неспешностью и полны упованья,
Как черная черта на фоне золотом,
Слоны идут. И вновь недвижно все кругом,
Едва в пустой дали их гаснут очертанья.
НОСИЛКИ
Светясь, как в облаке, в мерцающем муслине,
На голос праздничных церквей
В носилках из тугих ротанговых ветвей
Спускалась ты с холмов к долине.
Воскресный благовест ликующе вскипал,
Пел ветер, тростники качая,
И градом золотым колючки молочая
Рассвет в саванне осыпал.
В оранжевых платках, в запястьях древней ковки,
Твои телугу в гуще трав
Несли тебя вдвоем, заботливо постлав
Тебе манильские циновки.
Худые ноги их сгибались без труда,
Был четкий ритм в напевах бодрых,
С шестами на плечах, с ладонями на бедрах,
Они шагали вдоль пруда;
Вдоль низеньких веранд, где старые креолы
Курили после пряных блюд;
По узкой мостовой, сквозь чернокожий люд
Их вел мальгашский бобр веселый.
Плыл тамариндовый тягучий аромат,
Светлели огненные дали,
Над морем стаи птиц туман изборождали,
Казалось, полосы летят.
Пока ты свешивала ножку из носилок
В тени дерев, где даже плод
Пурпурного личи куда бледней, чем рот,
Который так багрян и пылок;
Покуда бабочка, два лепестка смежив,
Двойной узор -- лазурь с кармином,
На кожу нежную ложилась тельцем длинным,
Ей придавая свой отлив,--
Все видно было мне сквозь полог из батиста:
Как ложе кудри золотят
И как во мгле ресниц лукавят, а не спят
Глаза лиловей аметиста.
Вот так спускалась ты нагорною тропой --
К хоральной мессе, в воскресенье --
С наивной грацией и прелестью весенней,
И два индуса шли с тобой.
Теперь на берегу, где лишь пырей да дюны,
На кладбище, в густом песке,
Меж близких и тебя я нахожу в тоске,
Мой сон пленительный и юный.
ЯГУАР
За дальней завесью уступов, в алой пене
местность выкупав, отпламенел закат.
В пампасах сумрачных, где протянулись тени,
Проходит трепета вечернего разряд.
С болот, ощеренных высокою осокой,
С песков, из темных рощ, из щелей голых скал
Ползет, стремится вверх средь тишины глубокой
Глухими вздохами насыщенный хорал.
Над тинистой рекой воспрянув из туманов,
Холодная луна сквозь лиственный шатер
На спины черные всплывающих кайманов
Накладывает свой серебряный узор.
Одни из них давно преодолели дрему
И голода уже испытывают власть,
Другие, к берегу приблизившись крутому,
Как пни шершавые, лежат, раскрывши пасть.
Вот час, когда в ветвях, присев на задних лапах,
Прищуривая глаз и напрягая нюх,
Прекрасношерстый зверь подстерегает запах,
Живого существа чуть уловимый дух.
Для предстоящих битв он держит наготове
И зуб и коготь. Весь в стальной собравшись ком,
Он рвет, грызет кору и в предвкушенье крови
Облизывается пунцовым языком.
Согнув спиралью хвост, он бешено им хлещет
Древесный ствол, затем, приняв дремотный вид,
Сникает головой на лапу и, в зловеще
Притворный сон уйдя, неявственно храпит.
Но, вдруг умолкнув и простершись бездыханней
Гранитной глыбы, ждет, укрытый меж ветвей:
Громадный бык идет неспешно по поляне,
Задрав рога и пар пуская из ноздрей.
Еще два-три шага, и, ужасом объятый,
Бык замирает. Льдом сковав ему бока
И плоть его сверля, горят во мгле агаты,
Два красным золотом налитые зрачка.
Шатаясь, издает он жалобные стоны,
Мычит, влагая в рев предсмертную тоску,
А ягуар, как лук сорвавшись распрямленный,
На шею прыгает дрожащему быку.
От страшного толчка чуть не до половины
Вонзает в землю бык огромные рога,
Но вскоре, яростный, в бескрайние равнины
Мчит на своей спине свирепого врага.
По топям, по пескам, по скалам и по дюнам,
Необоримых чащ пересекая тьму,
Стремглав проносятся, облиты светом лунным,
Бык с хищным всадником, прикованным к нему.
И миг за мигом вдаль все глубже отступая,
Отходит горизонт за новую черту,
И там, где ночь и смерть, еще идет глухая
Борьба кровавых тел, сращенных на лету.
ПОКАЗЧИКИ
Как изможденный зверь в густой пыли вечерней,
Который на цепи ревет в базарный час,
Кто хочет, пусть несет кровь сердца напоказ
По торжищам твоим, о стадо хищной черни!
Чтобы зажечь на миг твоя отупелый глаз,
Чтоб выклянчить венок из жалких роз иль терний,
Кто хочет, пусть влачит, топча, как ризу, в скверне,
И стыд божественный, и золотой экстаз.
В безмолвной гордости, в могиле безыменной
Пускай меня навек поглотит мрак вселенной,
Тебе я не продам моих блаженств и ран,
Я не хочу просить твоих свистков и вздохов,
Я не пойду плясать в открытый балаган
Среди твоих блудниц и буйных скоморохов.
К СОВРЕМЕННИКАМ
Бесплоднее камней рассохшейся пустыни,
Глухим отчаяньем зажатые в тиски,
Вы -- жалкие рабы бесчувственной гордыни,
С рожденья попранной свободы должники.
Ваш ум бездействует, увязнув в мерзкой тине
Порочных помыслов и суетной тоски;
Забыв о вечности, душа бежит святыни,
Рождая гибели несчетные ростки.
Но, мнится, близок день, когда у груды злата,
Ступив беспомощно перед лицом расплаты
В ту область, где царят безумие и страх,
Не в силах вынести бездушного сомненья,
Не зная радости, не веруя в спасенье,
Вы все погибнете, червонцы сжав в руках.
К УМЕРШИМ
Вы, после злой молвы иль после восхвалений
Равно забытые; вы, прах былых родов,
Немые толпы лиц, имен и поколений,
Побеги скромных лоз и царственных дубов;
Вы, жертвы никому не ведомых мучений;
Вы, в чьих сердцах гремел добра и правды зов,--
Герой и мученик, подлец и мощный гений,--
Напластования на гноище веков --
Печальные стада, завидна ваша доля:
К наследству жалкому потомков приневоля,
Покуда бьется мир в житейской толчее,
Вы, приобщенные великой тайны вечной,
Вкушаете покой -- огромный, бесконечный --
С тех пор, как отошли во мрак, в небытие.
Читайте также: