Куек нальбий юнусович стихи

Обновлено: 04.11.2024

Нальбий Юнусович Куек ( 20 июля 1 938 , Кунчуко хабль — 22 ав густа 200 7 , Ма йкоп ) — адыгейский по эт , проз аик , дра матург , пуб лицист , видный общественный деятель. Заслуженный деятель искусств Республики Ад ыгея . Творчество Нальбия изучается в 7-9 классах школ Республики Адыгея.

Вложение	Размер
Стихи Нальбия Куёка	60 КБ

Предварительный просмотр:

Стихи Нальбия Куека

Никто из нас не опознает Жизни.
А опознает, что сказать сумеет?
Тоскливо сердцу, но оно не смеет
Взлететь и оглянуться в укоризне.

Никто из нас не опознает Сердца.
Взметнет и камнем падает обратно,
Рождает ночь и гонит безвозвратно –
Все не найдет себе единоверца.

Никто из нас не опознает Неба.
Деревья, что всегда ночуют в звездах,
Ложатся насмерть, расцарапав воздух –
Самоубийство смене на потребу.

Никто из нас не опознает Дома.
Река бежит – она была бы птицей,
Когда б ни берегов крутых граница,
Когда б ни путь неведомый, искомый.

Как тьму вселенной развести лучами,
В каком из направлений от порога –
Здесь или там – искать разумнее Бога?
Что в доме нашем? Мы не знаем сами.

И человек – венец или калека?
Когда к себе оборотимся ликом –
Мы все равны в прозрении великом:
Никто не опознает Человека.

Сколько птиц из своей головы
Подарил я лазури бездонной!
Упорхнули. Я ждал их. Увы!
Возвратилась назад лишь ворона.

Не влетела в открытый проем –
Сединой обработала стружки,
Уложила гнездо на макушке,
И с семейством живет теперь в нем.

Для чего эти крылья растим?
Для чего в этот мир отпускаем,
Если только таких и встречаем,
Кто вернулся и неотвратим?

Вот сидит она в теплом гнезде,
Своим карканьем ранит округу,
Седину превращает во вьюгу
И пророчит о скорой беде.

Где мой дом? Что я делаю тут?
Все, что лучшее было – отдал я,
Тени только во мне да печали,
А в округе – вороны снуют.

…А человек все шел и шел,
И шел все больше без дороги,
Пока в степи не встретил ствол,
Кривой, ветвистый да убогий.
Сел отдохнуть в тени ветвей,
Поскольку дело было летом,
И, озирая круг степей,
Он пел, наверное, при этом.
Затем он встал, чтобы идти,
И потянул за веткой руку –
Она была нужна в пути –
Отмахивать жару и скуку.

Но укололся он иглой,
Иглой, под ласковой листвой.

Достал он из кармана нож
И, больше ветку не тревожа,
Отрезал тень ее. И что ж?
Он был доволен ею тоже.
Она как будто бы в пыли,
Но отряхнуть ее немного,
А там – прохладу с ней дели,
И не поранит, слава Богу.
Обдумав так со всех сторон,
Отправился, душою светел.
Но тут, услышав сзади стон,
Он оглянулся и заметил:

Не стало колкой ветки той,
Чью тень он уносил с собой.

Но человек все шел и шел,
И шел все больше без дороги,
Забыв про ветку и укол,
Шел, обметая тенью ноги.

А дерево рванулось вслед,
И вновь застыло – хода нет…

Я настежь распахнул окно
И содрогнулся: как темно!
И ощутил – я на краю
Лицом к своей спине стою.

И я спросил себя: «Ну что ж,
Давно такой удачи ждешь?»
Затем в ответ: «Сейчас вдвоем
В мир заоконный перейдем,
А там уже поговорим…»

Все это было бы смешно,
Но показалось мне – летим.
И вслед захлопнулось окно.

Покажи мне руку правую,
Левую мне покажи.
Знаю я, что ты – двуглавый,
Выше головы держи.

Видишь сам, как ты хорош,
Что ж ты шею низко гнешь?

Знаешь сколько мне голов
От щедрот досталось?!
Не сберег… Следы клинков.
Лишь одна осталась.

Но последнюю, одну
Не склоню я, не пригну.

Меняюсь я, преображаюсь,
То восхожу, то опускаюсь…
Считаюсь Солнцем…
Поражаюсь,
Как только оглянусь назад:
Я путь проделал в день длиной –
Не небо, но болотный смрад
Лежать оставил за спиной.
А то, что гимном в свою честь
Я посчитал – то тварей звуки.
Их по болоту тут не счесть,
Да и кричат они от скуки.

Я огляделся – всюду грязь,
И с Богом истончилась связь.

Но вот умылся – просветлел,
И вновь поднялся – много дел.
И даже если я не в небе,
Творенье Бога, я творю:
Не разувериться лишь мне бы
И ведать, что несу зарю.

…И солнце в луже придорожной
Купает лик свой осторожно.

Посмотрите, как быстро наш лес
Уничтожили – весь изрубили,
Как в огромные кучи сложили
И огонь развели до небес.

Там еще все тропинки видны,
А они, обступив полыханье,
Руки греют. Вокруг на поляне
Встали тени у них со спины,

И готовятся сбросить в костер.
Это души деревьев горящих
Те, что мирно господствуют в чащах
И не терпят палящий простор.

… Кто сказал вам, что их топоры
Чем-то лучше. Ведь дело не в этом –
Собираясь вот тут каждым летом,
Разводить мы любили костры…

Ни звука, ни тропы. Вершины гор
Тьмой вспыхнули, сгорели.
Пожаром черным полыхнул простор:
Бог выслал из ущелий
Людей живых и скот. И тихо смолк.
Не слышно птиц. Рысцой уходит волк.

Как будто мрачный, темный лик один:
Земли и неба лица.
Боясь обжечься холодом вершин
Луна спешит укрыться.
Пространство, словно средоточье мук,
И светом кажется случайный звук.

Но в недрах сердца: явь или мираж?
Замри… То камень ожил.
Знакомый шаг, и говор тоже наш –
Так кажется похожим:
На каменистой почве человек
Неторопливо мерил долгий век.

Он камнем рос. Брал камень на ладонь
И вольной мыслью бился.
Он сердце в птицу, камень тот в огонь
Преобразить стремился.
Он здесь трудился и уже давно
Был с этой правдой жизни заодно.

…Иное поколенье. Их мечты
Грустны и суетливы,
А тут следы, как острые хребты,
Как сговор молчаливый.
Следы уходят. Видно, Бог, послав,
Куда, зачем отправил – не сказал.

Туманом, волком, дубом на скале
Сюда вернется скоро,
И разольется песней по земле,
Наполнит жизнью горы:
Он – воля, он – надежда, он – адыг,
Мал, как родник, но дорог – и велик.

Давай забудем о высоком слоге
И по-простому будем говорить:
Не лесом буйным – деревцем в итоге
Стоишь в степи у жизни на краю,
Пытаясь тень хранить…
Я узнаю
Родное в образе твоем неярком
И верю: тень дотянется не жарким
Своим крылом сюда, где я стою –
Она чуть слышно дышит и растет.
А подо мной сердца еще пылают,
Хоть бушевало столько непогод
Над ними в прошлом. И никто не знает,
Я в том числе, чем можно им помочь.
Не воин, но протягиваю руку,
Чтоб перенять тяжелый меч, кольчугу,
И вместе с ними мужество и силу
У призрака, что озаряет ночь.
Но, Боже мой, прости меня, помилуй,
Как лучезарен день, где я живу!
И как же он одновременно горек!
А впрочем, я про тень и про листву,
Об остальном пусть говорит историк.

Не уродиться, а только трудиться
Можно тут до ночи, брат.
В поле – лишь поле. Оно без границы,
Нет в нем дороги назад.

В поле лишь поле найти удается,
Станешь одним с ним лицом,
Редко когда проблеснет позолотце,
Чаще – сплошной чернозем.

Не было старости, не было детства,
Все отдавал, не деля.
Не наберется потомству наследства,
Разве что в жмене земля.

Вот и дорога до первой развилки –
Там твой последний ночлег,
Поле нельзя уложить на носилки,
Если на них человек.

Надолго в небе застынут светила,
Чтобы побыть в тишине.
Поле уменьшится новой могилой
По ширине и длине…

Мужи или мальчишки –
Не мы оценим.
Не создаем излишки
И днем осенним.

И не смотрите – сзади
Иной порядок.
Нас шлют вперед не ради
Обид, оглядок.

Коси, коса разлуки –
Работай чище:
Не счастье наше – муки
Для жизни пища.

Как хорошо бы оказаться тотчас
В родном дворе, в тени ореха,
На чем-то памятном сосредоточась,
Чуть слышать голоса, как эхо.

Идя за чередой воспоминаний,
Дождаться угасанья солнца.
Увидеть, что открылся месяц ранний,
Как в мир таинственный оконце.

Вздремнуть удобно было бы, пожалуй,
На мысли даже самой главной,
И руку дать небесному причалу,
Где равного встречает равный.

Что происходит с миром в эти ночи?
Листва вздыхает в полудреме,
Все звуки – отдаленнее и четче,
Как хлопоты в не спящем доме.

Земля, соединившись со вселенной,
Сияет звездочкой спокойно.
И знаю – здесь мы будем незабвенны,
Все, кто любви ее достойны…

Он плачет в лесу… На рассвете
В весенней прохладной тиши
Ликуют лучи, словно дети,
И игры свободные эти
Так искренни и хороши!
Он плачет. И небо не может
Осмыслить печали его –
Что тайную душу тревожит,
Когда на земле торжество?
Цветы раскрывают бутоны
И запахи стелют ковром,
Деревья раскинули кроны,
И тянется всякий рожденный
За светом, теплом и добром.
Все кажется настежь открытым,
И жизнь не имеет границ,
И все, что хранится зенитом,
Как сон не сорвется с ресниц.

Он плачет… И выглянул Бог
И тоже не может понять,
Чем мир этот трепетный плох,
Где празднична каждая пядь.
А может быть, что-то иначе?
Тоскует не он – белый свет,
Который, слезой негорячей
Умывшись и слезы не пряча,
Встречает весенний рассвет?
Вершины, долины и реки,
Что полнится жаждой живой –
Все это сошлось в человеке,
Нарушило сердца покой?
И сердце, не выдержав гнета,
Умчалось на ту из орбит,
Где Бог, и уже из полета
Увидело – плачет сидит…
Не зная о смерти и тлене
Взирает оно в простоте
Беспечной, и нет даже тени
В его бесконечной мечте.

Он плачет в лесу. И печаль
Ложится над землями низко,
И неба восходного даль
Не может поднять еще диска.
Шумит разноусто листва.
Она говорит с небесами,
Она молодая, как пламя,
Но есть ли на свете слова,
Чтоб высказать ЭТО словами?
Нет имени, видно, такого,
Не слышал вовеки и лес,
Чтоб ЭТО, как внятное слово,
Коснулось внезапно небес.
Бог видит, конечно. Он тоже
Не знает, что думать, похоже,
Он тоже не может помочь.
Но если не Он, тогда кто же
Даст силы печаль превозмочь?

Он плачет… А сердце в дали –
Небесной дали, неизвестной –
Не хочет судьбы бесполезной
И смертной не хочет земли.
Оно заодно уже с бездной –
В бессмертие ищет дорогу.
Оно отвернулось от Бога:
Которого чтило – забыло,
Избрало, Которого нет…
И землю могилой цветущей
Назвало в потоке планет.
Он плачет… Как каждый живущий,
Сияющим солнцем согрет.

Я хоть не Бог, но вижу все же
То, чего нет, во всем, что есть.
Вживую рву слова из кожи,
Чтобы озвучить их, прочесть.
И да простит меня Всевышний:
Не я творил из рая – ад,
Из ада – рай. А виноват,
Так не осудит Он излишне.

Я тот, кто сердцем дал жилище
Двум сущностям – их не разнять.
Ступни мне обжигает ад,
И рай огнем в лицо мне дышит.
Ни жизнь, ни смерть не пощадит…
Я тот, кто воплощает слово
И не находит ему крова –
Отец, но для детей не щит…

… Тень свою я приподнял
Над собой и сел в тенечке,
Поудобней в холодочке
Примостившись, задремал.

Критик проходил знакомый –
Весь в поту. Ко мне подсел.
Отдышаться не успел,
Спохватился: быть такому?!

Осмотрелся, тень потрогал,
Убеждаясь в полной мере –
Бросил строго: «Я не верю!»
И пошел своей дорогой.

Читайте также: