И с тургенев бирюк стихи в прозе русский язык близнецы два богача воробей

Обновлено: 05.11.2024

Доб­рый мой чита­тель, не про­бе­гай этих сти­хо­тво­ре­ний спод­ряд: тебе, веро­ятно, скучно ста­нет – и книга выва­лится у тебя из рук. Но читай их враз­дробь: сего­дня одно, зав­тра дру­гое, – и кото­рое-нибудь из них, может быть, заро­нит тебе что-нибудь в душу.

Деревня

Послед­ний день июня месяца; на тысячу верст кру­гом Рос­сия – род­ной край.

Ров­ной сине­вой залито все небо; одно лишь облачко на нем – не то плы­вет, не то тает. Без­вет­рие, теп­лынь… воз­дух – молоко парное!

Жаво­ронки зве­нят; вор­куют зоба­стые голуби; молча реют ласточки; лошади фыр­кают и жуют; собаки не лают и стоят, смирно пови­ли­вая хвостами.

И дым­ком-то пах­нет, и тра­вой – и дег­тем маленько – и маленько кожей. Коноп­ля­ники уже вошли в силу и пус­кают свой тяже­лый, но при­ят­ный дух.

Глу­бо­кий, но поло­гий овраг. По бокам в несколько рядов голо­ва­стые, книзу исщеп­лен­ные ракиты. По оврагу бежит ручей; на дне его мел­кие камешки словно дро­жат сквозь свет­лую рябь. Вдали, на конце-крае земли и неба – сине­ва­тая черта боль­шой реки.

Вдоль оврага – по одной сто­роне опрят­ные амбар­чики, кле­тушки с плотно закры­тыми две­рями; по дру­гой сто­роне пять-шесть сос­но­вых изб с тесо­выми кры­шами. Над каж­дой кры­шей высо­кий шест скво­реч­ницы; над каж­дым кры­леч­ком вырез­ной желез­ный кру­то­гри­вый конек. Неров­ные стекла окон отли­вают цве­тами радуги. Кув­шины с буке­тами нама­ле­ваны на став­нях. Перед каж­дой избой чинно стоит исправ­ная лавочка; на зава­лин­ках кошки свер­ну­лись клу­боч­ком, насто­ро­жив про­зрач­ные ушки; за высо­кими поро­гами про­хладно тем­неют сени.

Я лежу у самого края оврага на разо­стлан­ной попоне; кру­гом целые вороха только что ско­шен­ного, до истомы души­стого сена. Догад­ли­вые хозя­ева раз­бро­сали сено перед избами: пусть еще немного посох­нет на при­пеке, а там и в сарай! То-то будет спать на нем славно!

Кур­ча­вые дет­ские головки тор­чат из каж­дого вороха; хох­ла­тые курицы ищут в сене мошек да бука­шек; бело­гу­бый щенок барах­та­ется в спу­тан­ных былинках.

Русо­куд­рые парни, в чистых, низко под­по­я­сан­ных руба­хах, в тяже­лых сапо­гах с ото­роч­кой, пере­ки­ды­ва­ются бой­кими сло­вами, опер­шись гру­дью на отпря­жен­ную телегу, – зубоскалят.

Из окна выгля­ды­вает круг­ло­ли­цая молодка; сме­ется не то их сло­вам, не то возне ребят в нава­лен­ном сене.

Дру­гая молодка силь­ными руками тащит боль­шое мокрое ведро из колодца… Ведро дро­жит и кача­ется на веревке, роняя длин­ные огни­стые капли.

Передо мной стоит ста­руха хозяйка в новой клет­ча­той паневе, в новых котах.

Круп­ные дутые бусы в три ряда обви­лись вокруг смуг­лой худой шеи; седая голова повя­зана жел­тым плат­ком с крас­ными кра­пин­ками; низко навис он над потуск­нев­шими глазами.

Но при­вет­ливо улы­ба­ются стар­че­ские глаза; улы­ба­ется все мор­щи­ни­стое лицо. Чай, седь­мой деся­ток дожи­вает ста­рушка… а и теперь еще видать: кра­са­вица была в свое время!

Рас­то­пы­рив заго­ре­лые пальцы пра­вой руки, дер­жит она гор­шок с холод­ным несня­тым моло­ком, прямо из погреба; стенки горшка покрыты росин­ками, точно бисе­ром. На ладони левой руки ста­рушка под­но­сит мне боль­шой ломоть еще теп­лого хлеба: кушай, мол, на здо­ро­вье, заез­жий гость!

Петух вдруг закри­чал и хло­пот­ливо захло­пал кры­льями; ему в ответ, не спеша, про­мы­чал запер­той теленок.

– Ай да овес! – слы­шится голос моего кучера.

О, доволь­ство, покой, избы­ток рус­ской воль­ной деревни! О, тишь и благодать!

И дума­ется мне: к чему нам тут и крест на куполе Свя­той Софии в Царь-Граде и все, чего так доби­ва­емся мы, город­ские люди?

Разговор

Ни на Юнг­фрау, ни на Фин­сте­ра­ар­горне еще не бывало чело­ве­че­ской ноги.

Вер­шины Альп… Целая цепь кру­тых усту­пов… Самая серд­це­вина гор.

Над горами бледно-зеле­ное, свет­лое, немое небо. Силь­ный, жест­кий мороз; твер­дый, искри­стый снег; из-под снегу тор­чат суро­вые глыбы обле­де­не­лых, обвет­рен­ных скал.

Две гро­мады, два вели­кана взды­ма­ются по обеим сто­ро­нам небо­склона: Юнг­фрау и Финстерааргорн.

И гово­рит Юнг­фрау соседу:

– Что ска­жешь нового? Тебе вид­ней. Что там внизу?

Про­хо­дят несколько тысяч лет – одна минута.

И гро­хо­чет в ответ Финстерааргорн:

– Сплош­ные облака засти­лают землю… Погоди!

Про­хо­дят еще тыся­че­ле­тия – одна минута.

– Ну, а теперь? – спра­ши­вает Юнгфрау.

– Теперь вижу; там внизу все то же: пестро, мелко. Воды синеют; чер­неют леса; сереют груды ску­чен­ных кам­ней. Около них все еще копо­шатся козявки, зна­ешь, те дву­ножки, что еще ни разу не могли осквер­нить ни тебя, ни меня.

Про­хо­дят тысячи лет – одна минута.

– Ну, а теперь? – спра­ши­вает Юнгфрау.

– Как будто меньше видать козя­вок, – гре­мит Фин­сте­ра­ар­горн. – Яснее стало внизу; сузи­лись воды; поре­дели леса.

Про­шли еще тысячи лет – одна минута.

– Что ты видишь? – гово­рит Юнгфрау.

– Около нас, вблизи, словно про­чи­сти­лось, – отве­чает Фин­сте­ра­ар­горн, – ну, а там, вдали, по доли­нам есть еще пятна и шеве­лится что-то.

– А теперь? – спра­ши­вает Юнг­фрау спу­стя дру­гие тысячи лет – одну минуту.

– Теперь хорошо, – отве­чает Фин­сте­ра­ар­горн, – опрятно стало везде, бело совсем, куда ни глянь… Везде наш снег, ров­ный снег и лед. Застыло все. Хорошо теперь, спокойно.

– Хорошо, – про­мол­вила Юнг­фрау. – Однако довольно мы с тобой побол­тали, ста­рик. Пора вздремнуть.

Спят гро­мад­ные горы; спит зеле­ное свет­лое небо над навсе­гда замолк­шей землей.

Старуха

Я шел по широ­кому полю, один.

И вдруг мне почу­ди­лись лег­кие, осто­рож­ные шаги за моей спи­ною… Кто-то шел по моему следу.

Я огля­нулся – и уви­дал малень­кую, сгорб­лен­ную ста­рушку, всю заку­тан­ную в серые лох­мо­тья. Лицо ста­рушки одно вид­не­лось из-под них: жел­тое, мор­щи­ни­стое, вост­ро­но­сое, без­зу­бое лицо.

Я подо­шел к ней… Она остановилась.

– Кто ты? Чего тебе нужно? Ты нищая? Ждешь милостыни?

Ста­рушка не отве­чала. Я накло­нился к ней и заме­тил, что оба глаза у ней были застланы полу­про­зрач­ной, бело­ва­той пере­пон­кой, или пле­вой, какая бывает у иных птиц: они защи­щают ею свои глаза от слиш­ком яркого света.

Читайте также: