Куликов борис николаевич стихи
Обновлено: 22.11.2024
Кто я такой?
Казак донской
Станицы Семикаракорской!
Все мои предки – казаки.
Они врагов исправно били,
Пахали, сеяли, косили,
А между главным делом были
И спеть и выпить мастаки!
От них, родимых, у меня
Несановитость,
Неличинность.
(но чуть лукавая картинность
И эта вот декларативность,
за кою критики бранят.)
и не скрываю:
счастлив я.
Как звонко - русская подкова,
От них фамилия моя.
У них – от поля Куликова.
И стать,
И кость,
И в драке злость,
И в песне то самозабвенье –
Пусть не навек,
Пусть на мгновенье –
Всё, всё во мне перелилось.
Поэт там я
Иль не поэт…
Но казаком меня взрастили
И выше счастья доли нет –
Я нужен матери России,
Как мои предки - казаки,
Что будто не поэты были,
Ну, а врагов исправно били,
Пахали, сеяли, косили,
а между главным делом были
и спеть и выпить мастаки!
Родная степь…
Бескрайние покосы.
Кузнечики куют,
Как ковали,
Да солнце
По колено бродит в росах,
Да шепчутся о чём – то ковыли.
Вздыхаю полной грудью
Терпкий запах,
И радостно кружится голова!
Бреду за солнцем
По траве на запад,
Шепчу земле хорошие слова.
Поля мои,
Сады мои зелёные, мой тихий Дон,
Озёра, как моря…
Моя Донщина, солнцем прокалённая,
Ты, сердце, до кровинушки моя.
Свирепы ветры
И дождей так мало.
В июле сводит дух
От духоты…
Но сколько слёз
и крови ты впитала,
наверное,
лишь знаешь только ты.
Моря казачьей крови неуёмной
И вдовьих слёз, что солоно-горьки…
Здесь потому такие чернозёмы.
И бельмами глядят солончаки!
Всё было, вёс.
Но поросло бурьяном,
И не прошло,
Как невозвратный сон…
Но запах твой,
Горячий и медвяный,
Но окоём волнуется,
как Дон.
И жизнь течёт,
И мчится время быстро,
Цветут сады.
На речке малыши
В ладони ловят солнечные брызги.
И неба синь.
И песни от души…
Дымит завод.
Стоят хлеба густые,
Идут казачки в табор на обед…
Моя Донщина,
Дочь моей России,
Я по-сыновьи кланяюсь тебе.
У моей Марусеньки р усая коса
Ай да песня русская,
Дивная краса:
«У моей Марусеньки
Русая коса» услыхал заветную
В дедовском краю
Да повёл по свету я
Резвую, свою.
А про что напевная
С радостью – тоской?
Да про время гневное,
Да про род людской,
Да про степь ковыльную,
да про милый Дон,
да и про любимую
Мой сердечный стон:
«У моей Марусеньки
Русая коса»
У моей Марусеньки
Русские глаза!
Карие, казачие,
Длинные, горячие.
Засмеётся - и нельзя
Песне не запеться,
А заплачет – так слеза
Прожигает сердце.
Не за столом
Под звон посудин –
Под звёздным утренним жнивьём,
Товарищ мой,
Давай посудим – зачем живём
И как живём.
Нас – ты да я,
Да бледный свет,
Да лиц и судеб бесконечность,
А впереди в запасе – вечность,
как некогда сказал поэт…
Я без степи
и мыслить себя не могу,
Без полёта орла
в грозовом поднебесье,
Без усталых коней
в тихом, волглом лугу.
Без протяжной казацкой прадедовской песни.
Ах, да был я в горах!
Их торжественный вид
Унижал
и давил –
Я его не приемлю.
Ах, да был я в лесах!
Солнце там не глядит
через кроны дерев
На родимую землю.
Никому не сужу.
Вы живите, друзья,
Там, где родина.
там, где легко вам живётся.
Я – степняк.
Я - казак.
Мне без степи нельзя, -
Лишь в размахе степном
мне просторно поётся.
Всё здесь родно до слёз.
Всё привычно на деле:
От грохочущих гроз –
до поющих метелей.
От околка – леска –
до широкого поля.
От речного песка…
Воля!
Волюшка – воля!
И,
Когда по весне
у обочин дорог
Сквозь туман
зоревой
Кровенеют лазори,-
Чую, сердце сжимается
в тёплый комок,
Вспоминаются прошлые
в поле и горе.
Это души взошли!
тех, убитых в веках,
Кто пошёл за Донским
к Куликовому полю,
Кто со Стенькой вздымал
окровавленный стяг,
Кто ходил с Пугачём
за землицу и волю.
Это всходы
Посевов огня и свинца
В вековечных исканиях
жизненной сути
Брат на брата вставал.
Сын вставал - на отца!
Кто был прав?
Кто не прав?
Кто их нынче осудит…
Это светлые души
российских сынов,
Кто ломали фашисту хребет
в Сталинграде,
Кто со степи,
кто с тундры,
кто с гор и лесов
Шли сюда умирать
Жизни нынешней ради.
С детства это во мне.
И скажу – не совру:
Для любимой моей
(иль хорошая дата),
Но в родимой степи
я тюльпан не сорву –
Никогда не унижу я
душу солдата…
Степь чернеет легко
и легонько парит.
И вольготно лежит
под улыбчивым солнцем.
Высоко-высоко
самолётик летит.
Жаворонок под ним
Нежным бьёт колокольцем…
Ни у кого пощады не просила.
Другим прощала ,
Мести не тая,
Любовь моя
И боль моя
Россия,
Тревога каждодневная моя.
Когда качал планету конский топот
И шёл Восток
В немыслимый разбой,
Шарахалась надменная Европа
И пряталась за раненой
Тобой.
Когда свинцово наливались тучи
И громыхала с Запада гроза,
Глядел Восток с надеждой на могучую
Во все свои раскосые глаза.
Ты всех спасала, принимая муку,
Великая,
И в звёздах,
И в крестах…
Ты первая протягивала руку,
Поверженному помогая встать.
В берёзах вся.
В снегах сибирских хрустских,
Вся в жилах синих животворных рек…
Загадочная.
Только не для русских,
Одна несокрушимая навек.
Тяжелыми ногами попирая
Угрозы вражьи,
Вражескую ложь,
Двужильно,
По-бурлацки напрягаясь,
Ты всю планету за собой ведёшь.
Что – то мне не поётся,
Что – то голоса нет.
Что – то мне не смеётся –
Всё печалится мне.
И откуда, откуда
Эта тяжкая грусть?
Ведь со мною то чудо,
Что по имени Русь.
Те же звёзды – росины,
Тот же свет необъят.
Вся родная Россия…
Да чужие края.
И грущу я, как вдовый,
Как заброшенный дом…
Мой медово – бедовый,
Сердцу радостный Дон,
Как ты крепко далёко,
Словно где - то в былом…
Без тебя я как сокол
С перебитым крылом,
Без тебя не смеётся,
Счастья – радости нет.
Без тебя не поётся –
Безголосится мне.
Он крови не хотел, Пилат,
Он ясно понял: невиновен,
Кто оклеветан, озлословлен,
И будет вечером распят.
Но вот толпа. А в ней злодеи,
Все фарисеи, саддукеи
И люди тёмные, как пни,
Кричат: «Распни его! Распни!»
Он трижды испросил : «Кого
вам отпустить?»
Кричат: «Варавву,
А этого суди по праву
Царя земного своего!»
Пилат был истинный добряк,
Он так хотел ему спасенья,
Что даже нос его набряк,
Когда мараковал решенье.
Но как спасти. Когда толпа
Ярится: «Распинай Иисуса!»
Толпа, конечно же слепа,
Но ей наперекор не суйся.
Вот, скажут, кесарю не друг,
Не успокоил, мол смутьяна,
Тебя ж врагом объявят вдруг,
И самого на крест потянут.
Всё, чёрт возьми, как страшный сон.
А вдруг и впрямь
Спаситель он?
Потом на Страшном на суде
Ещё и отвечать придётся…
Но будет ли тот суд
И где?
А вот толпа.
Толпе неймётся…
Так ничего и не решив,
Чтоб успокоить всю ораву,
Он людям отпустил Варавву,
И принести велел кувшин.
И крикнул: «Не судья я!
Вот Иисус. Его берите,
Что с ним хотите, то творите,
Но умываю руки я».
Добряк, добряк, он и не знал,
Что кровью руки умывал…
С тех пор прошло две тыщи лет.
И нет суда, и нет расплаты,
Давным-давно Иисуса нет,
Но живы на земле Пилаты!
Когда кругом гремят бои,
Когда кого-то распинают,
Они в сторонке умывают
Лишь руки белые свои.
Я не обидел вас ни взглядом,
Ни словом вас не оскорбил.
Быть не отваживался рядом –
Я молча издали любил.
А вы об этом и не знали,
Полуулыбкою дразня,
Вы в разговоре называли
Надменным мальчиком меня.
И возносили надо мною
Свою торжественную власть…
Я лез для вас порой ночною
В сады чужие груши красть.
Ах боже мой,
Да что там груши,
Я ради вас (ведь я любил)
Любую б заповедь нарушил,
Любую б гору своротил.
О, как я месяц тот осенний
Благословлял и проклинал,
О, как ко всем, и даже к тени
Я вас угрюмо ревновал.
Но было вам легко смеяться,
Ворованные груши есть…
Сравнялось мне тогда семнадцать,
А вам, я помню, двадцать шесть.
Всё отдал бы, чтобы ни взглядом,
Ни словом вновь не оскорбить,
Быть не отваживаться рядом,
А просто издали любить.
Щемящий душу крик перепелиный,
Сиротский дух последнего жнивья,
Морозный запах сломанной калины,
Да тихий плач ночного журавля…
Откуда вы? Из старости иль детства
Вдруг ночью подступаете ко мне?
И никуда от вас уже не деться,
Не спрятаться ни в книжной глубине,
Ни в глубине сердечный горьких дум.
Хладеет сердце, и остреет ум.
Ещё идти дорогой трудной, длинной…
Но с каждым шагом резче чую я
Зовущий душу крик перепелиный
И горький дух
Последнего жнивья.
Над тихой заводью реки
Роняли гуси крик прощальный,
И сиротливо и печально
Им отвечали тростники.
Устало лето догорало
Костром багряным сентября…
По гибким лозам краснотала
Стекала алая заря.
И было столько тяжкой грусти
В природе русской,
Что, когда
Роняли
Крик прощальный гуси,
Стонала стылая вода.
Ей откликались дол и веси,
Дрожал берёзовый опал…
И голос запоздалой песни
За волглым лесом умирал.
О вольница –
Степной размах
И ржанье дикой кобылицы,
Полёт орла,
Что гордо длится,
Души доверчивый распах!
О вольница – разгул реки,
Разбег разгонистого ветра,
Желанье радости и света,
Громам угрюмым вопреки!
О вольница-
Казачий круг,
Единодушный выкрик:
«Любо!»
Побег от царской воли лютой
На острогрудый Стенькин струг!
Ты окрыляла нас людей,
вела за лучшее бороться,
рождала ты землепроходцев,
Поэтов,
ратников,
вождей.
В моей душе
Твой вечный зов,
В моей душе
Твой клич победный,
Сигнал трубы горниста
Медной
И радость
красных
парусов!
Опять я думаю о Вечности,
О тайном смысле Бытия,
О той конечной бесконечности,
Куда иду с рожденья я.
Что будет там, за той чертой?
Неужто продолженье Жизни?
Зачем оно мне без Отчизны
И без любимой…
Лучшей…
Той,
Что в тяжкий миг мне опускала
Ладонь на скорбное плечо,
Что, как умела – утешала,
А целовала горячо.
Неужто просто – пустота?
И даже пустоты не будет?
Отдать бы всё России, людям,
А там – черкай себе,
Черта!
***
Когда девятый вал ярился
И клокотали бури бед,
Я богу одному молился,
И думал только о тебе.
Когда торжественное солнце
Громило тёмных туч набег,
О дне хорошем беспокоясь,
Я думал только о тебе.
Когда царила ночь глухая,
заняв таинственный рубеж,
Во сне, как наяву, страдая,
Я думал только о тебе.
Я думал, я мечтал, я верил…
Боготворил весь белый свет,
Как горько тяжела потеря
Того, что не было
И нет.
Не горе с Дона их вело,
Не царская гнала их служба –
Истории так было нужно,
Чтоб на Алтай, суровый вьюжный,
орлов казацких
занесло.
Земля ничейная… Ну что ж,
Ни ханам, значит, ни короне…
А по работе невтерпёж,
Чесались крепкие ладони.
За чипяги одной рукой,
Другой за древко верной пики…
Вот так осваивали дикий
Тот край великий, вековой.
С алтайцем трубки мира жгли,
И мирно рядом с ним селились,
И помогали, чем могли,
И скудным хлебушком
Делились.
Когда ж свирепая орда
Лихих разбойников раскосых
Шла жечь и грабить, вот тогда
Меняли соху, серп и косы
На шашку верную
В бою.
Казак рубился крепко,
Зная, -
За волю вольную свою.
За землю русского Алтая!
Пылились в поле ковыли,
Трещал на речках лёд от студи…
Когда уж там потом пришли
Те, государственные люди!
Когда уж там нашли руду,
Войска послали на кордоны
И всю алтайскую гряду.
Читайте также: