Галкин самуил залманович стихи
Обновлено: 22.11.2024
[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2006 АДАР 5766 – 3 (167)
Самуил Галкин
Леонид Кацис
Самая близкая к нашим дням публикация переводов С. Галкина содержится в сборнике «Поэзия узников ГУЛАГа» (М., 2005). Казалось бы, не с этого надо начинать рассказ о поэте, ставшем классиком еврейской литературы. Однако другой классик идишской поэзии Ицик Мангер, который неизбежно окажется в нашей антологии, писал, обращаясь к уже умершему Галкину: «Теперь я могу тебе сказать, что среди всех творивших на идише в Советском Союзе ты был исключением в одном: у тебя есть адрес после смерти, могила, легальная могила <…> Кто из всей плеяды еврейских поэтов в Советском Союзе может сравниться с тобой? Ни один еврейский писатель, ни один еврейский поэт в Стране Советов не достиг того, чего достиг ты».
Это писал живший в Польше, США и Израиле Ицик Мангер. И писал после смерти Галкина, когда уже не мог повредить своему коллеге в СССР. Ведь сидел Галкин в инвалидном лагере Абези – том самом, где отбывали срок и философ Л. Карсавин, ведший когда-то полемику с А. Штейнбергом о судьбах еврейства, и искусствовед Николай Пунин, и многие другие достойные люди.
Для нашей подборки мы выбрали стихи Галкина в переводе Анны Ахматовой, в переводе сидельца Николая Заболоцкого, а также в переводах живущего ныне в Израиле Валерия Слуцкого.
Переводы Слуцкого появились в рижском журнале «ВЕК» (1989, № 3). Рядом с ними-то и было помещено письмо Ицика Мангера своему покойному другу, так напоминающее письмо матери из «Жизни и судьбы» В. Гроссмана.
Можно было бы кратко рассказать о биографии Галкина, о его сборниках стихов до и после заключения, о его пьесах «Восстание в гетто» (1946), «Суламифь» (1938) или «Бар-Кохба» (1940). Однако, как говорил герой Галкина в «Бар-Кохбе»:
Довольно! Замолчи. Империя…
Противные слова! Антоний,
не злословь!
Политику долой! Споемте про любовь…
И мы обратимся к воспоминаниям того, кто слушал стихи Галкина «Глядя на звезды», кому Галкин читал свое стихотворение «Дер штерн» («Звезда»), «сопровождая, как обычно, чтение русским переводом». Это Анатолий Ванеев, чьи мемуары «Два года в Абези» считаются классикой гулаговской мемуаристики. «Помимо чтения стихов, Галкин рассказывал мне о хасидах, так как сам был из семьи хасида <…> По учению кабалы, Б-г творит мир посредством Тайны сжатия – сойд ха цимцум. Бесконечный – Энсоф – сжимает себя в букву “Юд”, которая по размеру почти точка и является первой буквой сокровенного имени Б-га. Сжимая Себя, Б-г как бы освобождает место, так как первоначально всё заполнено Им одним. Затем Б-г излучает Себя вне Себя. Эта эманация, совершенная вблизи к центру, на периферии принимает низшие формы бытия, что и есть сотворенный мир.
– Послушайте, – сказал я, – так ведь ваша Звезда и есть буква “юд”!
– Конечно, – ответил Галкин».
Стихотворение, о котором идет речь, перевела Анна Ахматова. Однако, как вспоминает Ванеев, «на идише оно звучит мужественнее, и Галкин, пересказывая его без рифмы, передал стихотворение ближе к оригиналу. Он говорил: “Эта звезда мне драгоценна – ради чистоты ее огня – ради того, что свет сам по себе чуден, – и еще ради того, что всё сияние своего огня – в себе самой, как в одной капле заключает она”». Закончив чтение и пересказ, Галкин признался, что написал это стихотворение под влиянием чувства поэтической зависти к стихотворению Иннокентия Анненского:
Среди миров мерцающих светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Важные комментарии к стихам Галкина продолжают порой неожиданно возникать как бы из небытия. И характерно, что вновь перед нами голос из Абези. В Нью-Йорке в 2005 году вышла книга воспоминаний покойного любавичского хасида Иосифа Немотина «Где эта улица, где этот дом». Там рассказывается история, которая удивительно близка рассказу о стихотворении «Звезда», запомнившемуся русскому товарищу по несчастью еврейского поэта. Только касается этот рассказ, по-видимому, стихотворения «“Ты, – говорил он, – идолопоклонник”, – / Мой старый папа, слушая меня. ».
А. Каплан. Рогачев, Быховская улица. 1928 год.
И. Немотин вспоминает рассказ Галкина о том, когда счастливый поэт в 30-х годах приехал в родной Рогачев с новеньким орденом. Орденоносца торжественно встречали и поздравляли все, кроме его отца. Когда же отец с сыном остались вдвоем, вспоминал Галкин, то отец, указывая ему на орден, сказал: «Сынок, ты, наверное, делаешь талантливую работу, но твоя работа – это Авойде зоре (“чужая работа”)». Это выражение на иврите, собственно говоря, и означает идолопоклонство. До конца понять всю серьезность слов отца может лишь тот, кто услышит эти древнееврейские слова во фразе на идише. Том самом языке, на котором писал свои стихи С. Галкин. Нечасто еврейские советские поэты, ушедшие в советский литературный мир, сохраняли верность миру и идеям своих отцов. В этом смысле Галкин довольно редкое исключение.
Хотелось бы – пусть в русском переводе, пусть не с тем предельным мужеством, непередаваемым по-русски, с каким поэт стоял, помня заветы отца, перед Всевышним и Его Звездой, – но чтобы энергия и чистый свет поэзии Самуила Галкина дошли до нас, его сегодняшних читателей, которым, как предсказывал он в стихотворении «Другу», его буква «когда-то будет странною для глаз». Это та самая «Буква», о которой писал в своем «Открытом письме» Галкину Ицик Мангер: «Ты видел, как “реабилитировали” твоих убиенных товарищей. Ты видел мумию убийцы в стеклянном гробу в Кремле.
И твое сердце не выдержало.
Союз писателей СССР подготовил твои похороны. Было, говорят, много венков. Среди них – даже один венок с еврейскими буквами.
Эти еврейские буквы были наверняка самыми печальными из провожавших тебя. Они молча глотали слезы и даже не взглянули на парадную кириллицу».
Читайте также: