Кильдяшов михаил александрович оренбург стихи
Обновлено: 04.11.2024
Оренбургская писательская организация СПР запись закреплена
МИХАИЛ КИЛЬДЯШОВ
ДЕДУШКА ГЕНА
памяти Геннадия Хомутова
15 июля на 82 году жизни не стало Геннадия Хомутова – русского поэта, бессменного руководителя Оренбургского областного литературного объединения им. В.И. Даля, члена Союза писателей России и Оренбургского регионального отделения Изборского клуба.
Соболезнуем родным и близким…
МИХАИЛ КИЛЬДЯШОВ. КРУГОВОРОТ ТЕПЛА
I
Дедушка Гена
На Востоке говорят: «Учитель приходит к тому, кто готов учиться». Не знаю, насколько мы, оренбургские школьники и студенты нулевых, стремились «впитывать знание», но встреча с Геннадием Федоровичем Хомутовым оказалась для каждого из нас судьбоносной.
Возделывая свой «Расцветающий сад» - литгруппу для юных авторов, только-только взявшихся за перо – Геннадий Федорович как никто другой знал, что хрупкую рассаду на первых порах поливают не из ведра, а из лейки, бережно взращивают каждый стебелек.
«Я никому не прибавляю таланта» - так говорил он каждому, но, как сказано у кого-то из классиков: «нельзя научить писать хорошо, но можно отучить писать плохо». А еще можно научить до фанатизма любить литературу, убедить в том, что не она становиться продолжением жизни, а жизнь вытекает из нее. Можно научить не просто жить, а дышать русским словом, когда оно оказывается для тебя такой же необходимостью, как вода и хлеб.
«Расцветающий сад» стал для нас местным Литературным институтом, факультетом одного преподавателя, где в атмосфере здорового соперничества и сотворчества каждый из нас обрел лучших друзей, где после общения с Геннадием Федоровичем у каждого появился не только «мой Пушкин», но и «мой Лермонтов», «мой Некрасов», «мой Есенин», живыми людьми пришли к нам Твардовский, Слуцкий, Глазков, Передреев и Рубцов. А на филологическом факультете педуниверситета студентов-литгрупповцев, видимо, по аналогии с «Донской ротой», стали называть «Хомутовской ротой».
Если среднее поколение оренбургских писателей – «сыновья» Геннадия Федоровича – называли его в духе сложных словесных сокращений эпохи «ГенФед», что напоминает звук передернутого затвора, то мы, «внуки», с чьей-то легкой руки, а точнее, языка меж собой звали его «Дедушка Гена» - есть в этом что-то напевное, доброе, домашнее. И действительно, часто мы доверяли ему то, о чем не решались сказать родителям, просили совета в самых решающих жизненных моментах. Так, в эпоху экономистов, юристов и программистов он убеждал нас не предавать слово и поступать в Литературный и педагогический институты. Он изо всех сил отстаивал нас в битвах за прием в Союз писателей России. А еще мы любили шутить, что к двум извечным русским вопросам «что делать?» и «кто виноват?» дедушка Гена добавил третий «Ты пока не женился?».
Наверное, каждый из нас как руководство к действию, как творческое мерило пронесет с собой через всю жизнь мудрые слова Геннадия Федоровича: «Поэт – это тот, кто видит обратную сторону луны»; или «Поэт – это тот, кто помнит себя в детстве»; или «Под дулом пистолета что угодно сделаешь, только стихотворения хорошего не напишешь»; или «У русских есть всего лишь один недостаток – небрежное отношение к собственному таланту».
Мы привыкли к тому, что реки впадают в море, наш же дедушка Гена - бескрайний океан, отдававший свои воды – душевные и творческие силы - бурлящим рекам и звенящим ручьям. Сам Геннадий Федорович определил литгруппу очень тепло и по-семейному: «Наше литературное объединение можно было бы сравнить с большой русской печью, у которой согреваются, запасаются теплом начинающие авторы». Вот так и раздавал всем из своей творческой печи Геннадий Федорович хлебы ситные да румяные, а себе-то оставил совсем немного, но этого хватило на прекрасный цикл стихов «Голодное эхо» - цикл «живой, как жизнь».
Ошибаются те, кто считают Геннадия Хомутова поэтом одной темы. Просто через эту одну, ключевую, тему войны, пульсирующую, как аорта, дышащую, как зияющая рана, он сумел выйти на все, что дорого русской душе: дом, семья, детство, природа, Родина. Сумел создать не картину, а точный, суровый рисунок народного мужества, явить во всей полноте философию русской жизни: «Земли нам мало. Нас повыше тянет, к облакам».
Читая стихи из цикла «Голодное эхо», осознаешь, что во время войны у нас не было тихого, «без-бойного» тыла, линия фронта не отвела укромных уголков – все оказалось сплошной битвой, пришлось отвоевывать каждую пядь земли, даже там, где не прошли танки и вражеская пехота:
Миссией поколения детей войны стало написать и рассказать «свои житейские былины». Не «были», а именно «былины», потому что есть в этих рассказах что-то богатырское, мощь детского духа, стойкости которого ничего не сможет противопоставить даже самый лютый враг. Кажется, неведомый хирург установил в полевом госпитале особый аппарат, связующий фронт и тыл - и кровь бойцов пролилась через гусиные перья в озябших пальцах учеников:
Как будто перья мы макали
В траншейную слепую грязь
И строчки черные бежали,
И строчки красные текли
Война в первую очередь лишает хлеба и тепла. Наверное, нет ничего страшнее, когда голодают дети. Хлеб становится для них единственной драгоценностью, ценнее игрушек и обновок: «Мать обменяет сапоги на хлеб».
Перед хлебом благоговеют, как перед иконой, прежде чем съесть, его пытаются запомнить, им хотят налюбоваться:
На черный хлеб я погляжу,
Его рукой поглажу,
Потом в сторонку отложу
И отодвинусь даже.
И теперь мы чувствуем, что злое голодное эхо разнеслось на несколько поколений. Мы, внуки и правнуки, в мирное время не выкидываем хлебные крошки. Видимо, голод передался нам генетически – и мы уже никогда не сможем кидаться едой, как в дешевых западных комедиях. Мы едим за наголодавшихся, и потому только русские во всей полноте понимают слова молитвы: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». И отсюда так остра тоска этого поколения по русскому хлебосолью, где «каждый цветок по горло в меду».
Голод лишил русские дома соломенных крыш: они пошли на корм измученным домашним животным, и оттого веками создававшийся русский космос стал продуваем всеми ветрами военного лихолетья: «мы подняли руку на крышу». Обнаженные балки этой крыши стали напоминать выпирающие ребра изможденных детских тел: «И душу сжимает внезапная жалость, Когда обнажаются ребра стропил».
Поколение наголодавшихся и нахолодавшихся будет потом всю жизнь искать источники тепла, собирать его в мире по крупицам, будь то материнские варежки:
А эта шерсть в осеннем октябре
Из ушка прялки вытекала нитью …
Мать помнила о лютом январе
И торопилась к этому событью.
или негасимый огонь деревенских печей:
А сколько спички стоили, кто скажет?
У нас в тылу, во времена войны?
Да их тогда и не было в продаже,
И значит – спичкам не было цены.
Простые спички нам огонь хранили.
Далёкая, военная пора.
А если в доме печи протопили –
Над жаром колдовали до утра.
Когда ж огонь из дома упускали
И в топке холодела головня,
Тогда меня с жаровней посылали:
– Иди к соседям и займи огня.
Мне в жизни видеть приходилось всякое,
Но мысль одна таится у меня:
Когда в душе моей огонь иссякнет –
Пойду к народу и займу огня.
Русская душа мечтает о вечном двигателе добра, стремится создать круговорот тепла, которое, передаваясь от человека к человеку, никогда не иссякнет, не уйдет через черные дыры равнодушных сердец и не будет развеяно холодными ветрами чужой стороны:
У солнца зимой не хватает тепла,
И мы кочегары, ему помогаем.
И после, казалось, бесконечной военной зимы вернётся неизбывное тепло родной земли, будто дети продышат на ней ледяную корку и напишут новые житейские былины «О верности отчему дому, О радости новой весны».
ГЕННАДИЙ ХОМУТОВ
Самодельные чернила
Скорей, скорей, скорей оттаивайте,
Чернила наши самодельные.
И ничего вы не утаивайте
Про тыловые дни метельные,
Про наши беды неисчетные,
Про будни строгие и хмурые…
Из бузины и жирной сажи,
И нам чернила намекали
(Так нам казалось каждый раз),
Как будто перья мы макали
В траншейную слепую грязь,
В огонь и дым больших пожаров
И строчки черные бежали,
И строчки красные текли.
А до победы долго топать
В чернилах копоть, копоть,
и кровь и глина…
Сорок пятому году не досталось тетрадей —
За войну всю бумагу похоронки истратили.
Мы в школу с собой притащили тома.
И они пригодились для урока письма.
Между строчек классических, строчек печатных,
Между строчек веселых и строчек печальных,
Над которыми в юности будем мы плакать,
Над которыми будут гореть ночники,
Мы сидим и старательно пишем каракули —
Палочки и крючки.
Наши беды предвидели беллетристы с поэтами.
И для нас между строчек оставляли просветы.
Катерина Ивановна ходит по классу.
Катерина Ивановна наблюдает урок,
А ей помогают учить нас Некрасов,
Горький, Гоголь и Блок.
Наш урок посети.
С нами рядом за партами посиди.
Посмотри, как мы учимся, посмотри, как мы пишем,
Посмотри, как на пальцы холодные дышим.
Мы подарим на память тебе наш урок.
Надежней их спрячь в уголок.
С сорок первого года пусты закрома,
С сорок первого года до сорок шестого.
Вот я в школу иду вдоль амбара пустого,
Вот я в школу иду.
Там — еда задарма.
Вот налево сады, а направо — склады.
Заору я в окошко худое.
И голодное эхо и, наверное, злое
Это я на учебу иду.
Это я тороплюсь и шагаю, шагаю.
Повторяю короткий стишок на ходу.
Но о школьной похлебке не забываю.
Там сейчас повара над едою мудрят.
Чтобы мы хорошо продолжали учиться,
Черным хлебом накормят ребят
И похлебкой дадут насладиться.
Вы смогли наскрести
На ребячьи обеды в те годы далекие,
Оставалось нам самое легкое —
Только ложки с собой принести.
Я сапоги подробно изучал.
Я пальцем по подошвам постучал.
Смял голенища, осмотрел подковы,
а гвозди не торчат?
Вот немцы — тоже мастера толковые,
И немцы могут сапоги тачать.
Потом обулся, вышел за порог.
Пошел я в семилетку на урок.
А вся округа белою была.
Вся в инее, как будто в зимних росах.
Единственная улица села
Свела меня с молоденьким морозом.
Мороз у самых ног моих звенел
И на куски на лужах рассыпался.
И белый иней с веток осыпался,
И ветер длинно в проводах гудел.
Навстречу мне шагали земляки,
Спокойные, дотошные сельчане.
Они мою обновку замечали:
Они вопросы сыпали свои
И слышали мои ответы веские.
И был тогда от радости я слеп.
Глаза мои — куда же вы глядели?
Я знать не знал, что через три недели
Мать обменяет сапоги на хлеб.
Наверно, зима никогда не пройдет.
Наверное, снег никогда не растает.
Голодная Жданка в сарае ревет,
Кормилица наша газету читает.
Еще у зимы все дороги кривы,
И солнце никак не поднимется выше.
И надо корове дожить до травы, —
Мы подняли руку на крышу.
В солому вгрызаемся зубьями вил,
Она погнила, почернела, слежалась.
И душу сжимает внезапная жалость,
Когда обнажаются ребра стропил.
Всё мать. И виною рассказы ее
О жизни счастливой своей довоенной:
«Отец подымал этот дом пятистенный
И крышу он сам водружал на жильё…
А я помогала. Была занятой,
А крыли мы длинной соломой ржаною.
Я помню: солома была золотой,
А я молодою, еще не вдовою».
Геннадий Федорович Хомутов (10.05.1939 – 15.07.2020) – поэт, литературный критик, член Союза писателей России, член Оренбургского регионального отделения Изборского клуба.
Родился в селе Кувай Покровского района Оренбургской области. Учился в Литературном институте имени А.М. Горького. Служил в Советской армии.
С 1964 года – бессменный руководитель областного литературного объединения имени В.И. Даля и с 1994 года - руководитель детского литературного объединения «Расцветающий сад».
Автор книг «Мёд гостеприимства», «Ранняя память», «Вот я в школу иду», «Голодное эхо», «Письма ко мне».
Стихи самого Геннадия Хомутова были высоко оценены Борисом Слуцким, Леонидом Мартыновым, Николаем Глазковым, Николаем Рубцовым, Анатолием Передреевым и другими.
Оренбургское областное литературное объединение им. В.И. Даля – одного из старейших творческих объединений в России. Как талантливый организатор и педагог, уникальный знаток отечественной словесности Г.Ф. Хомутов сумел создать для одаренной молодежи Оренбуржья неповторимую атмосферу творческого единения.
За все годы работы литобъединения школу Г.Ф. Хомутова прошли тысячи начинающих литераторов, многие из которых окончили лучшие учебные заведения страны: МГУ, ЛГУ, Педагогический университет имени Герцена, Литературный институт имени А.М. Горького, МГИМО, ВГИК. Более двадцати бывших членов литобъединения, сделавших в нем первые творческие шаги, стали кандидатами и докторами наук. Многие из воспитанников литобъединения стали сотрудниками издательств, журналов, газет: «День литературы», «Литературная газета», «Новый мир», «Роман- газета», журналов «Дружба народов», «Молодая гвардия», «Брега Тавриды», «Гостиный двор», областных газет «Оренбуржье», «Южный Урал», «Вечерний Оренбург».
Произведения прозы, поэзии и публицистики «далевцев» печатались и печатаются в самых значительных журналах страны: «Октябрь», «Наш современник», «Москва», «Дружба народов», «Урал», «Волга», «Роман-газета», «Роман-журнал», «Изборский клуб».
В разные годы участниками литературного объединения были ныне известные всей читающей России авторы: Владислав Бахревский, Иван Уханов, Алексей Саморядов, Геннадий Красников, Александр Неверов, Фарид Нагим, Михаил Кильдяшов, Владимир Одноралов, Александр Старых, Влада Абаимова, Иван Ерпылев.
За многие годы творческой деятельности Г.Ф. Хомутовым было организовано более тысячи читательских конференций, книжных презентаций, круглых столов и семинаров, в ходе которых регулярно открывались новые таланты. География подобных встреч охватывает всю Оренбургскую область и соседние регионы страны и ближнего зарубежья.
За литературную и просветительскую деятельность Г.Ф. Хомутов награжден различными премиями, среди них:
Всероссийская литературная пушкинская премия «Капитанская дочка» за большие заслуги в воспитании литературной смены и за высокие художественные достоинства книги «Вот я в школу иду» - 1999 г.;
Всероссийская литературная премии «Традиция» за беззаветное многолетнее служение воспитанию молодых литераторов – декабрь 2001 г.;
Международная шолоховская премия «Они сражаются за Родину» за достижения в области литературы и краеведения – 2000 г.;
Международная премия «Имперская культура» за служение русской литературе и многолетнюю поддержку молодых литераторов – 2013 г.
Читайте также: