Крылов михаил михайлович стихи
Обновлено: 04.11.2024
Язык моей древней Албанской земли,
Века и народы венок твой сплели.
Венок необычный. Слова как цветы
Создали величье его красоты.
И каждое племя, наречье, село,
В этот венок свое слово вплело.
И каждый язык, как бы ни был он мал,
Почетное место в венке занимал.
В нем вечная слава лезгинской земли,
Бессмертье сына ее – Шарвили.
Он так непокорен, велик и могуч,
Как гордый Шахдаг средь ущелий и круч.
Рычание рыси и клекот орла,
Язык мой, природа тебе отдала.
Вливались в тебя как в большую реку
Слова языков – ручеек к ручейку.
Ты вечно сияешь подобно заре,
Над древним Ширваном, Кубой и Кюре.
Ты голос матери в песнях звучал,
Ее колыбельной мне люльку качал.
Тобою с нами Сулейман говорит,
И в слове Эмина твой огонь горит.
Словами своими в тяжелые дни
Крепил ты мой дух. Помогали они
Мне выстоять в горе. Ты щит мой и меч,
Мне данный народом, чтоб правду беречь.
Иные тебя предали, но все ж
Тебя не сломили ни подлость, ни ложь.
Тебя принижая, мечтали они
В почете и славе прожить свои дни.
Кто помнит теперь их, ушедших в века,
Без чести, без имени, без языка?
О, те, кто язык свой забыли родной!
Не может быть матери больше одной.
Лишь та, что вспоила тебя молоком,
С тобой говорила одним языком.
Ее ли забыть и простить ли того,
Кто предал язык, кто унизил его?
И я, коль забуду – пусть лучше тогда
Исчезну как гунн, не оставив следа!
Река Самур – серединная река,
Ты боль земли несешь издалека.
С дальних гор, где твой сокрыт исток,
Ты с Запада стремишься на Восток.
Но если б эти воды унесли
Печаль, тобой поделенной земли!
И море навсегда принять смогло,
То горе, что на сердце легло.
Мне кажется – безмолвна вода
Не землю – сердце делит навсегда.
С землею схож рисунок наших лиц,
Глаза – озера смотрят из глазниц.
Оврагами морщины рассекли
Нам лоб как сушу бренную Земли.
От жизни многотрудной и лихой
Лицо как перепахано сохой.
И эта нива, что родить должна,
Принявшая надежды семена…
Лишь осень жизни сможет дать ответ,
Получим урожай мы или нет.
И хватит ли для всходов тех тепла,
Что наша кровь по жилам принесла?
А слезы? Влагу нужную дадут?
Иль ливнями посевы изведут?
Не потому ль Земле подобны мы,
Что станет ею за порогом тьмы?
Тот, кто забыл отца,
Забудет дом и имя.
Кто мать забыл –
Забудет свой исток.
Друзей забыв,
Деливший горе с ними,
Сам, более чем враг,
Бесчестен и жесток!
У нас у всех – один судья.
Доживши до седин,
Хочу добиться права я
Судить себя один.
Как в зеркале отражена
Вся жизнь. На склоне лет
Увижу – праведна она?
А, может быть и нет.
И совесть смотрит на меня.
Ее суровый взор,
И защищая и виня,
Выносит приговор.
Она спокойна и тверда.
И беспристрастен суд.
Здесь ни заслуги, ни года
От кары не спасут…
И приговор пусть будет строг,
Суди иль не суди –
Я свой оканчиваю срок,
Лишь вечность – впереди…
Свечи плачут, и воска слеза
Льется медленно, стынет как камень…
Скажи, скажи – не твои ль глаза
В небе темном горят огоньками?
А бумага бела предо мной,
Ни строки, ни единственной строчки.
Одиночество темной стеной,
Пустота без спасительной точки.
Свечи плачут. По мне? По тебе?
Тает свет их в неверности теней.
И со стоном в очажной трубе
Бьется ветер – непризнанный гений.
Где, в какой неизвестности ты?
Я напрасно шепчу твое имя.
Лишь печально на мир с высоты
Смотрят звезды глазами твоими.
То время мчится как стрела,
То тащится арбой.
Ах, если б жизнь моя была
В ладу сама с собой!
Вот нива зреет, но зерно
Посеяно не мной.
Вот мчится счастье, но давно
Не я с ним, а другой.
Казалось на гору взойти,
Вот и жизни суть.
Но снова горы на пути,
И снова нужно в путь.
Стихи, написанные в бреду
То становлюсь я меньше муравья,
То становлюсь огромней неба я.
То эхо в пустоте моей звенит,
То целен я и крепок как гранит.
То полон я бессмысленных идей,
То я набат, сзывающий людей.
То болен всеми болезнями Земли,
То плавлюсь, как часы с картин Дали.
Рожденный в муках, помню первый крик,
И свет, что вспыхнул! Точно молний блик.
Мне в руки неокрепшие вложил
Создатель меч, чтоб я достойно жил.
Из языка сковал он этот меч,
Чтоб словом мог я правду уберечь.
Где больше правды – в яви или сне?
И где слова, что закалялись в огне?
Протоптано дорог немало мной,
Пегас стучит копытом за спиной.
Пугаю ль мир присутствием своим?
А может сам оберегаем им?
В раздумье стою я на полпути.
Скажи-ка, ветер, как свой путь найти?
Человек – только точка одна
На картине вселенной…
В бесконечности
вспыхнет она
И исчезнет мгновенно.
И от этого
в дальних мирах
Ничего не случится!
Боль –
Как искра прорвется сквозь мрак,
И в пространство умчится…
Как птица сонк без тела и души,
Кричу в пространство. Только нет ответа.
О, мир! Скажи, зачем жестокость эта?
Ответом безысходность разреши.
Зачем же этот вечный зов? Ответь,
Коль он в горах лишь эхом отдается,
Зачем душа моя сонк-птицей бьется,
Но не находит сил, чтобы взлететь?
Уходишь ты… К груди прижаты руки.
По берегу морскому вдоль воды.
И на песке сыром следы разлуки,
Как будто горя нашего следы.
Уходишь ты… И по плечам дрожащим
Колышет ветер шелковый платок.
Мы оба в прошлом, оба в настоящем,
Грядущий день бесчувствен и жесток.
Уходишь ты… Мы этого хотели.
Кто виноват? Вини иль не вини,
Но только сердце бьется, бьется в теле,
Прошедшего отсчитывая дни.
Уходишь ты… Ну, что же, все бывает.
Нам не хватало счастья на двоих.
Волна с песка следы твои стирает…
В моей душе что же смоет их?
Цыганка смуглая… О., как прекрасна ты!
Ночь. Лето. Степь. Постелью нам – цветы.
Ты встретила меня как дождь земля…
Все тише треск сгоревшего угля.
А искры, те, что в небо поднялись,
Над нами тихо звездами зажглись.
И табор, словно спящие холмы,
И в тишине одни с тобою мы.
Ты – создание вольницы степной,
Как жаркий ветер, приносящий зной.
И от его невидимых лучей
Становится на сердце горячей.
Все в тебе, иных желаний нет.
В моих объятьях солнца жаркий свет.
В моих объятьях сполохи зарниц,
И жжет огонь из-под твоих ресниц.
Я обнимаю яркую зарю,
Как мотылек в огне – в тебе горю.
Ночь коротка. Торопит утро нас.
Последних звезд далекий свет угас.
Одна лишь ночь смогла меня понять,
Но день идет – любимою отнять.
О, утро зарождающий восток,
Зачем ты так бездушен и жесток?
«Зарю напрасно, милый, не вини.
Тебе лишь ночь, а вольной степи – дни…
Я без нее не проживу и дня,
Ведь степь мне мать, что родила меня».
Руки моей коснулась ты слегка.
Что говорит тебе моя рука?
«Рисунок жизни на ладони строг,
И линии ее как сто дорог.
Расходятся и не сойдутся вновь,
Вот – жизнь твоя, а вот – моя любовь.
И нет с тобой дороги нам одной.
Прощай… И не суди меня, родной.
Твоя рука… Все сказано на ней.
Любить тебя мне до последних дней.
Но крови зов не победить любви.
Не забывай меня и не зови…
Я ухожу, но я всегда с тобой –
Простором, ветром, далью голубой…»
1974. Молдавия, Дуббосары.
На флейте играет Расим Хаджи…
О чем играет? Музыка, скажи.
Стихает мир, стихает сердца стук,
Заслышав флейты чуть печальный звук.
И солнце ход остановило свой,
Молчит гора, поникнув головой.
И притаился ветер среди туч,
Смирились реки меж скалистых круч.
Замолкли перед музыкой твоей
И хор цикад, и звонкий соловей.
Расим Хаджи! Играй, мой друг, играй,
Пусть быстрей проснется наш алпанский край.
Два мастера в одном ауле жили.
Их чтили люди. Только к одному
Они всегда с улыбкой приходили
И грели душу радостью ему.
К другому шли – исполнены печали.
А мастер – точно он всему виной.
Взгляд отводил, когда глаза встречали
Тех, чьи родные в мир ушли иной.
Был первый весел и со всеми дружен,
Он приходивших радостно встречал.
Другой скорбел, что тоже людям нужен,
И, разделяя горе их, молчал.
Ну, а когда творца молить случалось,
То каждый у него просил свое:
Один – чтобы работа не кончалась,
Другой – чтоб вовсе не было ее.
Так день за днем тянулись вереницей,
А за годами шли и шли года…
И мастерство невидимой границей
Их судьбы разделило навсегда.
Они искусны оба были в деле,
Тот и другой аулу нужен был.
Веселый мастер – делал колыбели,
А грустный мастер – камни для могил.
Жизнь заново начну я с завтрашнего дня,
Всем напишу, кто ждет ответа от меня,
На помощь ближним завтра я приду,
И завтра целый день с любимой проведу.
Строку заветную я завтра отыщу,
И от неправды правду защищу,
И песнь спою, чтоб подхватил народ.
Назавтра много у меня забот…
Но заскрипела дверь, и входит смерть моя:
«На завтра дел нету у меня!».
Все может быть. Настанут времена –
Забудутся народов имена.
А слух привыкнет к новым именам
Забывши те, что предки дали нам.
Уйдет язык, что с детства нам знаком,
Что впитан с материнским молоком.
Что было свято – станет всем чужим.
Ненужным будет то, чем дорожим.
И станут люди тем словам внимать,
Которых нам не говорила мать.
За то судьбу благодарю сейчас,
Что на Земле тогда не будет нас.
Читайте также: