Лавочкина римма ефимовна стихи

Обновлено: 04.11.2024

Вы здесь: Начало Литература Еврейской АО Лавочкина Р.Е. Стихи

Лавочкина Римма Ефимовна

Стихи

Мой бедный город из тоски немой и цепкой
Привой от гробовой доски и ломкой ветки.
Крепился из последних сил, взрастал из плевел.
- Соври! – он каждого просил, -Чтоб я поверил.

Соври о том, что я хорош, что очень нужен,
Скажи о том, что воспоёшь дома и лужи,
Что здесь родился и умрёшь, что всё успеешь,
Ты столько мне ещё соврёшь, что сам поверишь.

Мой бедный город ложью скован изначально.
Здесь все надежды окантованы печалью,
Он столько радости сдавил, сгноил и проклял,
Он всё глаза свои гасил, что б вставить стёкла.

Дрожал, юлил и всё разгадывал загадки…
И вечный страх замуровал в кирпичной кладке,
Но вместе с нами всё про всех и знал и плакал
Он вместе с нами в смех и в грех, об пол и на пол.

Ведь он старик, его так просто не обидишь,
Он в пепле всех сожженных книг на мёртвом идиш.
В следах пощёчин и речей, и одиночеств,
Из грёз, деревьев, кирпичей, имён и отчеств…

Но нынче крут! Он приобрёл «крутые штуки»
Деревьям старым отпилил по плечи руки.
И притворился, что матёр и глуп и молод
Мой бедный город, мой несчастный, добрый город.

Моему городу Биробиджану

«От вокзала и до Сопки
На дорогах нету пробки,
Пробка – только на столе…»
(из песни о Биробиджане Н. Ливанта)

Как ни крути, ты очень добр ко мне.
И видит Бог, как я тебя жалею:
Смиренен, глуп, с попоной на спине,
С пудовым колокольчиком на шее.

Гремит он - «чири-бим, да чири-бом…»
И страшно от такого «чирибома»,
Но ты мой дом, мой самый добрый дом!
Возьму свой дом - и убегу из дома!

Ты тот ещё ходок, но не взбрыкнёшь:
Смертельно оглоушен и стреножен,
Прикажут - Пой на идиш! – и поёшь…
(Но петь на идиш ты без слёз не можешь.)

Ты корчишься про «Тумба-балала…»
Запуган так, что путаешь столетья:
Всё рапортуешь звёздам: -«Бла-бла-бла. »
-Смотри, Москва, я есть на белом свете!

Окстись, малыш, какая там Москва?!
Она с тобой чванлива и лукава.
«Ты сам с усам», ты тоже на века,
Ты родом из болота и канавы.

Ты трудно рос: в заплатах лапсердак,
Из комарья и щи твои, и каша,
Ты крепко бит. Ты бит за просто так.
Но ты моя любовь! Точнее наша.

Уж я то знаю, кем ты был любим!
Как из мечты и слёз тебя лепили.
Ты был для них – почти Иерусалим…
И вот - ты есть… И вот они в могиле…

Они в тебе. В твоей сырой земле.
Они везде, хотя ты их не видишь.
Здесь твой оплот, но «пробка на столе»
И ты другой, и умер старый идиш.

«Из далека долго
Течёт река Волга»
(песня)

Ты такая же страстная, как и я,
Я такая же рьяная, как и ты,
Ты - моя река, я - твоя родня,
Мы с тобою любим одни цветы.

Но саранок день и ирИсов тьму,
Никогда не рвём: всё живое – жаль.
Пусть они растут у себя в дому,
А у нас с тобой есть шальная даль.

Ты живёшь в тайге много сотен лет.
Я хожу к тебе. А потом, потом…
Дальше будешь жить. Я – сойду на нет…
А пока бежим, а пока поём!

Фонари скользнут со своих постов,
Города, зевнув, повернутся вспять,
Обветшают вены тугих мостов,
А тебе звенеть, а тебе бежать.

Ты учила в детстве меня слагать
И сплетать слова, и сносить мосты,
Наяву ходить, а во сне летать.
Ты сама сказала, что мы на «ты».

Я спешила в детстве к тебе рыдать,
От обидных слов у чужих дверей.
Только ты была мне отец и мать,
Кто, тогда, скажи, был тебя родней?

Ты была добра: на руки брала,
Говорила: - Брось! Позабудь о них!
Ррриммочка моя, я – твоя Биррра…
Видишь, буква «Р» есть у нас двоих.

Рокотали мы, много- много раз.
-Как бы я росла без тебя одна?!
Потому и нрав так похож у нас.
Ты моя река колыбельная.

Всё несёт меня по России.
Прямо в осень: туда- сюда.
Что бы помнила я, как сильно
Любят Родину поезда.

На полях – седина, да пена,
Пух, да пепел…Вся радость – в пыль.
Отплясало лихое лето,
Отвизжало свою кадриль.

- Подожди!- я ему кричала.
Да куда там?! Со всех сторон
Топ да топ…каблуки - в мочало,
Только ветер, и свист, и звон.

Деревеньки пЫхают трубами,
Страстотерпицы, близнецы.
В них ревут свои песни грубые
Деревенские гордецы.

Урезонены, остаканены.
Нам далече, а им куда?
Вся Россия – одна окраина,
А столица в ней – поезда.

Всё им здесь, работягам, по сердцу,
Всё бы нянчить нас, да качать,
И Россию в дожде и в осени
Необъятную – приобнять.

Песня моего деда Абрама Кизера

Блуждает по тропинкам
Израильских лесов
Сбежавшая улыбка
У раввина с усов.

И был тот милый раввин
Замешан на воде,
Молитвами изранен,
С кошерным в бороде,

И с пейсами, и с перцем,
И первый из "мессий",
И зрел под резвым сердцем
Весёлый апельсин.

Пузатый от порока,
Болтливый от былин,
Обремененный соком
Израильских долин.

Где падают с деревьев
Тяжёлые шары,
Беременные временем
Оранжевой жары.

Но мы не этих лакомых
Залаканных раёв…
Мы из других, заплаканных,
Залатанных краёв.

Мы не из вашей лени!
Нам затыкали рты
Колючие колени
Сибирской правоты.

Ведь мы седое племя,
Зажатое в золе…
Ах, как бы мы замлели
На ласковой земле…

Ах, раввин, милый раввин,
Как хорошо, что ты
Любому в мире равен
Из нашей немоты!

Ох, как бы нам согреться.
Вернувшись из Россий…
И чтобы рос из сердца
Весёлый апельсин.

Снова лето манит пальчиком
И сулит свои дары,
Превращая одуванчики
В придорожные шары.

Снова мир освистан птицами,
Снова ветер мерит даль,
Снова травы добролицие
Прободались сквозь асфальт.

Ай да умницы, травиночки!
Как вас, милые, спасти?
До зелёной– до кровиночки
В бесконечность унести.

Летом станет небылицею
Всё оглохшее зимой.
Но сначала, долго литься
Будут слёзы над землёй.

Не знаю, чем мы живы
Средь кладбищ и лесов
И что сплетает жилы
Туннелей и мостов.

И ноги наши движет,
И строки проводов,
И вдоль дороги нижет
Скорлупки городов.

В которых воздух едок
А сроки коротки,
Где любо нам о клетки
Размазывать плевки.

Но этот мир намолен.
В нём столько не сбылось!
Он нашей липкой солью
Пропитан весь, насквозь.

Он место обитанья
Путей и скоростей.
Он принял очертанья
Забывших нас детей.

Земля весной наволгла,
Мир молод и рогат
Лакает из осколков
Свинцовый суррогат.

Ветер – это такая птица,
Не гнездится среди песков,
И летит молока напиться
Из криницы моих сосков.

А я голая, а я дикая,
Ни конца, ни начала нет.
Я измазана земляникою,
Я саранка в расцвете лет.

Читайте также: